Оборотень на щите

— Убивать, это дело мужчин, — резко ответил Ульф. — Возвращайся побыстрей, великий предок. Нам о многом надо поговорить.

Локки рассмеялся.

— А ты уже весь в нетерпении, потомок?

Следом Локки исчез, залив помост белой вспышкой. Ингульф, державший щит, тут же выдохнул:

— Великий предок?

Но спрашивать что-то еще оборотень не стал. А Ульф, обернувшись к крепости, рявкнул:

— Кто-нибудь, сбегайте за ярлами. Скажите, что конунг вернулся, и хочет их видеть. А еще я приказываю ярлам отправить половину дружин в город. Пусть разбирают завалы от пожаров, и высекают людей изо льда, если понадобится. Передайте ярлам, что за каждого спасенного я дам их воинам по две марки.

Света, слушая Ульфа, запрокинула голову. Ощутила затылком жар, текущий от его тела, подумала заворожено — да, конунг вернулся.

Но следом она устыдилась своей радости. Слишком много горя было вокруг. И крики людей только что стихли…

ЭПИЛОГ

Ночь, пропахшая горечью пожарищ, все тянулась и тянулась.

Пришли ярлы — те, кто мог ходить. Вместо остальных явились их подручные. Скаллагримма среди пришедших не было, и Света с грустью услышала, что он лежит пластом, обгорев в своем собственном доме.

Потом ярлы вместе с подручными поднялись на помост надвратной арки. Света к тому времени уже сидела на лавке, которую притащил Редульф — с головы до ног укутанная в теплые плащи.

Она по-прежнему прижимала ладони к щиту. Перед глазами ползли темные тени, и тянуло опустить веки. Сейчас ее не беспокоило то, что из-под плаща, наброшенного на голову, выбились слипшиеся полувлажные пряди. И все это под внимательными взглядами ярлов…

Ульф, встав рядом, начал рассказывать, как Хальстейн наслал огонь со льдом на города Эрхейма, но дротнинг Свейтлан его остановила. Ярлы, дослушав все до конца, рассыпались в скомканных благодарностях.

Хмурая угрюмость с их лиц не исчезла. Но на незрячее лицо нового конунга они смотрели уже не так настороженно. Больше поглядывали на дротнинг, на щит перед ней — и далекий, синевато-серый залив.

Им сейчас не до нас, мелькнуло у Светы. Они думают о том, что застанут дома.

Потом ярлы распрощались, пообещав Ульфу, что отплывут не раньше рассвета. А до того времени отправят на помощь людям Нордмарка всех воинов, стоявших на ногах — в придачу к тем, кто уже ушел в город.

Ульф, покончив с ярлами, дождался, пока они отойдут от ворот. Затем спокойно спросил:

— Что с луной?

И Света, стряхнув с себя измученное оцепенение, посмотрела вверх.

Ущербный диск луны за это время опустился ниже. Но надкусанный круг бело-серебряного сияния остался в том самом месте, где появился изначально. Сиял в сером небе, обведенный с краю мутной лункой — ломтиком сдвинувшейся луны.

— Луна скоро закатится, — быстро сказал Ингульф, стоявший перед Светой со щитом в руках. — Но свет ее висит на месте. Как гвоздем прибитый.

Ульф повернулся к Свете. Пробормотал, возвышаясь над ней и слепо глядя поверх ее головы:

— А потом люди скажут, будто волки ночью украли солнце. И подвесили у себя над головой.

Губы его скривились в скупой ухмылке. Света в ответ неуверенно улыбнулась. Проговорила, глядя на мужа — и ища в нем прежнего улыбчивого Ульфа:

— Я хотеть сказать нет…

Потрескавшиеся губы на красноватом лице раздвинулись чуть шире. Он явно собрался что-то сказать, но тут над помостом полыхнуло. И в шаге от Ульфа возник Локки.

— Твоя стража закончена, жена волка, — объявил Локки, одарив Свету веселым взглядом. — Тела Одина с Тором закоченели. До сведенных рук. Они уже перешагнули черту, и чужая смерть их не спасет. Все, наконец-то. Рок богов с запозданием, но прикончил асов, много веков живших без жертв. Ну, потомок, побеседуем? Человеческий городишко сейчас зализывает раны, ты тоже можешь отдохнуть.

Ульф кивнул. Сказал, по-прежнему глядя поверх Светиной головы:

— Опусти руки. Ингульф сожжет этот щит, а я отведу тебя в опочивальню. Ты пока передохнешь…

— Нет, — выпалила Света. — Вы побеседуем с я. Мне тоже надо спросить.

