Страница 5 из 6
Опять пауки.
Они сновали, как сумасшедшие, по окну. Целыми полчищами! Бегали вверх и вниз, сталкивались друг с другом. Что-то явно вывело их из себя.
Лай снаружи не утихал. Еще было слышно как плещется вода в озере – будто настоящий шторм. И какой-то свист и гул – они не утихали ни на секунду!
Мира поглядела на лежанку – Данте пропал. Значит лай снаружи – действительно его лай. Ей не мерещится! Она метнулась к двери, потянула на себя!.. И тут же свалилась на пол, держа оторванную дверную ручку.
– Нет, – прошептала она в ужасе. – Заперто?
Пальцами, ногтями она стала шарить по двери, пытаясь найти, за что ухватиться. Затем догадалась подсунуть ладонь в щель под дверью, смогла ухватиться за дверное полотно и принялась изо всей силы дергать его туда-сюда. Дверь не поддавалась.
Мира нащупала выключатель. Лапочка вспыхнула и тотчас с хлопком взорвалась, разметав осколки по все комнате.
– А-а-а! – вскрикнула Мира, закрывая голову руками. – Да что тут происходит?!
Шум на улице продолжался. К какофонии свиста и гула добавился еще и низкий горловой рык, будто кто-то не то захлебывался, не то рот полоскал.
Мира вскочила на ноги и с разбегу бросилась на дверь. Выбить ее плечом, как делают в фильмах, не вышло. Мира только рисковала раздробить себе сустав. А Данте на улице продолжал гавкать – то бросаясь в бой, то отступая.
Тогда она подбежала к окну. На дороге и у вишен – никого, если не считать беснующихся пауков. Значит, что-то происходит у кузницы. Мира приготовилась распахнуть створки окна, но отдернула руки – эти пауки уж больно быстро носились!
«Даже если они прыгнут на меня, я переживу, – пронеслось в голове Миры, – а вот Данте надо выручать!»
Но едва старые рамы затрещали, поддаваясь ее усилиям, как окно почти целиком закрыла тень огромного паука. Мира охнула и невольно попятилась.
Под его весом стекла начали растрескиваться…
Вдруг Мира поняла, что у этого огромного паука не восемь лапок, а всего четыре. И они больше похожи на человеческие конечности.
Крик застыл в ее горле.
Паучище развернул к окну голову, неестественно выгнув шею. У него было лицо. Лицо! Мертвенно-бледное, с ввалившимися белесыми глазами и разинутым ртом. Хрипя, истекая слюной, он смотрел прямо на Миру.
– Туленмеген! – прошипел он.
Мира едва дышала.
– Тулен-меген! – повторил паучище.
Ну нет. Этого точно не может быть на самом деле!
«Мне просто голову напекло», – решила Мира.
– Спасибо, – сказала она, чувствуя, как в груди отчаянно колотится сердце. – И вам того же.
Она закрыла окно шторкой. Паучище пропал из виду, но свист и гул, и урчание ничуть не стихли. Мира легла на кровать и закрылась одеялом с головой.
– Вот приснится же, – стуча зубами, сказала она себе. – И никаких игр не надо.
7
Разбудила Миру въедливая вонь. Она наморщила нос и, не открывая глаз, села.
Пахло псиной. Мокрой, свалявшейся, шерстью. Мира распахнула глаза и подглядела на лежанку Данте. Похоже, далеко не все ночные приключения ей приснились. Кое-что было и наяву: а именно, Данте убегал из комнаты и, похоже, угодил в воду.
Он спал, похрапывая. Длинная шерсть на животе и мордочке закурчавилась, в подушечках лап комьями гнездилась глина. Розовый плед промок насквозь, сбился, и теперь больше походил на старую тряпку.
– Как не стыдно! – покачала головой Мира. Пес продолжал храпеть во сне, даже ухом не повел.
Мира выбралась из-под одеяла и осторожно спустила ноги на пол. Припоминая детали страшного сна, она оглядела пол, чтобы ненароком не наступить на осколки взорвавшейся лампы.
«Или это мне тоже приснилось?» – подумала она, вскинув голову вверх. Лампочка под потолком висела на месте, но уж больно чистенькая. В окно светило утреннее оранжевое солнышко. В вишнях пели птицы, но по стеклу с наружной стороны так же ползали паучки – гораздо меньшие по размеру, чем ей представлялось ночью.
