Восточная мозаика

Машина ушла в неведомые глубины вместе с людьми, а продолжавшаяся вибрация разгладила песок поверху, распределила его равномерно по всей поверхности, так что никому и в голову не могло придти, что трагедия разыгралась именно здесь.

Через какое-то время экскаватор переехал на новое место, и участок зыбучего песка снова сделался проходимым.

Когда назавтра здесь появились поисковики, то они могли тысячу раз пройти и проехать по этому песку, даже не догадываясь, что предмет их поиска покоится у них под ногами. Ну, а вертолеты лишь попусту бороздили небо.

ДЕЙГИШ

Если бы мои записки подчинялись хронологическому порядку, то начать их мне следовало бы с истории, о которой пойдет речь только сейчас. Но я уже объяснял, что в основе этой рукописи лежит иной принцип. Пускай же всё идет своим чередом.

Изложенная ниже история повествует об упущенных возможностях, о ложных страхах, которые порой мешают нам принимать выгодные для нас решения.

Итак, первой трассой, которую я осваивал в качестве молодого мастера на каракалпакской земле, была высоковольтная линия напряжением 35 киловольт Шахаман – Казахдарья.

Казахдарья – это рыбацкий поселок, располагавшийся на южном берегу Арала.

Шахаман – такой же крупный старинный поселок, расположенный на краю обжитого Чимбайского района.

Расстояние между двумя этими пунктами всего-то около сорока километров, но даже самый надежный вездеход преодолевал его не менее чем за два часа. На этом пути не было ни пухляков, ни зыбучих песков, ни опасных косогоров. Как поется в известной песне, степь да степь кругом. Но вся эта степь была покрыта твердыми как железо кочками. Иногда по телевизору показывают полигоны с бугристой поверхностью, где проходят испытания на выносливость новейшие грузовики. Так вот, по сравнению с ездой из Шахамана в Казахдарью, эти полигоны просто игрушки!

Проблема усугублялась тем, что условная колея, по которой проехали несколько раз, не сглаживалась, а делалась еще более кочковатой. Поэтому водители всякий раз старались проехать по не пройденному маршруту. В результате всё пространство между Шахаманом и Казахдарьей напоминало сплошную полосу препятствий. Лишь несколько лет спустя здесь, кажется, проложили сносную асфальтированную дорогу. Но в те времена тутошняя езда требовала незаурядного терпения и от водителей, и от пассажиров. Особенно сильное впечатление производил вид переваливающегося с боку на бок грузовика, кузов которого был набит женщинами в национальных одеждах, направляющимися на знаменитый чимбайский базар.

Строительство трассы мы начали с Шахамана и находились здесь до той поры, пока не выставили половины опор в направлении Казахдарьи. Теперь разумнее было перебазироваться в Казахдарью.

Но среди нас были и противники переезда.

Бульдозерист Геннадий Петров, ссылаясь на некую медсестру Иду – близкую знакомую его жены, упорно твердил, что вдоль южного побережья Арала, в этих глухих, нетронутых цивилизацией местах, еще встречаются прокаженные. Недаром же на острове Барсакельмес расположен секретный лепрозорий! Иногда прокаженные бегут оттуда и селятся небольшими группами в прибрежных камышах, промышляя ловлей рыбы и охотой на птиц. Хотя у нас и утверждают, что проказа побеждена, вещал далее Геннадий, но если заболеешь, то вылечить тебя не смогут. Так и проведешь остаток жизни в лепрозории, без выпивки и табака. Пускай говорят, что вероятность заражения ничтожна. А лучше все-таки не рисковать. Тем более что в начальной стадии признаки болезни незаметны. Ты будешь общаться с человеком, не подозревая, что он носитель страшной, неизлечимой, заразной болезни. Нет, уж лучше потратить лишнее время на тряскую дорогу по кочкам, чем рисковать неизвестно ради чего!

С Геннадием спорили, но он твердо стоял на своем. Откровенно говоря, мне тоже приходилось слышать про лепрозорий на аральском острове. Но тот остров был далеко. Да и вряд ли такую серьезную лечебницу могли оставить без надзора. Геннадий, конечно, фантазировал. Но на какой-то период его поддержало большинство.

Однако же, кочковатая дорога на трассу и обратно изматывала нас всё больше с каждым днем.

