Страница 56 из 57
— Ты теперь другой, — выдохнула она, дотянувшись до его лопаток.
— Подрос немного, — лукаво согласился Ульф. Затем чуть качнулся, бедром раздвигая ей ноги. Пробормотал уже сдавленно: — Но я буду осторожен… ты позволишь?
Это Ульф, радостно подумала Света, услышав знакомые нотки. И судорожно вздохнула, потому что сосущая пустота в животе внезапно стала болезненной. Кровь билась, трепетала — в горячей тяжести ее грудей, в дрожи разведенных бедер…
Она его хотела. Безумно, прямо сейчас. Голод отступил в сторону, и хотелось спрятаться в объятьях Ульфа — отгородившись ими от воспоминаний о тех, кому не удалось помочь. О детях Нордмарка и погибших всего Эрхейма.
Следом Свете стало не до мыслей. Забылась даже ночь, когда Нордмарк полыхал. Губы Ульфа снова обожгли ей соски жаром, пальцы прошлись по мягкой плоти между бедер, словно проверяя…
Она, не выдержав, коротко простонала. И пропыхтела:
— Не больно? Тебя могу гладить?
Ей хотелось добавить — "везде". Но в последний миг Света сдержалась.
— Ты могу все. — Ульф двинулся, локти его придавили постель справа и слева от ее головы. Он глянул на нее из щелочки на одном глазу. — Нет, уже не больно. Свейта… я вспоминал твое лицо, горя в серебряном огне. Не будь тебя, опять сбежал бы сквозь время… и сейчас хочу на тебя смотреть. Все время хочу.
Я тоже хочу, чуть не крикнула Света. Руки ее уже скользили по телу Ульфа, наглаживая изгиб его поясницы. И бугры мышц, уходившие к лопаткам. Потом она ткнулась губами в его плечо. Заелозила под телом Ульфа, пытаясь дотянуться до его соска…
Он громко выдохнул и вдруг перекатился на спину. В следующий миг Света осознала, что лежит на нем сверху. Сильные руки заставили ее подняться, и она уселась, придавив ему живот. Твердокаменный, неровный под ее ягодицами.
— Тебя так лучше видно, — объявил Ульф.
Огромные ладони прошлись по бедрам Светы, раздвигая их еще шире. Она поспешно наклонилась. Губами коснулась соска Ульфа — и попробовала втянуть его в рот. Но тот не поддался. Кожа на литой грудной мышце лежала плотно, была слишком твердой…
Ульф фыркнул. Пальцы его легко придавили Свете левую грудь. Вторая рука залезла под лобок. Скользко там погладила.
— Это я должен тебя так ласкать, — выдохнул он. — Губами перебирать ягоду, это мое дело. И я уже готов, Свейта. Ты тоже, я знаю. Хочешь поплыть по моему животу? На зависть всем молодым щенкам, что роняли слюни, глядя на тебя?
— Поплыть по твой животу? — изумилась Света, тут же вскинув голову. — На зависть щенок?
Ульф низко хохотнул. В следующий миг руки его вдруг толкнули Свету назад. Она качнулась, в поясницу ткнулась торчащая мужская плоть.
— Садись на меня, и я все объясню, — пообещал Ульф, обнажая почти отросшие зубы в улыбчатом оскале. — Прошу, Свейта.
Знал бы ты, как я этого хочу, сбивчиво подумала Света. А теперь, когда приглашают…
Она приподнялась, еще немного качнулась назад — и опустилась вниз. Медленно и трепетно, тая от его проникновения.
— Так это называют, когда не хотят кого-то задеть, — хрипло бросил Ульф. — Плыть по животу. Сейчас по моему…
Он чуть шевельнулся под ней, и Света остро ощутила объемистую твердость его мужской плоти.
Тело сразу залило судорожным жаром, текущим от бедер. В нем растворилось легкое болезненное нытье, порожденное размерами Ульфа…
— А потом я поплыву по твоему, — невнятно пообещал он.
Света приподнялась, задыхаясь.
— Почти так, как надо. — Ульф вдруг дернул Свету к себе, заставив пригнуться.
Когти обвели ей соски, следом ладони прошлись по бокам.
— Береги себя, — тихо велел он, глядя ей в лицо одним глазом. — Стань волной, что скользит надо мной. Помни, что слова про живот — это лишь красивое выражение. Со мной дотягиваться до живота не стоит.
