Шестое сомнение

Эта безграничная забота председателя деревни о своих работниках запала глубоко в душу старикам, прожившим всю свою жизнь в коровнике.

Правда, неблагодарные дети не оценили безмерную заботу председателя и как только получали в шестнадцать лет паспорта, тут же уезжали от построенного им коммунизма в отдельно взятой деревне кто куда, бежали от всеобщего, невыносимого счастья как от чумы.

И остались деда Гриша с со своею старухой вдвоём. Со временем прохудилась крыша дома, и летние обильные грозы, и затяжные осенние дожди стали часто посещать их кухню, отчего прогнили доски в полу, а местами даже стал виден подтопленный погреб, выкопанный дядей Гришей с детьми пятнадцать лет назад под кухней для хранения картошки и солений, отчего в домике образовался устойчивый запах гнилой картошки, плесени, сырости и ещё чёрт знает чего.

Печку топили раз в день, вечером – экономили дрова и уголь, спали на кухне, не раздеваясь, прижавшись к печке и друг к другу, но всё равно к утру было так холодно, что изо рта шёл пар.

Весной у супруги деда Гриши неожиданно отнялись ноги, и она не могла уже самостоятельно ходить, а помутившийся рассудок не позволял ей заниматься домашними делами. Дед с помощью знакомого слесаря отремонтировал ей инвалидную коляску, выброшенную фельдшерским автобусом за ненадобностью, и стал каждое утро сажать старуху в коляску и выкатывать на улицу, чтобы дома не путалась под ногами. А для заметности старухи подобрал на свалке тряпочный зонтик от солнца и втыкал ей за спину в развёрнутом виде. Старуха к коляске быстро привыкла и довольно шустро ездила на ней по дворам деревни, выпрашивая любые таблетки на лечение ног. Жители деревни, зная, что она не в себе, охотно отдавали ей всевозможные просроченные таблетки от разных болезней. Затем бабуля аккуратно распаковывала разноцветные таблетки и ссыпала в специальный маленький мешочек. С этой добычей она катилась на федеральную трассу, проходящую через деревню, и становилась на самом её краю, у автобусной остановки, чтобы проезжающие мимо автомобилисты подумали, что старушке надо помочь переехать в коляске на другую сторону дороги. А когда кто-нибудь останавливался и подходил с предложением о помощи, старушка хватала его одной рукой за край одежды цепкими пальцами, а другой доставала из мешочка несколько таблеток и спрашивала у сердобольного:

– Скажите, доктор, а эти таблетки помогут мне вылечить ноги? – при этом продолжая удерживать его. И если недоумённый путешественник отвечал:

– Я не знаю, бабушка, я не доктор.

Или:

– Нет, нельзя, они негодные.

Или что-нибудь в этом роде, тогда старуха предлагала:

– Господин хороший, купите у меня эти таблетки, они обладают омолаживающим эффектом, не пожалеете, всего сто рублей прошу за всё, – и не отпускала его, пока незадачливый автомобилист или прохожий не отдавал ей деньги взамен таблеток, чтобы отцепиться от сумасшедшей старухи, а потом незаметно их выбрасывал. Таким образом супруга деда Гриши невольно стала зарабатывать себе на хлеб, так как председатель продолжал высчитывать всю её пенсию за протезирование зубов.

Незадолго до Нового года его старуха закашляла так, что не давала деду спать своим утробным беспрерывным кашлем, и деда Гриша стал уходить спать в комнату, а её оставлял у печки одну. Старуха лечила кашель чаем из чаги, приготовленным дедом, сосала разные таблетки из своего мешочка, даже протезы зубные одела, чтобы отпугнуть болезнь молодыми зубами, ничего не помогало, только кашлять стала громче и звонче. На седьмой день под утро она, наконец, затихла, и впервые за всю неделю деда Гриша хорошо выспался, а когда к обеду проснулся от холода и пошёл посмотреть, как там его старуха, то увидел, что она представилась и уже даже закоченела с открытым ртом, поблёскивая голубоватыми зубами. Поскорбив немного над усопшей, деда Гриша почесал затылок под шапкой и произнёс вслух:

– Да, надо что-то делать.

