Страница 9 из 14
Павел закрыл глаза и притворился спящим, когда каталка остановилась между его кроватью и кроватью соседа.
– Не спишь… – шепнул хоть и приятный, необычайный голос и своим звучанием все равно обволок его куполом жути и трепета.
Кое-что коснулось его руки, и Павел даже ощутил адски горячее дыхание, зажмурившись сильнее.
– Можно вас на минуточку? – послышался голос в дверях.
И существо зацокало проворно в коридор. А Павел, напоследок осмелившись, решил открыть глаза в темноте, не увидев рядом ни какой каталки.
***
В едва освещенном больничном длинном коридоре с множеством дверей по сторонам окрашенных белой масляной краской, чуть поодаль сидела постовая медсестра за старой советской пошарканной партой, застывшая в некоем положении. Передо мной стояла благовидная, выхоленная девушка с бледной кожей. Брюнетка с лоснящимися волосами, в длинном чуть ниже плеч каре. Одета она была в белую майку и того же цвета короткую юбку-клише. Но вот ноги у нее были козлиные покрытые серой шерстью, что ни как не мешало девушке шествовать на шпильках.
И я такая в длинной хлопковой сорочке в мелкий цветастый меандр, поверх накинут распахнутый халат. Опираюсь одной рукой о стену, задыхаясь от кашля. В общем, выгляжу хреново, но у меня сохраняется боевой настрой!
– О, Элла, – в полном объеме не удивилась, и даже не испугалась она. – Чего тебе?
– Я бы тебя отшлепала, но это было бы насилием над животными… – возмутилась я, попытавшись провозгласить сердито и громко. Но приступ кашля сразил меня тут же.
– И вот в таком состоянии ты хотела бросить мне палку, которую я должна принести и встать перед тобой на задних лапках?
– Да меня хоть за уши подвешай я… – осипло, заспорила я и вновь закашлялась.
– Знаю-знаю, наслышаны, – приостановила меня она и вдохнула. – Элла я не могу тебя ни убить, ни сдаться, потому что не принадлежу ни вам, ни им. Я посредник Сатаны поставляю души в обусловленное пространство, где определяется их судьба. И ты не имеешь возможности меня убить или заточить в свой жалкий пузырек некий сжимаешь в руке за спиной. Я цепь загробного мира. Я не нечисть.
– Но почему ты так много забираешь душ с больницы?
– Они сами или их предки заключили договор с Сатаной! Их ушибы это просто специфическое стечение обстоятельств, в результате которых они обязаны расплатиться своей душой, – растолковала она.
– А не лишкуете ли вы разом? – возмутилась я. – За прошедшие сутки только двенадцать человек.
– Этак не я за них договоры заключала! Кстати у меня все контракты на руках… Слушай Элла иди, лечись и не мешай мне!
– Звучит – как вали отсюда, свободна!
– Я не хотела грубить.
– А душами покончившими жизнь самоубийством ты тоже занимаешься?
– И ими особенно!
– А не много ли Сатана хапает себе в Легион против Светлых сил? – ополчилась я.
– А это не мое дело, – пожала плечами она. – Да я и не задумывалась об этом. А тебе чего переживать у тебя растет Геракл и любой Легион зла ему не помеха.
– Слушай… В предыдущий день девушка здесь с третьего этажа выпрыгнула. Мне нужна ее душа! И тогда когда мой сын возглавит Светлые силы, я замолвлю за тебя словечко.
Пообещала я, добавив грозно:
– Вы ведь знаете, что это будет переворот, в котором мой сын воздвигнет свою цепь.
– Эх, суровая Элла, – усмехнулась она. – Манипулируешь сыном? Не знаю… Не знаю, смогу ли тебе помочь. Сидит ли твоя подруга в зале ожидания или уже в Аду.
– Она же не подписывала никаких контрактов…
– Ну да не успела, так как стремительно летела вниз, – покачала головой она и исчезла.
– Ушла такая по-английски! – разъярилась я, совсем не заметив, что время пошло своим чередом.
Вскочив из-за стола, ко мне ринулась медсестра:
– Что-то случилось? Это отделение хирургии.
– Да вы что? Я, кажется, заблудилась, – через кашель наигранно удивилась я.
Я резко затормозила у ординаторской и постучала в дверь:
– Мне сюда спасибо, что проводили.
Но медсестра усомнилась в моем решении и даже попыталась силой отвести в палату. Пока из ординаторской не выглянул Кирилл:
– Машенька она действительно ко мне.