Его руки внезапно стиснули изгибы ее бедер. Надавили, заставив скользко двинуться. Вокруг него, выше и чуть вниз…
— Вот так, — прошептал Ульф. — А щенки, это Ингульф и прочие. У них был шанс, но теперь его не будет. Я все отдам за тебя, Свейта. Все свои будущие жизни. Я остался здесь в этот раз ради тебя. Плыви надо мной. Ты свет в моей ночи, ты огонь в окне, без которого я потеряю берега. Будь со мной, и я забуду, что было в Асгарде. Просто плыви надо мной, Свейта…
И она поплыла — волной, кружившейся в прибое над скалой. Пальцы Ульфа скользили по ее телу, когти почти нежно давили на кожу.
Но хватка его ладоней подгоняла. Торопила. А потом Ульф рванулся сам и притиснул Свету, все-таки всаживаясь в мягкость узковатого входа…
Его орудие содрогнулось в ней. И это биенье мужской плоти вогнало Свету в дрожь наслаждения, пронзительную и чистейшую. Удовольствие скрутило тело мучительно-счастливой судорогой, текущей от раздвинутых бедер. От скользких складок между ними.
Там, в этой безжалостной неге, полосующей тело сполохами, сгорело все. Даже легчайшая боль, что ощущалась поначалу.
Ульф тут же дернул Свету к себе — на этот раз уложив на свою грудь. Тонкие губы запечатали ей рот, поймав и проглотив Светин стон.
Потом они сидели на кровати и ели, глядя друг на друга. Мясо, пропеченное на углях, приправляла соленая морошка, ржаные хлебцы были густо обсыпаны орешками, коричневатый сыр пах топленым молоком…
Меж ними висела тишина — светлая, почти осязаемая. После всего, что случилось, было тихим счастьем сидеть рядом. И делить на двоих этот вечер, с румянцем гаснущего заката в окне, с покоем, окутавшим крепость.
Но на яблочном пироге Света не выдержала. Откусила кусок от кисло-сладкого, печеного на сливочном масле чуда с хрусткой корочкой, проглотила и уронила:
— Я не понимать…
Ульф засмеялся, а она торопливо откусила от пирога еще немного — чтобы не тратить время зря.
— Женщине нельзя долго молчать, — заметил Ульф, отсмеявшись. — Я уже заскучал без твоих вопросов. Что ты не поняла, Свейта?
— Почему боги сами не чертить руна на щит? Ведь у них есть рунная сила? Зачем асам надо, чтобы это делать человек? Хальстейн? — Света живенько проглотила остатки ломтя и стряхнула в тарелку крошки с пальцев. — Раз щит от конунг можно брать в наследство, значит, боги его тоже мог получать? Рисовать Одал, брать как удел, делать все сам. Никого не ждать. Не искать…
— У меня есть одна мыслишка. Но это только догадка. — Ульф быстро кинул ей на тарелку еще один ломоть пирога. Велел, когда Света жалобно вздохнула: — Ешь-ешь. Вспомни, сколько крови ты пролила, рисуя руны. Заодно припомни, когда ты в последний раз ела. И сколько простояла под дождем. После вчерашней ночи у тебя только ребра с кожей остались. Не хочешь думать о себе, подумай обо мне. Как я поплыву по твоему животу, если он провалился вниз, к хребту?
— Ты менять слова, — посоветовала Света. — Не плыть по живот, а карабкаться по камни. Так почему боги сами не трогать руна Исс и Фе? Почему грести жар с человеческий рука?
Ульф снова засмеялся. Следом бросил:
— Полагаю, пробудивший руны тоже был обречен. Поэтому асы использовали человека. Огонь со Льдом пожирали всех, кто прошелся возле ворот с конунговым щитом. Смерть текла по следам людей в их дома, к их ногам… а Хальстейн был последним из тех, кто протоптал стежку к щиту старого конунга. Наверно, он так и помер бы — последним. Только не знаю, какая смерть его ждала. Может, Огонь со Льдом разделили бы Хальстейна пополам?
Ульф смолк и подхватил кусок печеных ребер. На клыках жалобно хрустнула косточка.
— Ты тоже ходить мимо ворота, — сказала вдруг Света. Рука, державшая тарелку, дрогнула. — И под ворота. А если мы уходить в Ульфхольм…
— Руны могли достать меня и там, — на удивление жизнерадостно заявил Ульф. — Все волки, вернувшиеся из человечьих городов, были обречены. Помнится, когда я звался Фенриром, эти бабские закорючки асов на меня не действовали. Но нынешняя плоть слаба. Со мной нынешним даже Хильдегард управлялась, используя руну Наудр. Однако моя жена опять вцепилась в меня крохотными ручками, и снова спасла. А все началось с того, что ты захотела отправиться в Нордмарк после разговора с Локки. Я тогда к людям не рвался. И сложись все по-моему, я сгорел бы у себя дома. Или замерз.