Наконец, доводы рассудка победили, и мы решили съездить в Казахдарью всей бригадой, чтобы осмотреться, а может, и выбрать место для лагеря.

Казахдарья оказалась крупным разбросанным поселком, почти лишенным растительности. Народ здесь жил исключительно рыбным промыслом и подсобным хозяйством. В море впадала река – с тем же, что и поселок, названием – Казахдарья. Устье реки терялось в густых камышовых зарослях, где, как рассказывали, обитали дикие кабаны. Но в этих краях на кабанов, как понятно, не охотились. На берегу реки, чуть выше по течению, был расположен старый рыбозавод, представлявший собой обыкновенный старый сарай, крытый камышом. Пол в дальней его части был выложен глыбами льда, на которых и хранили живую рыбу. За чисто символическую плату нам предложили купить огромных сазанов и жерехов.

Улицы поселка отличались своеобразием, которого я не замечал ни в Шахамане, ни в других местах этого края. Дома с приусадебными участками тянулись вдоль одной стороны улицы, а сараи и хозяйственные постройки – вдоль другой. То есть, чтобы попасть в свой же сарай, каждому хозяину нужно было перейти улицу. При этом большинство сараев не уступало своими размерами жилым домам, весьма просторным.

В поселке имелся даже аэропорт – спланированная земляная площадка, куда два-три раза в неделю садился кукурузник из Нукуса. Как раз этот АН-2 готовился к взлету.

Осмотр поселка и его окрестностей, как и здоровый вид жителей, произвели, похоже, благоприятное впечатление даже на нашего скептически настроенного бульдозериста. Геннадий уже не напоминал нам о проказе и явно склонялся к согласию на переезд.

Нас ожидал еще один приятный сюрприз.

Наискосок от аэропорта размещалась небольшая пекарня. Здесь, к нашему удивлению, пекли не лепешки, как повсюду в сельской местности Средней Азии, а хлеб кирпичиком. В небольшой очереди мы увидели пилота – определенно с того самого кукурузника. Здесь же находился плотный усатый абориген в дорогом импортном костюме. Блуждающая улыбка, похоже, никогда не покидала его смуглого круглощекого лица. Едва мы подошли, как он приветствовал нас, будто старых знакомых. Спросил, не те ли самые мы парни, что строят к поселку ЛЭП? Затем объявил, что его зовут Амангельды, что он ответственный работник из Нукуса, а сюда регулярно прилетает с целью проведать родственников. Чего-чего, а общительности ему было не занимать.

В этот момент румяный пекарь вынул из печи поддон с горячим хлебом, который разошелся мгновенно. Четыре буханки взял летчик, а остально забрал Амангельды. Складывая хлеб в большую полотняную сумку, он разъяснил нам, что в Казахдарье пекут такой замечательный хлеб, равного которому не найти во всей Каракалпакии и даже в Хиве. Лично он, возвращаясь домой, всегда покупает несколько буханок для своих столичных друзей. Затем, очевидно, для вящей убедительности, он продемонстрировал нам качество этого хлеба. Сжал одну буханку в ладонях так, что те почти сошлись. Когда же он ослабил усилие, хлеб занял первоначальный объем. Мы восхитились мастерством пекаря. Он пожелал нам успехов и еще раз посоветовал обязательно купить и отведать местный хлеб.

Он говорил бы и еще, но тут пилот поторопил его, и они оба направились к самолету.

Поскольку выпеченный хлеб закончился, мы оставили нашего водителя возле пекарни с наказом дождаться следующей партии, а сами разбрелись по поселку, который, как я уже говорил, занимал немалую площадь и отличался значительной разбросанностью.

Я пошел куда глаза глядят и вскоре оказался возле лавчонки с вывеской на русском языке “Книги”. Надо сказать, что в ту пору всякая хорошая, а в особенности популярная книга являлась дефицитом. Даже в таком заштатном городке, как Тахиаташ, книжные новинки исчезали с прилавков практически мгновенно. Однако в отдаленных крупных поселках с преобладанием местного населения всегда можно было рассчитывать на самый неожиданный сюрприз по части приобретения книг. Многие любители чтения, выезжая по делам службы в сельскую глубинку, непременно старались посетить тамошние книжные магазинчики и почти всегда возвращались оттуда с желанной добычей.