И схватив меня под руку, вволок в кабинет, закрыв за нами дверь.
– Кирилл…
– Какие здесь все халтурщики, – рассердился он, перебил меня, подошел к столу и стал сортировать бумаги. – За место бронхилитиков подсовывают один раз натрия хлорид! Вот поэтому у тебя болезнь и затянулась.
– А я думала хворь сильная, которую я забрала у невинного, – я пальцем подперла подбородок. – Хотя тебе виднее. Ты у нас врач… Главврач. А не просто стоматолог. Как ты все успеваешь?
– У стоматологов не полный рабочий день из-за большой нагрузки на позвоночник, – изложил Кирилл. – Я до обеда-то редко задерживаюсь, а после незамедлительно сюда. Да ведь все это ненадолго. Едва тебя выпишут, и мы разберемся со смертями, сюда вернется прежний главврач и все о нас забудут.
– Да тут и выяснять нечего, – я присела за стол напротив него. – Это посредник Сатаны. Ты же в курсе, что против них мы ничего не можем предпринять.
– Но зато можем предпринято против твоей болезни. Давай ложись!
– Куда?
– На кушетку.
– Зачем?
– Ты много задаешь вопросов, – не терпеливо закатил глаза он. – Будем лечить твои легкие.
Я встала со стула и исполнила его просьбу.
– И чего? – еще оставалось его неудовлетворение. – Сорочку поднимай!
– Что? – мои глаза расширились от возмущения, когда я не решительно задирала сорочку.
– Так надо! – настаивал он. – Через одежду не получится.
Он свою ближнюю ко мне ногу, согнув в колене, определил у меня между ног и, оказавшись надо мной чуть нагнулся, положив ладошку на грудь.
– Нее, так тоже не пойдет, – нахмурил брови он и самовольно расстегнул впереди застежку на бюстгальтере.
– Эй! – возмутилась я.
Я в жизни никого не стеснялась, словно стриптизер на шесте. Только к Кириллу это не относится, хотя проскакивала некая мысль о том, когда мне станет комфортно с напарником, ему придется приготовиться к какой-нибудь безумной херне с моей стороны. И меня пугала эта мысль и заставляла щеки краснеть еще больше чем само чувство стыда, оттого что сейчас я практически обнаженная лежу под ним.
– Тихо, – безмятежно и в тоже время неукоснительно попросил он, пристально посмотрев в мои глаза. – Ты излечиться хочешь?
Вцепившись пальцами в подол сорочки, задранный до шеи, я повернула голову к стене и закрыла глаза, ощущая кайфовый жар у себя на грудной клетке от его огромной ладони, большой палец которой разместился у меня в ложбинке меж грудей.
Общеизвестно, что мужчины жадны на чувства, но именно руки могут передать всю палитру чувств, которые человек сильного пола испытывает к возлюбленной. Но если бы страсть была, я все равно хотела ее замечать, установив в себе блокиратор. Я ощущала его взгляд, он меня прожигал, испепелял… И вместе с неловкостью ощущала себя под неимоверной защитой рядом с новым напарником.
Как ни странно остаток ночи я проспала как младенец, а пароксизмы в результате лающего обдирающего горло кашля меня не беспокоили. И даже на утро когда я стояла у больничного окна, всматриваясь в серую пасмурность вешнего пейзажа за окном.
Я вспоминала о Любке, о той подвижной поджаристой девчонке, которая и секунды не могла мирно просидеть, демонстрируя крутой нрав. Нет, вовсе не недовольство и понты, а с легкостью исправить несправедливость, к примеру, как она в столовой вытребовала мне перекус, ведь в первый день еда была мне не положена. И вот под маской сильной женщины, которая могла справиться с любой, казалось бы сложностью, пряталась мающаяся девушка, потерявшая свою дочь. Отчего она готова была в любую секунду наложить на себя руки. Что и сделала…
Я подняла глаза к растрескавшемуся серому потолку и углубленно так вдохнула от сожаления. Не отдам ее в Легион князя Тьмы, и если понадобится, отправлюсь в Ад! Суицид это конечно не по человечески, когда высшие силы презентовали жизнь. Но она слишком страдала, а особенно когда загремела в отделении невралгии. Еще и в Аду проходить круги мытарства. Лучше пусть подсобляет мне, чем станет марионеткой в Легионе, в котором она вряд ли повстречается со своей дочерью в Совершенном мире. А я вероятно и найду выход ей помочь…