Император Африки

Конечно, лежать под мягким женским телом, безусловно, приятно, но вот почему она так делает, ей что, посмертных лавров Заудиты не хватает? Сомнительная радость, на мой взгляд. Не понимаю я этих женщин, а казалось бы… Нет, не понимаю.

Сейчас мы скакали, понукая лошадей, стараясь одновременно оторваться от преследования и заманить подальше от своего отряда этих всадников. Но нет, пожалуй, хватит уже убегать! Преследователи ощутимо быстро нагоняли нас, стреляя на ходу из карабинов. Подождав удобного момента и подходящей местности, я подал условный сигнал.

Заметив его, все пулемётчики начали останавливать лошадей и укладывать их на землю, имитируя ранение. После чего стали лихорадочно отстёгивать ручные пулемёты от сёдел, к которым были привязаны. Пять, десять, пятнадцать секунд, и вот я вижу на мушке своего пулемёта, нет не фигуры врагов, а плотно замотанную какими-то тряпками грудь Азель, а потом её глаза.

— Они повернули, отсюда плохо стрелять, тебя обойдут, Змей!

Вот… Уже и обзываться стала! Хорошо, хоть змей, а не козёл или баран!

Я выглянул из-за крупа кобылы. Так и есть, всадники, громко улюлюкая и размахивая саблями, неслись не прямо на меня, а заходили слева, зачем-то обойдя меня сбоку. Времени на размышление не было и, переместившись на более удобную позицию на вершине бархана, я открыл огонь, присоединившись к пулемётчикам, открывшим огонь на секунду раньше меня.

Пулемёт громко застрекотал, бешено дёргаясь от судорожных усилий железного механизма, исправно выплёвывая крупнокалиберные пули, опустошая пулемётный диск и стремительно нагревая кожух воздушного охлаждения.

Впереди, на расстоянии не больше двухсот метров, стали падать, вместе со своими лошадьми, убиваемые пулемётным огнём всадники. Кони ржали, вставали на дыбы, сбрасывая седоков и, либо заваливались сами, либо, освободившись от седока, скакали, куда глядели их глаза, в ужасе прижав уши к грациозной голове благородного животного, древнего спутника человека.

Направляя ствол пулемёта влево-вправо, я косил, как траву, всех, кто скакал в мою сторону. Но тут пулемётный диск закончился, а враги нет! Всё-таки, это ручной пулемёт, а не станковый, и ёмкость его диска весьма ограничена.

— Патроны… Азель! Стреляющая рядом со мной из двух револьверов, «по-македонски», Азель не сразу поняла, что от неё надо. Пришлось добавить лирики в свой голос.

— Пулемётный диск давай, дура! Вот что хорошо в арабских и негритянских женщинах — они не обижаются сразу, а может, это потому, что вокруг нас жужжали пули, аки шмели, на клеверном поле. Не знаю.

Ждать, пока она сообразит, что надо подать мне пулемётный диск, я не стал, не до того, и сам полез за ним в кожаный мешок, прикреплённый к луке седла лошади. Вокруг нас безумствовали раскаты боя, состоящего из пулемётных очередей, выстрелов из карабинов и винтовок, свиста сабель и криков ярости и страха. Вся земля была покрыта трупами коней и людей, скошенных ружейно-пулемётным огнём.

Сила атаки и количество атакующих было так велико, что они не успевали испугаться, погибая в самоубийственном порыве мощной атаки. Всё же, пять тысяч против двухсот человек, пусть и с двадцатью пулемётами, это было много.

Но, постепенно стали сказываться тяжёлые потери у атакующих арабов, и положение начало выравниваться.

Со всех сторон слышались пулемётные очереди, перемежаясь с сухими винтовочными и револьверными выстрелами. Мои воины вступили в рукопашную, отстреливаясь от круживших вокруг них воинов газавата из револьверов.

На флангах было всё хорошо и потери, понесенные атакующими, не дали им возможности продолжать бой на равных. Мои воины сейчас добивали там всех, не успевших сбежать или повернуть коней вспять. А вот в центре, куда пришёлся основной удар более многочисленной лавы конников, положение было намного серьёзнее.

Я успел вынуть пулемётный диск из мешка и вставить его на штатное место, прихлопнув сверху ладонью, до звучного щелчка, говорившего, что он готов к работе. А вот передёрнуть затвор, загнав патрон в патронник, уже не успел.

