За стеной сна

Лоб и спина у Василия Трофимовича мгновенно покрылись испариной, он не мог выговорить ни слова: взгляд женщины парализовал его, заставляя смотреть и смотреть неотрывно в её глаза.

Казалось, прошла вечность, пока он начал понемногу овладевать собой. Зажмурив и открыв глаза, он снова увидел её, выключил и включил ночник – снова она перед ним.

С трудом шевеля губами, шёпотом спросил:

– Ты… то есть вы… вы кто?

Молчание.

– Вы… как… почему… здесь?

«Так…» – послышалось ему, хотя губы женщины оставались неподвижны. Василий Трофимович, так и не поняв, сказала она что-то или нет, стал оглядывать её. Незнакомка вся была накрыта одеялом, кроме головы, нога её была согнута в колене, и в этом месте одеяло было чуть приподнято, возможно, немного приоткрывая её тело, но в сумерках ничего было не разглядеть. Он слегка дотронулся до женщины ладонью: нет, всё было наяву! Неожиданно одеяло сползло с её колена, и стала видна нога в чёрном чулке.

Он смотрел и смотрел в её глаза, боясь отвернуться, оставив её у себя за спиной. «Больше всего в жизни бойся собак и женщин. Никогда не знаешь, что от них ждать, и не поймёшь, укусит или нет», – вспомнились ему слова матери.

На мгновение он сел на кровати спиной к незнакомке и тут же быстро обернулся и снова увидел ту же картину: нога в чёрном чулке и глаза, внимательно смотревшие на него. Одеяло было тонкое, и, ещё раз окинув её взглядом, он не мог не отметить, что по изгибам тела фигура женщины была красивой и необычайно привлекательной.

Он встал, походил по комнате, не отворачивая головы; её глаза неотрывно следили за ним, но голова оставалась неподвижной, и ни одного движения её тела он так и не увидел.

«Какой взгляд!» – подумал он, стоя посредине комнаты, и машинально пригладил свои редкие волосы.

Наконец он произнёс:

– Сейчас сварю кофе. – И по-прежнему не смог даже шелохнуться.

Неожиданно на кухне загремела посуда, и он метнулся туда в надежде, что, может быть, именно сейчас всё разъяснится. Там он увидел кота, гонявшего пустую миску по полу. «Проголодался, – подумал Василий Трофимович. – Хотя такого ещё не было, чтобы кот просил кушать среди ночи».

Быстро сварив кофе и почти бегом, чуть не споткнувшись о порог кухни, но всё-таки удержав равновесие, вбежал в комнату с кофейником и двумя чашками. Пора было решительно разобраться в сложившейся ситуации. Но… в комнате никого не было, хотя вся двуспальная кровать была смята, а одеяло лежало на полу.

Василий вернулся на кухню, налил себе кофе и стал вспоминать вчерашний вечер: «Ничего особенного вчера не было: посидели в кафе с сослуживцами, как и каждую пятницу, попили кофе, съели по паре пирожных и разошлись. Никакого алкоголя, никаких женщин. Затем сидел в порту. Путь до дома не помню, хотя тоже вроде без каких-либо событий. Дома лёг спать – и всё!»

«Померещится же такое! Ну как наяву! А женщина красивая, – подумал он. – И вроде я уже видел эти глаза».

Он стал вспоминать всех своих знакомых женщин: с кем работал, учился, командировки, поездки в отпуск, но никого похожего не было. «Может, галлюцинации? Надо выбросить всё это из головы и больше об этом не думать, а то действительно свихнёшься», – подумал он и на этом успокоился, отметив про себя, что шерсть на коте стояла дыбом и что мяукал тот как-то уж очень недружелюбно, да и скорее кот не играл с миской, а раздражённо швырял её по кухне.

Опять вспомнилось детство, мама. Отца он не помнил.

Когда врачи сообщили, что мальчик родился с отклонениями и, скорее всего, они будут прогрессировать и дальше, отец стал убеждать маму оставить ребёнка в роддоме. Мама наотрез отказалась расстаться с новорожденным сыном, и отец ушёл из семьи. Позже, через несколько лет, когда он, так и оставшись одиноким, начал пить, хотел вернуться в семью, но мать даже слушать его не стала. Она считала его уход предательством и простить этого не смогла. Опасения врачей оказались чересчур пессимистичными, и мальчик вырос вполне нормальным человеком, хотя и не без странностей. «А у кого их нет?» – думала мать. Он был чудаковат, доверчив и прост. Ни разу не был женат: отношения с женщинами как-то не складывались, всё искал какого-то идеала – идеала не внешности, а души, – может, оттого, что всех он сравнивал с мамой, которая и была для него идеалом, а никто не был даже близко похож на неё.

