Страница 27 из 84
- П-а-ап, я так рада, что ты согласился сюда приехать. Вот правда! Я уже не помню, когда мы куда-то выбирались… - дочь прислонилась ко мне и оплела руками за шею, замерев не несколько секунд.
Она права. Это было давно. Очень… Чтоб сели вот так, спокойно, не думая о том, что бежать куда-то надо. Хотя я думал… постоянно думал. Только не о своем побеге. А о том, как выдрать наконец-то Лексу из когтей этой твари. Хоть и знал, что пока притих Ахмед, что девочка моя со всех сил старалась не выдать себя, едва справляясь с волнением и скрывая радостную улыбку… Я знал это точно, что улыбается. Смотрит на экран, на дурацкую картинку зеленого человечка и видит за ней мое лицо. И не может сдержать при этом счастливую дрожь, которая время от времени сменяется мандражом. Я эти перемены ее настроение через экран чувствовал. В паузах, которые хоть и длились совсем недолго, но были слишком красноречивыми. Не все слова нужно озвучивать. Некоторые из них кричат своим немым молчанием, застревают где-то в горле, и мы заставляем себя не произносить их вслух. Так, будто дав им выйти наружу, мы вдохнем в них жизнь, позволяя своим самым большим страхам стать явью. Она боялась. Волновалась. Возможно, в редкие моменты к ней даже приходили сомнения, терзая и мучая, протыкая нежное и горячее сердце острыми иглами. Что у нее было сейчас? Ожидание очередного сигнала от полученного сообщения. Слова, в которые нужно верить, иначе сойдешь с ума. Вера в то, что все это скоро закончится, потому что время неумолимо бежало, и я чувствовал, что оно заканчивается. Словно передо мной огромные песочные часы, и каждая крупица, опадавшая на их дно, приближала нас к чему-то неизвестному. Не мог объяснить свою тревогу, но она раздирала порой на части, заставляя срываться с места, садиться в машину, ехать куда глаза глядят, рассекая дороги ночного города и не обращая внимания на сигналы взбешенных водителей, когда я вдруг выезжал на встречную или чуть ли не врезался в кого-то на огромной скорости. Все внутри орало, что надо спешить, торопиться, ехать прямо сейчас, и плевать – хоть под пули… Только с трудом собирая остатки трезвого рассудка, на собственную шею аркан благоразумия набрасывая, я тормозил и, вытаскивая из бардачка пачку сигарет, курил… одну за одной, пока не чувствовал, как выравнивается дыхание. Только ненадолго… до очередного сигнала на смартфоне.
Вот как сейчас. Сидел рядом с дочерью, вдыхая аромат ее волос и гладя по голове, а сам прислушиваюсь, не вибрирует ли во внутреннем кармане пиджака телефон. В последние недели это стало уже неотъемлемой привычкой. Как глоток воздуха. Кусок пластика с микросхемой - а сейчас в нем словно вся наша жизнь заключалась.
- Я тоже очень рад, Карина. Просто…
- Не надо ничего говорить, я и так все знаю, пап. Просто я рада и все. Не будем сегодня о грустном, хорошо?
- Не будем, моя хорошая. Не будем…
Улыбается, сияет, и мне самому на душе радостнее стало. Я все же счастливчик. Хоть и не заслужил. Всегда так считал. Не заслужил, но получил. Моя родная. Кровь и плоть. Искренняя и любящая. Подумал вдруг о том, что она непременно примет Александру. Рано или поздно. Не может не принять. Ведь не зря она к ней так потянулась. Как я вообще мог сомневаться в том, что Карина не поймет. Ведь это МОЯ дочь. Та, что приняла меня после всей боли, которая других ломает на части и крошит, превращая в пыль. А она… другая. Настоящая Воронова. Упертая, знающая себе цену, но Воронова. Мы здесь все заодно. Вот о чем думать нужно было, а не глаза от родной дочери прятать. Вот прямо сейчас и поговорю с ней.
Разомкнул объятия, смотря дочери прямо в глаза. Долго, не моргая, так, словно она по одному взгляду могла прочитать все. Она смотрит в ответ, все так же пристально, боясь нарушить молчание, и я чувствую, как дыхание затаила.
- Карина… Я хотел тебе кое о чем рассказать…
Черт, а это оказалось не так просто, как я думал. Когда она вот так вот смотрит, глазами этими, полными доверия… Хотелось выпалить все, как есть, не церемонясь, но словно дар речи потерял. Что сказать? Что я тут, между прочим, полюбил дочь ублюдка, который виновен в смерти твоей матери и… Сглотнул, преодолевая давление, сковавшее горло.
- Добрый вечер… - я не оглянулся пока, только уже понял, что голос слишком знакомый. Взгляд в сторону перевел и своим глазам не поверил.
- Настя? Ты что здесь делаешь? – только мне не нужно было и спрашивать, за секунду дважды два сложил. Сейчас мне будут рассказывать сказки о том, как «я оказалась здесь совершенно случайно», и «ничего себе, папа, ты представляешь, какой сюрприз!».
Детский сад! Ей Богу! Разозлили они меня сильно! Обе! Потому что теперь этот приступ нежности под названием «Пап, я та-а-ак соскучилась» совсем другими красками для меня заиграл. Знаю, конечно, что дочь скучает, но сейчас почувствовал себя идиотом, которого обвели вокруг пальца. Видимо, мою ярость они обе на расстоянии почувствовали, потому что Карина вдруг поникла и, заикаясь, начала что-то рассказывать о том, что отойдет на пару минут.
Настя, элегантным жестом снимая с плеча свою сумочку, присела напротив и положила руки на стол ладонями вниз.
- Андрей?
Не хотелось отвечать. Просто встать и уйти, к чертям, отсюда. Вот так просто и без объяснений.
- Давай поговорим, пока она не вернулась.
- Есть о чем, Анастасия? – и от холода собственного голоса самого по ушам резануло.
- Не нервничай, Андрей. Я прекрасно знаю, как все это для тебя выглядит. Не маленькие уже. Она тепла хочет. Семью. Скучает по всему этому, вот и действует, как умеет. Наивно. И в то же время отчаянно. Не злись…
И хотя внутри ярость клокотала, но ее слова возымели эффект. Даже в какой-то момент совестно стало, что так сильно на дочь разозлился. А то, что Настя сейчас не корчила из себя дуру, хлопая ресницами и подыгрывая моей дочери, заставило немного успокоиться. Что говорить – за трезвомыслие я всегда относился к ней с уважением. Да и права она сейчас была.