Дверь в комнату оказалась приоткрыта.
«Сама виновата. Дедушка ведь сказал закрыть ее, – Мира подошла и осмотрела дверную ручку. На месте, но будто заново прикручена. – А может, это дед ее ночью прикрутил? И лампочку поменял?»
Мира опустилась на пол и повернула голову, чтобы поглядеть – не осталось ли где осколков. Чисто. Она ещё раз подозрительно оглядела дверную ручку и окно с растрескавшимся стеклом.
«Зачем бы ему заметать следы? Но дверь и стёкла… здесь все и так разваливается, вчера я могла просто не заметить этих трещин».
Мира успокаивала себя, но ее подозрения только росли. Она осмотрела Данте – вроде лапы не повреждены, никаких следов укусов. Она выдохнула с облегчением. Но пёс спал как мертвый, что с ним бывает только когда он набегается вдоволь. А как приличный пёс он редко позволяет себе подобное ребячество.
Посидев немного в задумчивости, Мира поднялась и, скрипя половицами, вышла в коридор.
«Этот сон и побег Данте как-то связаны, – думала она, хмурясь. – Пока у меня не хватает фактов, чтобы их связать. Только один человек в этом доме может прояснить ситуацию…»
И только Мира свернула на кухню, как тут же застыла, сердце ее бешено заколотилось. За столом, свесив руки по бокам, с опущенной головой сидел дедушка. Он не двигался и, кажется, не дышал.
– Дед? – только и сумела выдавить из себя Мира. Несколько бесконечно долгих секунд, и дедушка, едва заметно дернулся. – Деда, ты чего?
– А? – сонно пробормотал тот.
Рядом с ним стояла полупустая трехлитровая банка с рассолом. Он потянулся за ней, казалось с огромным усилием заставив себя поднять тяжело повисшие руки, и сделал несколько жадных глотков. Казалось, он смертельно устал.
– Что случилось ночью? – требовательно спросила Мира. Дедушка разлепил красные опухшие веки. Он явно не спал сегодня.
– Выбежал твой пёс…
– Выбежал куда? Он бы сам не побежал к воде.
– Это я его окатил. Я в кузнице ночью работал. Он прибежал, давай мешаться. Спасибо, что в горн не прыгнул! Я его и это… – он качнул ослабевшей рукой и снова взялся за рассол.
Работа в кузнице. Так вот как просто все объяснялось. И гул, и свист, и лай – все это могли быть шумы работающей кузницы. Вроде все логично.
«Но почему мне кажется, что он лжёт?» – Мира сощурилась. – Какой прок был работать в кузнице ночью? – не сдавалась она.
Дедушка вздохнул.
– Ты иди-ка лучше в сельсовет. Там Сергея спроси, пусть к нам идёт, – устало проговорил он, – электричество чинить. А я пока вздремну.
Он, пошатываясь, поплелся в зал. Но проходя мимо Миры, вдруг остановился.
– Держись подальше от воды, – сказал он, наклонившись. – В сумерках. И ночью. – Немного помедлил, а потом добавил, безумно сверкнув глазами: – Если что, ты знаешь, где меч.
Дед вошел в темноту зала, и Мира услышала, как он шлепнулся на пыльный диван.
Перед ее глазами пронеслись: меч, холодный подвал и собственный ночной кошмар. Невольно Мира поежилась.
Как только Данте проснулся, Мира взяла его на поводок и вывела на дорогу. Их дом стоял в самом конце улицы на самой окраине села. В одну сторону тянулись сотни метров грунтовой дороги в колдобинах, в другой стороне, через поле, виднелись развалины старинного поместья.
Мира уже много лет не гостила у дедушки, и где сельсовет – толком не знала. Поэтому она одернула подол своего белого платьица, поплотнее надела соломенную шляпу с широкими полями, чтобы хоть сегодня ей голову не напекло, и просто зашагала вперед. Попутно она решила отчитать Данте.
– Иногда я жалею, что ты не умеешь разговаривать, – говорила псу Мира. – Хотела бы я послушать, что ты мне скажешь о своем ночном приключении. Ты правда мешался в кузнице?
Данте облизнулся. Он только что плотно позавтракал и теперь никакие нравоучения не могли испортить ему настроения. И все же Мира видела, что он слушает – одно ухо он повернул в ее сторону.