Вызов

– Ну, это вы уже загнули! – Келюс даже не рассердился, настолько нелепым казалось сказанное. – Дед мой, покойный комиссар Лунин – царствие ему Небесное, – напоследок меня иначе как врангелевцем и корниловцем не величал…

– Видел я ваших корниловцев, – спокойно, без тени эмоций, отозвался генерал. – На Страстном. Стоят, извиняюсь, в раскорячку, рожи холопские, наглые. И небритые. Еле удержал Ухтомского, он, знаете, так и рвался. Мы эту форму офицерам не сразу разрешали носить – не после первого боя, даже не после десятого, сударь вы мой! Они еще ордена цеплять изволят… Наши ордена! Вернусь – отдам приказ – все ордена погибших уничтожать. Чтоб – ни в чьи руки. Ни парижских ювелиров, ни этих, прошу прощения…

Тургул вновь замолчал, и Келюс услыхал голос Фрола, вопрошавшего: – …то есть как, елы, парил по небу? Не мог он парить по небу!

В ответ князь Ухтомский пытался объяснить что-то про фольклор, но дхара, это, похоже, не успокаивало.

– Извините, отвлекся, – возобновил разговор Тургул. – Так вот, господин Лунин, идет война. У нас – на фронтах, у вас – тлеет под пеплом. Но, очевидно, уже кое-где полыхает.

– Э-э, бросьте, – не согласился Келюс. – Свою войну вы проиграете – к большому сожалению, моему лично, и, можете поверить, еще очень многих аккурат в ноябре двадцатого. Жаль, конечно, но делать нечего. А у нас свои дела. И войны, надеюсь, все-таки не будет.

– Ну да, конечно, – кивнул генерал. – Лозунг – хоть прямо в ОСВАГ или РОСТА… «Река времени в своем стремленьи уносит все дела людей»… А вы знаете, господин Лунин, что передавали нам по этому самому Второму Каналу?

– Догадываюсь, – усмехнулся Келюс. – Военные планы красных. И, может, кое-какие технические новинки.

– Верно догадываетесь. Только опять лишнее слово – «может». Иначе зачем мы поддерживали связь с этими… переродившимися?

– Вы думали, у нас в ЦК сидит ваш доброжелатель?

– Конечно! – воскликнул Тургул. – И не только думали! Нас в этом уверяли! Обещали чуть ли не изменить ход истории! О Господи, прости им всем… Кто же на такое не согласится?! Тут можно рискнуть не только полковником Корфом – дивизии не жалко!

– Они передавали такие же данные красным! – понял Келюс. – Но зачем?

– Нас исследовали, – бледно улыбнулся Тургул. – Посылали запросы о состоянии экономики, финансов, о транспорте, еще о чем-то… О войне не спрашивали – тут и так все ясно. Мы отвечали – что оставалось делать? Ну, красных тоже, так сказать, рентгенировали. А Михаил Модестович, как я понял из ваших слов, все это раскрыл.

– Михаил говорил, что он просто курьер!

– Разумеется, – генерал закурил очередную папиросу. – А что же, по-вашему, он должен был сказать? Я, отважный разведчик, полковник Корф, первым проник в злодейские замыслы жидо-большевистской банды и понял, что господина главнокомандующего, равно как и все Особое Совещание, водят за нос, причем не первый месяц? И что помогать нам никто и не думал – просто ставят эксперимент на нас и красных одновременно! На предмет приемлемости капитализма среди наших родных осин… Или на иной предмет, столь же актуальный в вашу, как вы ее называете, перестроечную эпоху. Не знаю, какое дали Михаилу задание в этом «транспортном управлении», но он все сие понял. Второй Канал обслуживает не только Харьков, где сейчас, то есть в августе 19-го, мы, но и Столицу, где нынче красные. Что Корф должен был сделать? Или прорваться обратно и сообщить – но это, как я понял, было почти невозможно. Или просто уничтожить скантр и обрубить Канал. Я бы на его месте так и сделал… Об остальном думайте сами.

– Думаю, бином, – Келюс действительно задумался. – Ладно, господин генерал, спорить не буду. Все равно теперь спрашивать уже некого. Но ведь сейчас у вас, как я понял, есть свой собственный Канал, и вы можете устанавливать любые нужные вам связи…

– В общем-то, любые. Золотой запас России пока еще у Адмирала. Тайн военных открывать не буду, но вы, наверное, и так кое-что поняли. Видите ваши современники подкинули нам неплохую идею. А главное – указали на Тернема. В двадцать восемь лет его мозги работают не хуже, чем в сто, смею вас уверить. Ну а теперь, сударь вы мой, беретесь ли вы по-прежнему утверждать, что наша война кончится в ноябре 20-го?

– Межвременные войны, бином, – пробурчал Николай, которому эта идея чрезвычайно не понравилась. – Интертемпоральные…

– Звучит страшно… Однако вернемся к моему менторству. Все, что вы тут вытворяете, – в том числе ваши, с позволения сказать, корниловцы – это ваше внутреннее дело; держава может переименовать, запретить или снова разрешить большевиков – вольному воля. Но скантр – это же ваше оружие! Неужели не понятно? Если правительство – любое, но ваше правительство потеряет его, вы понимаете, что будет?

Келюс не ответил. Вопрос, заданный достаточно самоуверенным и весьма осведомленным генералом, свободно рассуждавшим о значении скантров в обороне державы, заставил вспомнить растерянного и затравленного Корфа, не имевшего представления, какая в этой державе валюта. Да, похоже, за последние недели в Добровольческой армии что-то действительно начало меняться… Впрочем, это были проблемы генерала Тургула. А вот скантры дело домашнее. Лунин отчасти догадывался, что можно делать с изобретением бессмертного Тернема. Знал он и другое – то, что рассказал Корфу капитан госбезопасности. Скантры были не только оружием. Они были тем, что куда страшнее, – орудием постороннего воздействия на эту самую, так часто поминаемую генералом, державу. Воздействия действительно чужого. Настолько, что даже Нарак-цэмпо и Шинджа на этом фоне могли показаться прямо-таки земляками. В памяти всплыло слово, оброненное стариком в черной мантии, – Око Силы. На мгновение Николай почему-то похолодел, и перед глазами встала странная карта из серой папки.

– Извините, ради Бога, господин Лунин, – прервал его рассуждения Тургул. Я, кажется, поступил крайне недостойно, затеяв этот неуместный диспут. Да, явно неуместный и, судя по всему, окончательно испортивший вам настроение. А нынче и без того черный день. Я очень сожалею…