Оборотень на щите

И протянула трясущуюся руку.

— Это западня, — уверенно сказал Ингульф, косясь на рабыню. — Люди и мы всегда считали, что альвы рвут бабам глаза только ради побрякушек. Никто и никогда не говорил, что с этими альвийскими штуками можно передавать вести. Стало быть, альвы об этом веками молчали? А тут вдруг решили открыться? И послали тебе одну из своих сережек, хотя могли передать любую весть с этой Хеки? Мне и нюх не нужен, чтобы сказать — это западня, Свейтлан.

— Не бояться, — глухо отрезала Света. — Альвам я надо живая. Ты помнить, кто я? Мы с Ульфом ходить к альвы, и ничего не быть. Ни смерть меня не касаться, ни колдовство. Дай сережка, Ингульф. Я только слушать весть.

Молодой оборотень звучно выдохнул, в глубине звука трепетно таилось придушенное рычание.

— Позволь мне сперва ее примерить, Свейтлан…

Да у тебя и дырки в ухе нет, лихорадочно подумала Света.

Понятно, что Ингульф дырку в ухе тут же пробьет, когтем или ножом. Но кто знает, чем это кончится для серьги? Вдруг каждое альвийское украшение можно использовать только один раз? Поэтому альвы постоянно охотятся за глазами. Восполняют запасы…

— Там весть о мой муж. Весть для меня. Может, альвы делать так, что слышать только я? — хрипловато каркнула Света, растворяясь в страхе за Ульфа и ненависти к альвам. — Ингульф, ты не стоять между я и мой муж.

Ее ярости, плескавшейся внутри, хватило, чтобы уши оборотня удлинились. Света, заметив это, резко бросила:

— Или ты хотеть, чтобы я и тебя ненавидеть? Пахнуть зло? Дай. Ты меня сторожить. Я слушать, а после мы решать.

Ингульф помедлил, глядя на нее.

Но следом все-таки выставил перед собой кулак. Разжал ладонь — и Света снова посмотрела в глаз Ульфа.

Надо, пролетело у нее в уме.

Она подняла серьгу, стараясь не касаться золотого яблока. Тело потряхивала дрожь.

Конец петельки из толстой проволоки вошел в мочку уха легко и быстро — как по маслу. И дырка словно нашлась сама.

Но затем мочку царапнуло болью. Пальцы Светы, касавшиеся уха с серьгой, скрючило судорогой. А перед глазами точно махнули черным платком…

И сквозь лицо Ингульфа, стоявшего рядом, вдруг проступило лицо Сигвейн.

В следующий миг Света ощутила, как в нее вцепились чьи-то невидимые руки. Рванули прямо к альвийке, прятавшейся сейчас в теле Ингульфа. Света полетела вперед. Прямо на Ингульфа, который еще успел изумленно оскалиться…

Вокруг нее мгновенно распахнулась долина, огороженная исполинскими горами в белых лентах водопадов. И Света уставилась на тех, кто стоял теперь перед ней — на Сигвейн и конунга светлых альвов, Силунда.

Она очутилась в Льесальвхейме. Одна, без Ингульфа. Мутненько светлело сверху небо, вокруг стояли альвы, одетые по-боевому, в кольчуги. А среди них высился рыжеволосый мужчина с неожиданно старым, изможденным, каким-то пергаментным лицом.

Затем по ушам Светы резанул приглушенный звериный хрип. И пока она разворачивалась туда, откуда хрип прилетел, в уме ее бесцветно пронеслось — лишь одно хорошо. Все готово.

Хорошо, что все было закончено сразу после визита Локки.

Все готово.

— Здравствуй, женщина из Мидгарда, — провозгласил Силунд.

Но Свете было уже не до него. Она развернулась и увидела…

Это не Ульф, подумала она в первую секунду. Ужас врезал под дых, выморозив тело.

В стороне, на берегу реки, распластался остов волка. Торчали кое-где уцелевшие клочки грязно-молочной шерсти, прорывались сквозь обгоревшую кожу обугленные мослы. В паре мест черными обручами торчали наружу ребра. И морда была выжжена. Ее покрывала потрескавшаяся чернота — в просветах между серебром…

Узорчатые серьги и броши висели на волчьих боках, морде и костлявых лапах узловатой сетью. Даже хвост не забыли прищемить тремя поясными бляхами.

А над телом струился дымок. Легкой серой паволокой, почти прозрачной.

