Восточная мозаика

– Мир мнимых чисел?

И тут он развил передо мной целую теорию.

Даже математика – самая точная из наук, сказал он, пришла в 17-м веке к необходимости ввести в оборот иррациональные числа. То есть, такие числа, существование которых невозможно. Никто и поныне не в силах представить, что это, собственно, такое – мнимое число? Это загадка, мираж, мистика. Но оказалось, что без этого нельзя. Серьезная математика с неизбежностью ввела мнимые числа в свой арсенал. Более того. В скором времени всякое число начали представлять как комплексное, состоящей из рациональной части и мнимой, несуществующей части. И это по доброй воле сделали математики – самые скептические люди на Земле!

Их метод еще вернее приложим к событиям текущей жизни, увлеченно подытожил Ходжиакбар, блестя глазами. Точно так же, как в математике, любое явление можно разложить на части: рациональную и мистическую. Проблема в том, что наш разум, свыкшийся с житейской логикой, охотно принимает рациональную часть, но в упор не замечает мистической части, которая необъяснима, но без которой невозможно проникнуть в суть. Столкнувшись же с чем-либо необъяснимым, рядовой человек интуитивно стремится отодвинуть возникшие впечатления в самый дальний уголок своего сознания.

В ответ я предложил Ходжиакбару своего рода литературную игру: давай, мол, возьмем любое событие и попробуем разложить его на составные части по твоему методу, вычленить загадочную, мистическую составляющую.

Конечно же, с первого захода у нас ничего не получилось.

Но вскоре Ходжиакбар привел мне убедительный пример. Привел – в буквальном смысле слова.

ПЕЩЕРЫ ПАМИРА

Ходжиакбар работал литконсультантом в республиканском Союзе писателей, аппарат которого размещался во дворце бывшего генерал-губернатора Туркестана. Я работал в газете “Правда Востока”, занимавшей целый этаж в новом редакционном корпусе газетно-издательского комплекса. Два этих здания фактически находились по разные стороны сквера Революции – главного городского пятачка-“майдана”, места встреч и прогулок многих ташкентцев.

На самом сквере, вокруг него, а также в прилегающих улочках было множество всевозможных кафе и шашлычных с непременными буфетами. Время от времени мы созванивались с Ходжиакбаром и встречались в какой-нибудь ошхоне.

И вот однажды Ходжиакбар позвонил мне и сообщил, что хочет заглянуть ко мне в редакцию вместе с парнишкой, у которого есть исключительно интересная информация.

Как раз приближался обеденный перерыв, и я предложил встретиться на сквере в кафе “Дружба”, совместив приятное с полезным.

Загадочным тоном Ходжиабар ответил, что информация у парня настолько необычная, что слушать его желательно, не отвлекаясь на лагман или чучвару.

Все журналисты “Правды Востока” имели удобное преимущество – занимали отдельные кабинеты. Так что никакая случайность, кроме разве что звонка редактора, не могла помешать условленной беседе. Я заварил зеленый чай в фарфоровом чайнике и принялся выглядывать гостей. Они не заставили себя ждать.

Носитель необычной информации оказался молодым коренастым узбеком студенческой наружности, державшимся подчеркнуто скромно. В левой руке у него был портфель, похожий на беременную крольчиху. Очевидно, внутри находилась какая-то тяжесть.

– Вот, – сказал Ходжиакбар, – знакомься! Это Юнус – парень из горного кишлака. Он знает кое-что такое, во что ты точно не поверишь.

Буквально накануне мы с Ходжиакбаром спорили о том, возможно ли подбором аргументов переубедить человека, настроенного скептически. Так что оговорка моего друга имела определенный подтекст.

Я протянул парню ладонь, и он ответил мне крепким рукопожатием. Несмотря на смущенный вид, в нем чувствовалась природная уверенность.

Я усадил своих гостей за журнальный столик, налил им, на правах хозяина кабинет, по глотку янтарного чая (именно по глотку, как принято на Востоке) и уж тогда обратился к парню:

– Так чем же, Юнус, вы собираетесь нас удивить?

– Пускай начнет Ходжиакбар-ака, – отозвался тот.

