Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 19 из 22

Я невольно содрогнулся. Это существо было так похоже на человекообразного паука! Оно спускалось вниз по стене колодца, и тут я впервые заметил множество металлических подпорок для рук и ног, образовавших нечто вроде лестницы, спускавшейся в глубину шахты. Но спичка, догорая, обожгла мои пальцы и выпала из моих рук, а пока я зажигал другую, маленькое чудовище уже исчезло.

Не помню, сколько времени я просидел, всматриваясь в глубину колодца. Я долго не мог убедить себя, что виденное мною существо было человеком. Однако я начал мало-помалу прозревать истину, что человечество подразделилось на два вида животных. Изящные дети Верхнего Мира не были единственными потомками нашего поколения: побелевшее отвратительное ночное существо, промелькнувшее мимо меня, также было наследником предшествовавших веков.

Я вспомнил о башнях, вверху которых замечались постоянные воздушные течения, и о своей теории подземной вентиляции. Я начал подозревать их истинное назначение. Но какое же место я должен был отвести этому существу в моей схеме окончательно уравновешенной организации? Какое отношение имело оно к беспечному спокойствию прекрасных жителей Верхнего Мира? Что же скрывалось там, на дне этой шахты?

Я присел на край колодца, убеждая себя, что мне-то, во всяком случае, нечего бояться и что я должен спуститься туда, чтобы разрешить все свои недоумения. А между тем я чувствовал самый настоящий страх и не решался идти в колодец.

Пока я раздумывал, двое прекрасных надземных жителей, занимаясь любовным спортом, пробежали мимо из освещенного пространства в тень. Мужчина преследовал бегущую женщину и бросал в нее цветами. По-видимому, они очень смутились, увидев, что я держусь рукой за упавший столб и смотрю в глубь колодца. Очевидно, было не принято замечать эти отверстия, так как, когда я указал им на колодец и попробовал составить фразу на их языке и задать им вопрос об этом колодце, то они как будто еще более омрачились и отвернулись от меня. Однако их заинтересовали мои спички, и я сжег несколько штук, чтобы их позабавить.

Но когда я снова заговорил о колодце, то результат получился тот же самый. Тогда я оставил их в покое и решил отправиться к Цине и попытаться узнать что-нибудь от нее.

В мыслях моих совершался переворот, и мои догадки и впечатления получали новое объяснение. У меня был теперь ключ к этой загадке, я начинал постигать назначение этих вентиляционных башен, тайну колодцев и привидений, не говоря уже о бронзовых дверях и о судьбе моей Машины. И в то же время передо мной намечалось, пока еще в смутных чертах, разрешение той экономической проблемы, которая так занимала меня.

Вот каков был мой новый взгляд на вещи: ясно, что этот второй род людей был подземный. Три обстоятельства в особенности наводили меня на мысль, что редкое появление этих людей на поверхности было результатом их продолжительного и привычного пребывания под землей. Во-первых, блеклая окраска, общая у всех животных, живущих в темноте: например белые рыбы в Кентуккийских пещерах. Во-вторых – огромные глаза, обладающие способностью отражать свет, что составляет особенность всех ночных животных, например совы и кошки. И, наконец, это явное замешательство при дневном свете, неуклюжее, спотыкающееся бегство по направлению к темным местам и особенное опускание головы лицом вниз – все это подкрепляло мою теорию относительно чрезмерной чувствительности их сетчатой оболочки.

Итак, под моими ногами земля должна быть изрыта туннелями, и эти туннели служат жилищами для людей новой расы. Существование вентилирующих колодцев и башен по склонам холмов – везде, за исключением долины реки, – служило доказательством, как повсеместно шли разветвления этих туннелей. Разве не естественно было предположить, что в этом искусственном подземном мире совершалась работа, необходимая для благосостояния надземной расы?

Мысль эта показалась мне настолько правдоподобной, что я тотчас же принял ее и уже пошел далее, стараясь отыскать причину такого раздвоения человеческого рода. Вы, пожалуй, с сомнением отнесетесь к моей теории, но что касается меня, то я очень скоро почувствовал, что она недалека от истины.