— Мамба! — предостерегающе вскричала Азель, опустошив барабаны револьверов, которые держала в руках. Удар саблей чуть не раскроил её глупую голову. То, что ей самой угрожает опасность, она не видела.

В последний момент, заметив мои предостерегающе поднятые брови, она успела отдёрнуть голову, уходя из под удара, и сабля, скользнув, сбила и разрезала её тюрбан, отбросив его далеко в сторону. Длинная, чёрная, извивающаяся как змея, коса выскользнула из-под разрезанного тюрбана и стала хлестать по девичьей спине, пока Азель прыгала, пытаясь увернуться из-под ударов уже двоих всадников.

Кончик косы был зажат красивой заколкой, сделанной из слоновой кости. Женщины есть женщины, и это напоминание о её настоящей сущности словно подтолкнуло меня к решительным действиям по спасению не только своей чёрной шкуры, но и её.

На меня, с раскрытым в крике ртом, мчался араб, желая отхватить мою бестолковую голову. Сразу за ним показался ещё один, в богатой одежде, а за ним — ещё трое. Полный писец, как сказал чукча, увидев, как рванула нефтевышка на Ямале.

Вот сколько боёв и сражений прошло, а думал я только об одном. Да… и это был не маузер, висевший в своей деревянной кобуре у меня на поясе. В первую очередь я подумал о копье, которое, непонятно зачем, отстегнул от седла и положил рядом с пулемётом.

Доскакав до меня, лихой араб хотел было опустить саблю на мою голову, как его окликнул всадник в дорогой одежде, спешащий за ним.

— Не трогай его, Мехмет, он мой!

Эта пауза стоила жизни этому самому Мехмету. За секунду я, как средневековый алебардист, выдернул своим, почти парадным, копьём из седла этого Мехмета, ударив в его корпус. Взвился вверх змеиный бунчук, и кровь потекла по сухим шкуркам разнообразных змей.

Ритуальное копьё начало еле слышно потрескивать от тяжести, но выдержало. Зафиксировав несчастного в высшей точке параболы, я швырнул его в сторону богато одетого араба, еле увернувшегося от тела своего ещё живого воина. Капли крови окропили чёрную бороду, уподобив нападающего мифологическому вампиру.

— Ты умрёшь! — по-арабски прокричал он мне. Да, да, конечно. Только вот, блин, жду тебя, чтобы сдохнуть от твоей вонючей руки. Щазззз, разогнался! Наконец, здравая мысль смогла пробиться сквозь толстую корку моего замыленного мозга, и я вспомнил о своём товарище.

Товарищ маузер, ваш выход, Вам слово!

Хуссейн Абдаллах видел, как гибли его воины от пулемётного огня, абсолютно неожиданного для них. Они никогда не сталкивались, и даже не слышали о таком оружии. Впервые пулемёты Максима он увидел уже в своей армии, а уж об этих тупорылых и толстых штуках, которым в самый раз подходило название «шайтан-винтовка», вообще никто никогда не упоминал.

Иоанна Тёмного он рассмотрел издалека, двигаясь в последних рядах своего войска. О том, что их расстреливают и главное чем, Абдаллах узнал, когда увидел, как пулемёт Мамбы захлебнулся, опустошив весь диск, и поспешил этим воспользоваться.

Но впереди него скакал один из воинов его клана, из числа самых бедных. Увидев, что все лавры победы достанутся сейчас ему, Хуссейн экстренно воспользовался своим положением и крикнул молодому парню: «Не трогай его, Мехмет, он мой!».

Дальше все события пошли наперекосяк. Услышав знакомый голос верховного вождя газавата, Мехмет замешкался в самый последний момент и не успел опустить саблю, занесённую над Иоанном Тёмным. А дальше… Через секунду Мехмет уже болтался в воздухе, дрыгаясь всем телом и размахивая бесполезной саблей. Последовал взмах копья, несущего свою тяжелую ношу, и Мехмет, словно птица, полетел в сторону Хуссейна.

Тронув коня коленями, Хуссейн, как опытный наездник, направил его чуть в сторону, успев разминуться с летящим в него телом молодого воина. Но кровь из растерзанного тела всё же окропила губы и бороду вождя газавата. Сплюнув солоноватую жидкость в сторону, Хуссейн приготовился праздновать победу, когда Иоанн Тёмный рванул из кобуры маузер, не глядя взвёл его курок, и сразу выстрелил.