Страница 45 из 58
— Хочешь переночевать у меня? — Клейтон всегда спрашивает это у меня, как будто это все еще нужно спустя четыре совместных субботы.
— Хорошая идея, — поддразниваю я его в ответ.
А после этого начинается еще одна ночь пота, смятых простыней, стука изголовья кровати о стену.
Я всегда беспокоюсь из-за того, что его соседи по квартире устают от моего постоянного присутствия, но, кажется, это их даже немного забавляет. Однажды в субботнее утро, когда я выхожу из комнаты Клейтона, Брант смотрит на меня поверх чашки кофе и говорит:
— Хочешь сказать, что все еще можешь ходить после прошлой ночи?
Я показываю ему средний палец.
Он подносит расставленные буквой V указательный и средний пальцы к своему рту, и шевелит языком между ними.
Один-один, Брант.
В понедельник после занятий по актерскому мастерству я натыкаюсь в вестибюле на Викторию и Хлою. Лицо Хлои — беспорядочные потоки туши от глаз к подбородку. Виктория сидит рядом с ней и успокаивающе гладит по спине. В тот момент, как она видит мое приближение, ее глаза темнеют.
Я подхожу к ним, не боясь взгляда Виктории.
— Хлоя?
Хлоя бросает на меня короткий взгляд и шмыгает носом.
— Ублюдок.
— Какой ублюдок? — спрашиваю я.
Виктория вздыхает, глубоко и резко, потом говорит:
— Можешь дать нам пространство, Дездемона? У Хлои проблемы, и подруга пытается ее утешить.
Она поглаживает Хлою по спине, другой рукой держит ее за бедро.
Я игнорирую сарказм Виктории.
— Что случилось? — мягко спрашиваю я Хлою, присаживаясь рядом.
— Эта шлюха мужского пола, — выплевывает она, шмыгая носом. — Тьфу. Я такая глупая. Я никогда так не переживала из-за парня. Я такая идиотка.
— Нет, это не так, — бормочет Виктория, потирая ее спину с нарастающим энтузиазмом. — Ты умна и полна любви. Этот мудак — просто никчемный бабник.
— Брант? — внезапно понимаю я. — Мы говорим о…
— Не смей произносить его имя, — стонет Хлоя и практически рычит, оскалив зубы. — Я хочу убить его. У него нет никаких чувств. Он просто использует девушек как, как, как тряпки… а потом он просто…
— Нам не нужно пересказывать ей все, — успокаивающе произносит Виктория, и у меня создается впечатление, что на самом деле она имеет в виду: «Не надо позволять Деззи вмешиваться. Я твой настоящий друг. Я с тобой, а Деззи стерва».
Я вздыхаю.
— Мне очень жаль, Хлоя.
— Ни один из них не достоин нас, — выплевывает Хлоя, ее взгляд острый, словно кинжал. — Эти парни заслуживают друг друга, эти женоненавистники.
Она приписывает к этой категории Клейтона?
— Подожди минутку, — начинаю я.
— Я предупреждала тебя, — продолжает Хлоя, глядя на меня с двумя темными влажными дорожками на лице. — Я говорила, что ты должна держаться от него подальше. Ни один из них не создан для отношений. Они свора придурков, и всегда ими были.
— Хлоя. — Я начинаю раздражаться.
— Он просто хочет тебя трахать. Они лучшие друзья, из одного теста. Когда ты ему наскучишь, он тебя бросит…
— Хлоя!
— Он будет смеяться с Брантом над тобой, — продолжает она, — и рассказывать истории о тебе за твоей спиной. Ты просто еще одна зарубка на его кровати. Просто подожди.
— Ты ни черта не знаешь о Клейтоне! — кричу я в ярости.
В другом конце вестибюля шестеро первокурсников, работающих над групповым проектом, замолкают, услышав меня. Хлоя просто смотрит на меня, а Виктория сидит с болезненным видом притворного сочувствия в ожидании еще одной причины, чтобы ненавидеть меня.
— Думаю, тебе лучше уйти, — тихо предлагает Виктория.
— Думаю, да, — так же язвительно отвечаю я.