Лицо Ульфа перекосилось.

— Думаешь, сумеешь это скрыть? — по-прежнему весело спросил Локки.

И Света вдруг вспомнила, как муж когда-то промолчал о том, что не может носить серебро. Ульф опять что-то скрывает?

Она сгорбилась еще сильней, опустив руки, трясущиеся от усталости. Колени, которых коснулись ладони, сразу укрыла тьма. Свет, лившийся с небес, погас…

— След остается всегда, — внезапно обронил из темноты Ингульф.

И отступил к боковой лестнице, унося с собой щит. Ульф рычаще выдохнул. Потом велел:

— Отведи нас в какую-нибудь опочивальню, отец лжи. Там и побеседуем. Дай мне руку, Свейта.

Она послушно приподняла ладонь. Пальцы Ульфа тут же ее стиснули.

В следующий миг он дернул Свету к себе. Обнял одной рукой — и вокруг заплескался белесый туман. А Ульф, прижав Свету к своему боку, уверенно двинулся куда-то в этом мареве.

Еще через секунду вокруг разлился мрак. Локки бросил короткое словцо, и справа загорелся шар альвова огня. Ульф неспешно отпустил Свету…

Они снова очутились в опочивальне погибшего Торгейра.

Темнела сбоку перекосившаяся кровать со скомканными покрывалами, затканными пылью. В выбитом окне посвистывал ветер. А напротив, на другой стороне опочивальни, высилась глыба льда. Искристо-белый бок, обращенный к окну, успел подтаять и оплыть косым срезом. Внизу, у самого пола, сквозь лед проступило кровавое пятно.

— Это единственная опочивальня, в которой еще остался альвов шар, — сообщил Локки, отступая в сторону. — Из остальных покоев оборотни все светильники вынесли. Да и пожары этот дом не затронули, слишком давно сюда не заходили люди, прокладывая стежки от ворот. С чего начнем беседовать… потомок? Или все-таки сын?

В паузе, которую выдержал Локки, и в слове "сын" таился намек. Света напряглась.

— Начнем с тебя, — резко произнес Ульф. — Какую игру в хнефатафль ты когда-то затеял? Что тогда случилось? Почему я помню лишь свою смерть в Асгарде? Да еще свое прежнее имя?

— Выходит, ты опять все забыл? — поинтересовался Локки, улыбаясь змеисто, тонкогубо. — Ермунгард тоже страдал от чего-то подобного. Но у него беспамятство осложнялось безумием. Что ж, из-за твоей потерянной памяти я начну издалека…

Локки бросил насмешливый взгляд на Свету. Продолжил:

— Я вырос в Асгарде. Моя мать Лаувейя оставила меня там малым щенком, и Асгард стал моим домом. Асы надо мной потешались, но я считал их родичами. Других у меня все равно не было… потом я взял в жены Ангрбоду, госпожу из великих и древних йотунов. Случилось это еще до Сигюн, моей второй жены. Ангрбода родила мне трех детей, Фенрира Волка, Ермунгарда Змея и деву Хель. И как только мои дети перестали нуждаться в матери, они поселились со мной. В моем доме, стоявшем в Асгарде. А затем я убил сыночка Одина…

Локки сделал паузу. Ульф нетерпеливо бросил:

— Ты убил Бальдра. В сагах говорится, что ты сделал это, завидуя Бальдру, которого в Асгарде все любили. Продолжай.

— Действительно, кому еще мне завидовать? — со смешком уронил Локки. — Бальдр Прекрасный, вот как его называли асы. А я, конечно, ему завидовал. Ведь он был таким красавчиком, с этими рыже-золотыми кудряшками до пояса. И он так красиво вплетал в свою гриву красные нити, чтобы подчеркнуть ее рыжину. Как я мечтал стать таким же…

— Тогда зачем? — перебил его Ульф.

— Я убил Бальдра за то, что он уложил в постель мою дочь Хель, — отрезал Локки. — Она была самой сильной из моих детей. И с малолетства могла управлять тем куском Великой Бездны, который потом нарекли Хельхеймом. А еще Хель, подобно мне, умела ходить по мирам. И Бальдр хотел получить от Хели детей, которые ни в чем не уступят детям Ангрбоды. Которые унаследуют дар Хели и ее силу. После этого асы перестали бы нуждаться во мне. Меня и моих детей ждала смерть. Хель после родов тоже собирались убить, чтобы не опасаться ее мести и получить власть над Хельхеймом. Но я опередил асов, подстроив смерть Бальдра.