Дуэль Пономаря

– Не бойся, не яд. – Кикоз плотоядно осклабился. – Это вещество, не помню химического названия, наши спецы прозвали “узнавайка”. С его помощью ты на несколько часов станешь ясновидящим. Но так, что пользоваться этим твоим новоприобретенным свойством смогу лишь я один. Впрочем, ты все равно не будешь потом ничего помнить...

– Это не опасно?

– Не опаснее чая. – Уверенно проговорил Зарайский. Рыбаковец лгал. Это соединение действовало действительно несколько часов. Но оно наделяло человека ясновидением на всю оставшуюся жизнь. Вся беда была в том, что употребившему “узнавайку” жить оставалось как раз те несколько часов, что длилось действие.

– Ладно, давайте. – Пожав плечами, согласился Стремак и начал снимать рубашку.

Через пару минут, когда вещество ясновидения уже было введено в подмышечный катетер, Кикоз задал первый вопрос:

– Перечисли, где хранятся результаты твоего тестирования Рыбака.

Психолог, побледневший, лежащий с закрытыми глазами на диванчике, начал механически перечислять:

– Одна копия находится в моем компьютере в директории FISH. Вторая – на дискетах в верхнем ящике рабочего стола. Третья – в виде распечаток с моими пометками в нижнем ящике того же стола.

Оставив Стремака лежать в одиночестве, Зарайский быстрым шагом прошел в соседнюю комнату, служившую одновременно кабинетом и спальней, и без труда нашел все копии. Разобрав компьютер, Иван Ильич извлек из него жесткий диск, положил его в кейс. Та же судьба постигла дискеты и распечатку. Все это Кикоз планировал уничтожить в ближайшем будущем. Не стоило, чтобы хотя бы единая живая душа знала такие интимные подробности о главаре наркомафии.

– А теперь, – Сказал Зарайский, вернувшись к отравленному психологу, – Найди Дарофеева Игоря Сергеевича, по кличке Пономарь и скажи мне адрес по которому он находится в данный момент.

Стремак глубоко задышал и вскоре выдал название улицы и номера дома и квартиры.

И то, и другое разительно отличалось от тех сведений, которые принес корневский псевдоперебежчик.

– Находился ли этот человек по адресу: Проспект Вернадского, дом... квартира...

Через несколько секунд молчания, губы психолога разжались:

– Он съехал оттуда два часа назад.

Больше вопросов у Кикоза не было. Поэтому он, захватив кейс и старичка-дублера, немедленно покинул это помещение.

– Идут! – Разбудил Пономаря истошный телепатический крик.

Игорь Сергеевич открыл глаза и, в свете зажженной люстры, увидел над собой склоненного чернокожего гиганта. Через мгновение, целитель осознал, что это всего лишь картина, а сам он находится в мастерской художника.

Вчера вечером Сергей Владимирович рассказывал о нем. Фамилия безвременно ушедшего была Миркаян, поэтому этот плодовитый автор решил создать эпохальный цикл полотен под названием “Мир “каян”. Состояла она из трех завершенных работ и гигантского плана на будущее. Живописец решил изобразить все нации и народности мира, с прилагательными, у которых наличествовал бы корень “каян”. Так появились “Эфиоп окаянный”, “Эфиоп неприкаянный” и “Эфиоп покаянный”. Последнее полотно – “Раскаяние эфиопа” автор собственноручно уничтожил, как не вписывающееся в стержневую линию своего творчества. Почему Миркаян начал именно с эфиопов, оставалось, и, наверное, навсегда, совершеннейшей загадкой.

И именно на “Эфиопа неприкаянного” наткнулся взор Дарофеева по пробуждении.

– Кто идет? Который час? – Недовольно пробурчал Игорь Сергеевич.

– Четыре утра. Или ночи, как хочешь. – Ответил ворвавшийся в мастерскую Изотов, – А идут – рыбаковцы.

– И много их?

– Больше сотни!

Остатки сна мигом слетели с целителя и он представил себе странную картину: по ночным московским улицам, стройными рядами, совсем как баядерки, маршируют полчища наркоманов.

– Немного не так. – Послышался в голове у Дарофеева голос хумчанина. Вслед за словами появилась картинка. Военный “ГАЗ”, в кузове которого, скрытые брезентовым полотнищем, трясутся около двух десятков человек в камуфляжной форме.

– Витя, – Встревожено проговорил Сергей Владимирович, – Сможешь их запрограммировать?

– Не сразу. – Отозвался пацан. – А на что?

– Пусть со своими разбираются.

– Хорошо.

– Начни с тех, кто ближе всего. – Посоветовал майор. Витя не ответил, он уже был занят.

Вскочив с постели, Игорь Сергеевич стал быстро одеваться. Фээсбэшник, не дожидаясь, пока целитель закончит, выключил свет.

– Незачем облегчать им работу. – Пояснил Изотов.

Внезапно на улице раздалась автоматная очередь. Потом насколько выстрелов и, в завершении этих звуков, что-то гулко громыхнуло так, что дрогнули стекла.

– Одна машина готова! – Радостно сообщил Витя. – Но они уже совсем близко и собираются разбегаться!

– Игорь, ты готов? – Зачем-то спросил Сергей Владимирович.

– Кажется, да... – Шепотом ответил Пономарь.

– Можешь сделать себе “поляризацию”?

– Сейчас попробую.

Целитель вспомнил стадии вхождения в это состояние, начал входить в первую из них, но вдруг одно из окон с треском разлетелось и по стене ударили пули. Дарофеев сбился.

– Давай, Игорь, давай! – Услышал он голос Изотова, но самого майора в комнате не оказалось. Стал невидимкой, догадался Игорь Сергеевич, но это знание ничем ему помочь не могло.

Прекратив попытки войти в “поляризацию” постепенно, целитель попробовал вспомнить конечное состояние и вдруг понял, что медленно погружается в пол.

“Получилось!” – Мысленно восторжествовал Пономарь. И было это сделано крайне вовремя. За его спиной вдруг послышался странный звук. Обернувшись, Дарофеев заметил, что там, в стопке картин, притулившихся у стены, появился ряд аккуратных дырочек. Прямо на глазах целителя образовался еще один. “Ах, ты, гад!” – Подумал Игорь Сергеевич. Он, несмотря на град пуль, пошел прямо на стрелявших. Они засели в подъезде дома напротив и во всю поливали экстрасенса свинцом. Миновав стену, Пономарь прошел по воздуху до боевиков. Они, увидав такую картину, выпустили в целителя, перебиравшего ногами в пространстве между стенами, по длинной очереди. Но пока рыбаковцы, перезаряжали автоматы, Дарофеев приблизился вплотную и, пропустив сквозь себя очередные порции пуль, выбросил обоих на улицу. Боевики приземлились и больше агрессивности, равно как и прочих чувств, не выказывали.