Стеклянные двери мягко закрываются за моей спиной, несмотря на приложенное усилие их захлопнуть. Я чувствую на себя взгляды людей, когда прохожу через двор. Если честно, мы с Хлоей не особо близки, но я не могла просто стоять в стороне, пока она изливала свою обиду на Клейтона и Бранта. Брант, конечно, тотальный бабник, я поняла это в тот момент, когда познакомилась с ним в боулинге. Но, если Хлоя злится на него, зачем ей понадобилось втягивать в эту историю Клейтона? Да, они лучшие друзья, но они совершенно разные.
Тем не менее, даже просто думая об этом, в моих мыслях поселяется зерно сомнения.
Вернувшись в общежитие, я бросаю взгляд на календарь и понимаю, что премьера состоится в эту пятницу.
Конечно, я это знала, но этот день все равно подкрадывался ко мне все ближе и ближе. Этот день рано или поздно станет реальностью.
Слишком много реальности.
Я неуклюже бросаюсь в ванную как раз вовремя, чтобы ухватиться за край унитаза и вывернуть всё наизнанку.
Глава 22
Клейтон
Когда мы находимся одни в будке освещения, Келлен Майкл Райт что-то рассказывает мне с видом всезнайки. Я киваю, притворяясь, что слушаю его.
Но я не слышу ни одного гребаного слова.
Люди не понимают, как много всего говорят только с помощью своего тела. Вам не нужны губы или слова, чтобы общаться. Мимолетный взгляд говорит намного больше. Напряжение в плечах. Изгиб спины.
Может быть, именно поэтому считается, что язык жестов — это восемьдесят процентов эмоций, а не самих знаков, которые вы делаете руками.
Я могу многое понять по тому, в каком положении находятся ваши ноги, когда вы сидите. Или по тому, в какую сторону наклонены ноги по отношению к человеку, с которым вы говорите, — к нему или от него. Вы сами говорите мне о том, комфортно ли чувствуете себя рядом со мной, позволяя своим рукам свободно висеть по бокам или засунув их в карманы, или вообще скрестив на груди, словно в защитном жесте. Я обращаю внимание на угол наклона головы, на направление, куда указывает подбородок, на морщины на лице, по которым можно распознать удивление или негодование.
Начиная с головы и заканчивая ногами, ваше тело — это чертова книга. И мне не нужны слова, чтобы прочитать Келлена.
Он смотрит на меня, ожидая ответа на вопрос, который я не слышал.
Я киваю.
— Точно, — соглашаюсь я, просто чтобы покончить с этим и вернуться к Деззи.
Она уже должна выйти с занятий по актерскому мастерству. Сейчас наступила неделя генеральных репетиций, из-за чего наша жизнь становится более трудной. У нее каждый вечер генеральные репетиции, и одновременно все остальные команды подготавливают костюмы, звук и свет. Мы советуемся с режиссером пьесы насчет световых сигналов, когда, например, свет должен загореться или погаснуть.
Сегодня понедельник. Деззи от премьеры отделяют всего пять дней. Я не могу себе даже представить, насколько она сейчас переживает. Не имеет значения, что я говорю ей о том, что она хороша, она все равно не воспринимает мои слова.
Внезапно по столу скользит планшет Келлена и останавливается перед моими глазами. Вместо описания светового сигнала он напечатал:
Ты вообще здесь?
Понял хоть слово из всего того, что я сказал?
Или я просто зря трачу время, пытаясь учить тебя?
Я ухмыляюсь и поворачиваюсь к нему лицом, не в силах сдержать свое раздражение.
— Да, наверное, я пропустил то, что ты только что сказал. Можешь повторить?
Келлен стирает свои слова на планшете, затем снова набирает текст и показывает его мне:
Мне не стоит полагаться на то, что ты сможешь прочитать по губам?
Вдруг тебе нужно, чтобы я все это печатал?
Оглядываясь на него, я вижу в его глазах раздражение. Кроме этого, я замечаю разочарование в сгорбленных плечах. А также неприязнь в приоткрытых губах.
Дело не только в моей рассеянности. Он раздражен чем-то совершенно другим. И, принимая во внимание слова Деззи о его работе здесь, а также то, что мы с Деззи находились на публике в течение последних недель, догадываюсь, что ему не нравится, что мы с Деззи вместе.