И решил, что хоронить супругу с дорогими протезами (как ему говорил председатель) не следует, тем более что за них ещё не все деньги выплачены. И деда Гриша долго, двумя ложками, выковыривал из окоченевшего трупа пластмассовые протезы, а потом осторожно положил розовые челюсти в специальный стакан с водой и подвязал ей платок под подбородком через голову, чтобы закрыть опустевший рот, чёрный, как дупло в старом дереве. Затем пошёл к председателю и сообщил ему о смерти супруги. Председатель, дай Бог ему здоровья, решил, что оставлять усопшую не похороненной за два дня до Нового года не следует, так как после новогодних праздников для копки могилы никого невозможно будет найти недели две, и выделил деду Грише шесть иноверцев, работающих на вывозе навоза на поля, чтобы они похоронили старушку до Нового года.

Шустрые могильщики сразу же притащили гроб, похожий на ящик из не струганных досок, и стали запихивать туда покойницу, но гроб оказался маловатый, будто бы с чужого плеча, и молодцы подогнули старушке колени и приподняли голову, от чего крышка гроба не стала закрываться. Тогда старший из иноверцев предложил:

– Послушай, дед, а давай твою жену похороним по нашему обычаю, в саване.

– Это ещё как? – удивился деда Гриша.

– Туго запеленаем её в несколько слоёв простынями с головой и так похороним.

– Нет, это будет как-то не по-христиански, надо в гробу хоронить.

– Ну что ж, будем наращивать крышку гроба, – вздохнул старший из могильщиков и пошёл искать на ферму доски и рейки, а остальные отправились на кладбище рыть могилу. На второй день всё было готово, правда, могила получилась небольшой, глубиной чуть больше метра, из-за сильных морозов, сковавших землю, а гроб сильно смахивал на упаковочный ящик, из-за наращивания его крышки, чтобы усопшая поместилась в него полулёжа. Но всё равно деда Гриша был безмерно благодарен председателю за оказанную помощь в похоронах супруги, даже несмотря на то, что земли едва хватило на то, чтобы присыпать гроб.

И стал деда Гриша единственным обладателем бесценного сокровища – розовых зубных протезов в стакане с водой. Он каждый вечер засыпал, глядя на них, и просыпаясь утром, любовался ими. Посоветовавшись со знакомым слесарем на местной МТС, вырвал плоскогубцами с его помощью у себя последний зуб и, подточив напильником мешающие места в протезе, стал надевать зубы жены по праздникам и воскресеньям, перед выходом на деревенскую улицу, в люди.

Всё бы ничего, да через два месяца после похорон стала ему часто сниться усопшая супруга в гробу под землей, будто она что-то хочет сказать ему, да беззвучно, только губами едва шевелит. Деда Гриша усиленно пытался во сне услышать и понять, что же хочет ему сказать покойная, но безуспешно. От этого он просыпался и ворочался до утра, ругая про себя старуху за её бестактность и бесцеремонность. Деда Гриша решил посоветоваться со своим знакомым слесарем: что ему делать с наглой старухой, которая мало того что умерла, до конца не рассчитавшись с председателем за вставленные протезы, так ещё пытается мешать ему по ночам сладко спать.

– Послушай, приятель, что мне делать с проклятою бабой? – начал он жаловаться слесарю словами из сказки Пушкина.

На что тот деду отвечал:

– Не печалься, поживи немного у меня на ремонтной станции, заодно и посторожишь её ночью, а там видно будет.

Так деда Гриша и сделал – перебрался в мастерскую приятеля и стал там ночевать на топчане, попутно охраняя совхозное добро. Здесь по ночам старуха перестала сниться, чему он был несказанно рад. Домой теперь дед заходил только днём истопить печку, чтобы не замёрзла картошка, которую он теперь хранил в комнате, так как осенью погреб затопило грунтовыми водами, а вычерпать её у деда Гриши уже не хватило сил. Варил кастрюльку картошки себе на обед и присматривал за розовыми зубами в стакане, чтобы никто не стащил.

Только он приспособился к новой для себя жизни кочевника, как однажды, недели через две, деда Гриша, придя, как обычно, после обеда из дома в мастерскую, увидел на дверях большой амбарный замок. Соседи по мастерской ему объяснили, что слесарь неожиданно заболел и его увезли в районную больницу с подозрением на аппендицит.