Страница 83 из 84
– Ну, каково оно, Граф, на собственной могиле стоять? Много дерьма в этой жизни повидал, но от такого – мороз по коже.
Мы стояли возле могилы, полностью покрытой венками. Мертвые цветы, которые никогда не пахли и никогда не завянут. Живых не было и не должно было быть, иначе была бы заметна разница между «до» и «после». Та самая могила, в которой меня «хоронили» тогда. Та самая, которую чужими руками вырыл для меня ублюдок Нармузинов и к которой пришел, чтобы плюнуть на нее.
– Да, нездоровая херь, Зверь, согласен.
Не верю во всякую чертовщину, но табличку с надписью Андрей Воронов приказал снять…
Сейчас под толстым слоем земли там гнила эта мразь Ахмед. Этот больной на всю голову урод, который выпил нам столько крови. Сдох, как дворняга бездомная, и похоронен так же, как бомж – в безымянной могиле без таблички. И даже если у ублюдка и была какая-то мелкая душонка, то она никогда не найдет покоя. Он копал мне яму, и сам в нее же попал. Никто и никогда его не найдет. Не будет оплакивать. Скорее, вздохнет с облегчением и улыбку скрыть не сможет, что выродок этот больше не ходит с нами по одной земле.
Он вернулся сюда после того, как оклемался. После того, как в него стреляла собственная дочь. Чертов долбаный извращенец. Не знаю, что его тянуло сюда, но он пришел. Нам сторож сразу же доложил, у него приказ был - очень тщательно наблюдать, кто будет приближаться к могиле. Как там говорят: убийц всегда тянет на место преступления? Вот и посмотрим, каким еще ублюдкам покоя не дает, сдох ли по-настоящему Андрей Воронов. Мы с Максимом и Славиком ожидали его тогда на выезде. Охрану его по-тихому убрали, он почему-то велел им возле машины стоять, не тащил с собой к могильным крестам. Видимо, чтобы не нарушать интимность момента, мать его. При одном воспоминании о твари сплюнуть хочется от отвращения и едкой ненависти. Надо было видеть тогда его глаза, когда он понял, что наконец-то мы схватили его за задницу и увидел того, от чьей могилы только что отошел. В них застыл самый настоящий ужас, и Ахмед вдруг начал задыхаться от приступа астмы. Хватался за горло и тянул руки впереди себя, видимо, его ингалятор был в машине.
– Что, не ждал, мразь? А я вот с того света вернулся, чтобы тебя с собой забрать! - и заехал в челюсть со всей силы.
Этот удар сработал, как спусковой механизм для нас троих. Мы избили его тогда до полусмерти. Он свалился на землю, корчился от боли, сипел, из горла вылетали кровавые брызги, а в нас словно сам дьявол вселился.
– Вот так тебе, сука! - носком ботинка по ребрам.
– Получай, бл***”! - вторым прямо в лицо.
– Нее-е-е убивайте… - хрипит, вдыхая дорожную пыль, которая забивается в нос, горло и даже в глаза.
Куда же делся весь твой пафос, уе***к? А мы и не будем убивать. Смерть еще заслужить надо! Ты еще умолять нас об этом будешь. А пока пасть закрой и получай удовольствие!
Его долбаный неизменный белый костюм превратился в лохмотья за считанные секунды. А я, словно в уме удары отсчитывая, с извращенным удовольствием наблюдал за тем, как заплывают гематомами его блядские раскосые глаза, как вместо лица - сплошное месиво, и как сплевывает один за другим свои зубы. Как-то уворачиваться пытался, ободранный, трусливый шакал… Скулил, как щенок, свернувшись, чтобы хоть как-то прикрыть от ударов лицо.
А потом мы бросили его в багажник и повезли за город. Ублюдок пока не догадывался, что мы для него подготовили. Там заброшенный сарай был, и мы в него пару сотен черных воронов поместили. Не кормили и воды не давали несколько дней. От гула их злобного карканья и шороха крыльев вдоль позвоночника мороз бежал. Даже у нас, троих здоровых мужиков. Его слышно было за несколько метров. Тревожный и угрожающий звук и глухой стук - они пытались вылететь из помещения и время от времени бились о деревянную дверь и стены.
– Ничего-ничего, потерпите, сейчас оторветесь по полной, – голос Макса прозвучал и правда зловеще.
– Куда вы меня ведете? - Ахмед, видимо, собирая в кулак последние силы, пытался дергаться, только четкий удар по затылку моментально заставил его передумать.
– Заткнись и шагай, давай! - толкая его вперед.
А потом лезвие вытащил и парням сказал, чтобы держали его покрепче. В три движения остатки одежды с него срезал. На смуглой коже, начавшей заплывать синяками и кровоподтеками, четко виднелись вздувшиеся от паники жилы.
– Крепче держи, Зверь, чтоб не дернулся тут мне.
Надсекая кожу на запястьях, локтевых впадинах и у шеи этой твари, упивался его страхом и животным ужасом. Рассматривал по миллиметру, как потекла струйками густая, почти черная в скудном сумеречном свете кровь. В воздухе повис тошнотворный, пресный запах, а я пить его хотел, вдыхать, на языке чувствовать и перекатывать привкус его отчаяния. Слушал, как скулил тихо, но уже не от боли, а от полного осознания конца… Да, тварь. Умирать ты будешь очень медленно и мучительно. Я слишком долго ждал этого, чтобы позволить тебе сдохнуть быстро.
Прошелся лезвием по ребрам у подмышек, а самые глубокие надрезы сделал на бедрах, почти у самого паха. Но не позволил руке дрогнуть или сорваться, как бы ни мечтал погрузить нож до самой рукояти в его трухлявое тело… Нет, я лишь немного пускал шакалу кровь, открывая доступ к более глубоким и крупным сосудам, рисуя на его коже автографы.
– Подержи-ка его вертикально, брат, а то оседает падла, пусть насквозь пропитается своей же вонючей кровью…
Вытер лезвие о щеку твари и махнул Изгою, чтобы шел в сторону сарая и наготове у двери был.
– Вот так, Ахмед, небольшой мастер-класс от шеф-повара Воронова. А тебе отведена особая роль. Ты ведь всегда любил был в центре внимания...