Наконец, немного придя в себя, помыл чашки и кофейник, в комнате отодвинул штору на окне, чтобы не было очень темно, лёг в кровать и снова уснул.

Рассвело. Солнце заглянуло в окно комнаты, и Василий Трофимович проснулся. Оглядевшись по сторонам и ничего особенного не заметив, обнюхал кровать и вторую подушку: никакого запаха косметики и женского тела не почувствовал. Решил, что всё-таки это действительно был только сон, а не какие-то галлюцинации и ничего мистического этой ночью не было, да и не могло быть.

Уже полностью успокоившись, он заправил кровать, умылся, выпил чашку кофе и сначала решил подмести и вымыть пол. На сегодня у него ещё были запланированы стирка и поход в магазин за продуктами на неделю. Он уже давно привык всё делать сам и не испытывал неудобств от отсутствия женщины в доме.

Каково же было его удивление, когда он вымел из-под кровати… клипсу. Поднял и, сев на кровать, долго смотрел на неё.

Наконец решительно сказал себе: «Сон! Всё! Проехали! Надо делами заниматься». И положил клипсу в один из ящиков комода.

Следующая неделя прошла без каких-либо событий; о ночном случае он ни разу не вспомнил.

В пятницу, идя как обычно из порта домой, он в какой-то момент почувствовал, что за ним наблюдают. Посмотрел по сторонам, оглянулся назад: нет, никто на него не смотрел. По улице шла компания из трёх мужчин, и они были увлечены разговором и торопливо удалялись в противоположную сторону.

Пройдя ещё немного вперёд, он почувствовал, что ощущение наблюдения за ним исчезло. Он вернулся назад и снова понял, что за ним следит чей-то взгляд. Паника охватила его, и, добежав до перекрёстка и свернув за угол дома, он немного постоял, затем резко выглянул на улицу: никого. Так он проделал несколько раз и с тем же результатом. Наконец, сказав себе: «Да это же сумасшествие какое-то! Возьми себя в руки!», вышел из своего укрытия и снова пошёл по улице к своему дому, разглядывая по сторонам витрины магазинов.

И вдруг… их взгляды встретились – той ночной гостьи и его. Он стоял около магазина женской одежды, и на него смотрела… женщина-манекен – смотрела нежно и удивлённо. Брюнетка, фигура идеальная, одета неброско, но элегантно, одна нога у неё стояла на подставке и была согнута в колене. Чёрные чулки! В какой-то момент взгляд её стал тёплым и влюблённым. В правом ухе у неё была клипса, в левом – ничего! Он сломя голову побежал домой, с трудом разыскал в комоде найденную под кроватью клипсу и быстро вернулся к магазину. Войдя туда, сделал вид, что разглядывает продаваемый товар, даже не заметив, что мужской одежды в магазине нет. Дождавшись, когда на него перестанут обращать внимание, подошёл к манекену. Он слишком долго завозился около манекена: клипса никак не хотела прикрепляться на прежнее место. Наконец девушка-консультант подошла к нему.

– Мужчина, что вы делаете с манекеном? – удивлённо и недружелюбно спросила она.

– Да вот смотрю: на полу лежит. Решил обратно на манекен повесить. – И он показал клипсу.

– Спасибо, не надо, я сама повешу, – сказала консультант.

Василий шёл домой в отличном настроении и что-то еле слышно напевал.

Всю ночь он не ложился спать: всё ждал, не появится ли она опять, как неделю назад. Она не появилась.

В ту ночь в его жизни появился смысл, и он подумал, что даже безответная любовь может сделать человека счастливым!

Уснул только под утро и спал полдня, улыбаясь и что-то иногда говоря во сне. Ему снилось ночное море в лунном свете и он – он с ней, с любимой, в маленьком утлом судёнышке, которое только чуть касалось гребешков волн; волны нежно передавали лодку одна другой, уводя всё дальше и дальше от берега к горизонту, помогая двум влюблённым догнать зашедшее солнце, чтобы эта ночь любви никогда не кончалась, чтобы время остановило стрелки часов на этом мгновении и мгновение превратилось в вечность – вечность любви.