Тут Ходжиакбар достал из своей сумки потертую общую тетрадь и перелистал ее над столиком. Практически вся тетрадь была исписана убористым почерком, на полях имелись какие-то пометки.

– Юнус написал довольно оригинальную повесть, – сказал Ходжиакбар. – Пару недель назад он принес ее мне. Я прочитал. И посоветовал ему сделать подстрочник на русском языке. Это он и есть. Прочитай на досуге. Материал сногсшибательный!

Откровенно говоря, я был разочарован. У меня у самого был переизбыток сюжетов, вот только времени на их реализацию катастрофически не хватало.

– Почему же ты сам не хочешь ему помочь?

– Лучше, чтобы это сразу пошло на русском языке, в Москве, для всесоюзного читателя, – пояснил Ходжиакбар. – Там цензура всё же более демократичная. А у нас в республике это не пропустят, я знаю.

– Это не повесть вовсе, – неожиданно заявил Юнус. – Это правда. То, о чем рассказал мне дед. Что-то он слышал от своего деда, а что-то видел сам. И еще тут есть свидетельства других стариков. Я указал их фамилии и адреса. Вы сами можете всё проверить.

Дело принимало какой-то странный оборот. Я вопросительно посмотрел на Ходжиакбара.

– Юнус – парень из памирской глубинки, – сказал Ходжиакбар. – Он вырос в горном кишлаке, там, где оканчиваются не только дороги, но и караванные тропы, в кишлаке, за которым на сотни километров нет никакого жилья. А сейчас он студент, учится на ирригатора.

– Я из… – кивнул парень и назвал свой кишлак, однако, это название не задержалось в моей памяти. Что-то вроде Ляйляк, но только не Ляйляк. Ляйляк это совсем другой, более доступный кишлак, куда залетают на отдых аисты.

– Юнус – продвинутый парень, – продолжал Ходжиакбар. – Много читает, любит фантастику. Ему, по его признанию, понравились мои вещи. Вот он и пришел ко мне со своей тайной, как к старшему брату. Я уверен: то, что он рассказывает, истинная правда. Но опубликовать его сведения как документальную прозу у нас невозможно. Нигде. Выход один: написать по мотивам его информации якобы фантастическую повесть. Или большой рассказ. В Москве это может проскочить. А у нас нет. Понимаешь план?

– Отчасти, – развел я руками. – Поскольку мы всё еще толкуем о коте в мешке.

– Юнус, расскажи, – кивнул Ходжиакбар.

Я снова плеснул им в пиалы чай. Мои гости сделали по ритуальному глотку, и Юнус повел свой рассказ.

– Мои записи состоят из двух частей, – произнес он на весьма грамотном русском. – Современной и исторической. Современный случай я наблюдал лично совсем недавно, и готов ответить на все ваши вопросы. Историческая часть связана только с рассказами моего деда и других стариков. Моему деду 90 лет, а некоторым старикам больше ста, но память у них ясная, и никто из них не путался в воспоминаниях. Трудность в том, что старики сами знают не всё. Поэтому многие вопросы остались без ответа. Но то, что они помнят, я записал до последнего слова.

– Интригующее вступление, – заметил я. – Так с какой части вы начнете, Юнус? Очевидно, с исторической?

– Начни с современной, – посоветовал студенту Ходжиакбар и повернулся ко мне: – Когда ты услышишь современную часть, то скорее поверишь в историческую.

– Начинайте, Юнус…

– Это произошло прошлым летом, в середине августа. Если быть точным – 17 августа в 14.26. Я специально посмотрел на часы и тут же записал время. Как вы догадываетесь, летние каникулы я проводил у родственников в кишлаке и в тот день отправился в горы, чтобы навестить своих дядьев, которые пасли овец на склонах.

Они просили, чтобы я сфотографировал их на фоне гор вместе с овцами и волкодавами. Вот я и отправился, чтобы выполнить эту их просьбу. Поехал я на мотоцикле старшего брата. Только на мотоцикле там и можно кое-где проехать, да и то не везде.

До пастбища добрался без приключений. Тут, правда, наперерез мотоциклу бросилось несколько крупных волкодавов. Но грозные окрики дядюшек быстро усмирили собак и заставили их вернуться к главному занятию: приглядывать, чтобы какая-нибудь глупая овечка не отбилась от отары.