Прежде всего, исходя из проблем нашего собственного века, я пришел к неопровержимому заключению, что ключ к такому положению вещей надо искать в постепенном расширении чисто временного и социального различия между капиталистом и рабочим. Нет сомнения, что вам это покажется смешным и совершенно невероятным, но ведь существуют же и теперь обстоятельства, которые намечают путь к таким последствиям! Так, например, существует тенденция утилизировать подземные пространства для таких целей цивилизации, которые не требуют красоты. В Лондоне есть подземная железная дорога, прокладываются новые подземные электрические линии, туннели, подземные мастерские, рестораны, и все это постоянно увеличивается в числе. Очевидно, думал я, такая тенденция уйти под землю все увеличивалась, пока промышленность не потеряла постепенно своего права находиться над землей. Словом, она уходила все глубже и глубже под землю, подземные фабрики все разрастались, и рабочие проводили все больше и больше времени под землей, пока наконец!..

Но разве рабочий лондонского Истлэнда не живет и теперь уже в таких искусственных условиях, что практически он как бы отрезан от естественной поверхности своей родной земли?

А затем склонность богатых людей к обособленности, без сомнения, вызываемая изысканностью их воспитания и расширением пропасти между ними и грубостью бедняков, приводит к тому, что привилегированные сословия стараются сохранить исключительно только для своего пользования все большие и большие пространства земли, так что около Лондона, например, лучшие и наиболее красивые местности уже теперь недоступны для посторонних.

Эта все расширяющаяся пропасть, происходящая от продолжительности и дороговизны высшего образования и возрастающей легкости для богатых приобретения утонченных привычек, конечно, должна была препятствовать общению и соприкосновению классов. Заключение браков между классами, задерживающее разделение человеческого рода по линиям социальных наслоений, становилось все реже и реже. Таким образом, в конце концов, на земле должны остаться только имущие, ставящие своею целью удовольствие, комфорт и красоту, а под землей неимущие, рабочие, постоянно приспосабливающиеся к условиям своей работы. Раз они там очутились, то, без сомнения, им нужно было платить ренту, и немалую, за вентиляцию своих жилищ. Если б они отказались от уплаты, то могли бы умереть с голоду или задохнуться в своих жилищах. Те из них, которые обладали непокорным нравом или не могли приспособиться к таким условиям жизни, должны были погибнуть. Мало-помалу равновесие должно было установиться, пережившие должны были настолько приспособиться к своей подземной жизни и настолько же стать счастливыми на свой лад, насколько счастливы по-своему надземные обитатели. Как мне казалось, этим вполне могла объясниться и утонченная красота одних, и выцветшая бледная окраска других.

Великий триумф человечества, о котором я мечтал, теперь принял в моих глазах совсем другой облик.

Это не был триумф нравственного развития и общей кооперации, который я представлял себе. Вместо этого я видел перед собой действительную аристократию, вооруженную усовершенствованными знаниями и добивающуюся логического заключения современной индустриальной системы. Ее триумф был не только победой над природой, но и победой над другою частью человеческого рода.

Я должен предупредить вас, что такова была теория, которую я придумал в то время. У меня не было подходящего проводника в духе утопических сочинений, который разъяснял бы мне все. Мое объяснение могло быть абсолютно неверным, но все же я думаю, что оно было наиболее правдоподобно.

Однако цивилизация, которую я видел, развивавшаяся согласно этой теории, по-видимому, давно уже прошла зенит и теперь находилась на пути к упадку. Слишком большая обеспеченность жизни надземных жителей привела их постепенно к дегенерации, к уменьшению роста, силы и умственных способностей. Я видел это ясно теперь. Но что случилось с подземными жителями – этого я не знал. Однако то, что мне пришлось видеть, указывало, что Морлоки – так назывались, между прочим, эти создания – претерпели еще большие изменения человеческого типа, нежели Илои, прекрасная надземная раса, среди которой я находился.