Но зверь еще жил. Еще хрипел. Хотя морда неподвижно лежала на земле, забросанной бляхами из кружевной серебряной скани. А беззубая пасть с оскаленными деснами даже не подрагивала…

Света рванулась к волку — но путь ей мгновенно преградил один из альвов. Улыбнулся, тряхнув белокурой гривой, и кожу на груди Светы пятачком выморозил амулет от альвийского глаза.

— Мы ждали тебя, дротнинг, — объявил за спиной Силунд. — И волк ждал. Он еще жив, не беспокойся. Твой Ульф силен, он хочет жить. А тело оборотня все возрождается и возрождается… оно цепляется за жизнь, этого у волчьей плоти не отнять. Ты ведь понимаешь, какой выкуп нам нужен?

— Дар, — выдавила Света.

Она смотрела в просвет между альвами, на остов волка в серебре. Сердце колотилось где-то в горле. А следом Света выпалила — голосом трескучим, как сухостой:

— Вы хотеть дар? Вы убрать серебро, отпускать Ульф, и мы меняться. Сейчас, быстро. Прошу.

— Нет, — сказал Силунд, уже подходя к ней сбоку. — Сначала ты снимешь с себя все до нитки, дротнинг Свейтлан. Я хочу убедиться, что на твоей коже нет рун. Или амулетов от нашего взгляда. А уж потом мы отпустим волка.

Значит, все-таки разденут, с ужасом подумала Света. И эхом откликнулась:

— Потом отпустим? Ты Ульф отпускать, когда я дать все? Я верить?

Она покосилась на Силунда. Быстро, с ненавистью. Добавила:

— Ты отпускать его сейчас. Сейчас. Ты убирать серебро, а я делать, что ты сказал. Но не раньше. Жизнь Ульф за дар. Я ждать.

— Ты тянешь время, — заметил Силунд, глядя на нее глазами необыкновенной красоты, фиалковыми в золотую крапинку. — А ведь волку сейчас больно.

Слова его были по-детски простыми, но Света ощутила, как что-то стремительно мертвеет внутри. И снова эхом отозвалась:

— Ты тянешь время, — В голосе дергалась предательская, замороженная дрожь. — Отпускать Ульф, а я дать дар. Давай я сам убрать серебро…

Она стремительно шагнула в сторону, надеясь проскользнуть мимо белокурого альва и добраться до Ульфа. Но на пути, вынырнув откуда-то сзади, возникла Сигвейн.

— Я менять, — хрипло бросила Света, глядя с ненавистью уже на альвийку. — Сначала убрать серебро, потом дар.

— Мы сами уберем с него серебро, — пообещала Сигвейн.

И Света внезапно ощутила к ней жгучую, какую-то едкую благодарность.

Сигвейн, отвернувшись, кому-то кивнула. Света привстала на цыпочки, вытягивая шею и стискивая кулаки.

Альвийские девы в кольчугах поверх платьев окружили обгорелого волка у реки. Начали быстро снимать с него украшения, присев на корточки. Серебро позвякивало, падая в кучки.

Затем красавицы деловито перекатили волчье тело, наполовину ставшее скелетом, на траву. Туда, где не было серебряных блях. И отошли.

— Все, — сказал рядом Силунд. — К полуночи твой волк обрастет плотью и убежит в горы. Человеком ему больше не быть, а зверю я могу подарить жизнь. И он будет не первым потомком Локки, поселившимся в горах Льесальвхейма. До него там жил сын Локки от Сигюн. Раздевайся, дротнинг. Снимай с себя все. Время отдавать твой дар.

Медленно, приказала себе Света, с трудом отворачиваясь от волчьего тела, лежавшего на берегу. Обгорелого, с торчащими костями.

Медленно.

Надо тянуть время.

Чем больше секунд пройдет, тем лучше для Ульфа. Он сможет хоть немного залечить обожженное тело. Кто знает, что будет дальше…

Света зажмурилась, изображая горестную стыдливость. А когда открыла глаза, взгляд сам зацепился за рыжего мужчину с изможденным лицом.

Тор, пронеслось у Светы в сознании. Дальний родственничек, сын Одина.

— Мы ждем, — напомнил Силунд. — Не задерживай нас. Серебро насаживается на оборотня так же легко, как снимается.

Мне придется это сделать, подумала Света. Ужас налетел — неужели не выйдет? Следом ее прохватило стыдом. Разъедающим, с липким потом по телу.

— Пусть ваши дева встать рядом, — нетвердым голосом попросила Света. — Я все снять, Сигвейн меня осмотреть. Затем дать плащ. Тряпка, прикрыться.

— Нет, — заявил Силунд. — Все должны видеть, что на тебе нет рун. Не время и не место для стыда, дротнинг. Снимай одежду. Или твоего волка снова оденут в наряд из серебра.