Страница 10 из 12
Сами по себе насекомые не приносили мне никакого вреда, кроме нервозного дискомфорта от ощущения маленьких щекочущих лапок, перебирающих по моей коже, а их укусов я и вовсе не чувствовал. Однако ходить облепленным этими гадами после своего омовения, мне было просто неприятно. Поэтому я слегка спустил пружину дара, наполняя пространство вокруг себя легким флером Силы. Та мошкара, что не успела убраться от меня, тут же опала на землю дождем мелких трупиков, с едва слышимым шорохом, словно над сухим ковром из опавшей листвы подбросили в воздух горсть песка. А я беспрепятственно продолжил свой путь, наслаждаясь благословенной темнотой.
Вскоре я добрался до въезда на эту разухабистую дорогу и понял, почему никого не встречал за все эти дни. Оказалось, что на въезде стоял монументальный металлический шлагбаум, толщиной с трехлитровую банку, а вокруг навешано с полдесятка запретительных табличек. И в обе стороны, покуда хватало глаз, простирался забор из колючей проволоки, намотанный на врытые в землю бревна. Похоже, наши тела сгрузили и захоронили на каком-то полигоне, вдали от любой цивилизации, чтобы никто даже случайно не смог набрести на него. Это весьма предусмотрительно… Россия огромная страна, ее просторов хватит на тысячи таких полигонов.
От шлагбаума начиналась чуть более приличная грунтовая дорога, по которой я продолжил свое пешее путешествие, утроив бдительность. Встречаться с кем-либо мне пока вовсе не хотелось. По крайней мере, до тех пор, пока не обзаведусь хотя бы портками, чтобы не сверкать постыдной наготой перед случайными встречными.
Увиденному вдалеке полю и россыпи одноэтажных домиков я почти сумел обрадоваться. Где люди, там всегда можно будет разжиться какой-нибудь одеждой. Ее, конечно, придется подло стащить, ведь расплатиться мне с местным населением будет совершенно нечем, да и вообще в таком виде не следует им на глаза показываться. Но что поделать?
Так что я притаился неподалеку, и стал дожидаться наступления ночи. Когда наконец стемнело, я пробрался в один из дворов, который мне показался наиболее богатым и зажиточным. Не думаю, что по благополучию здешних хозяев сильно ударит пропажа футболки, одной пары старых застиранных армейских штанов, судя по виду и толщине ткани еще советского производства, да стоптанных до состояния лепешек резиновых вьетнамок. А вот мне это хотя бы отдаленно человеческий вид придаст.
Ну, на кого я теперь похож? На старого деда в чисто пенсионерском прикиде, который бредет вдоль дорог неизвестно куда и неизвестно зачем. У кого такой пешеход может вызвать хоть каплю интереса? Да ни у кого, вряд ли ко мне внимания будет больше, чем к обычному придорожному кусту.
Так, в принципе, и происходило, пока я топал вдоль трассы, пытаясь понять, в какую сторону мне вообще нужно идти. Пока что все те дорожные знаки, что мне встречались, ни о чем не говорили. А возвращаться в ту деревеньку в ворованной одежде опасался. А вдруг пропажу опознают и вызовут местного участкового? Однако вскоре чуть впереди меня притормозил новехонький Баргузин, который сверкал на солнце еще заводской полиролью, и оттуда высунулась голова лохматого усатого мужика.
– Эй, отец, – закричал он мне, – куда тебя черти понесли по такой жаре? Коней двинуть чтоль захотел посреди дороги?
– Да мне не мешает, – попытался оправдаться я, непонятно из-за чего испытав странное смущение.
– Ты мне это брось! – Водитель Баргузина строго погрозил мне пальцем, а потом явно привычным жестом пригладил усы. – Ты вот что, давай запрыгивай ко мне, подкину.
Я сперва заколебался, потому что не знал, как живой человек будет реагировать на мое присутствие, да еще и в замкнутом пространстве автомобильного салона. Все-таки Силы во мне было еще достаточно много, в тысячи раз больше, чем в мою бытность беглым заключенным. Но усач упорно не желал принимать моего отказа и настаивал на том, чтобы подвезти меня. Причем, делал он это столь настырно, что если бы я не слушал его эмоциональный фон и не видел в нем искреннее желание помочь, то я бы заподозрил что-нибудь неладное.
В конечном итоге, я сдался и решил – будь что будет. Все-таки, мне тоже не хотелось до зимы топтать дороги, да и понять, где я вообще нахожусь было бы не лишним. А то я так могу и еще полгода бродить, пока знакомый указатель не увижу.
– Так куда, говоришь, ты идешь?
– В Москву, – честно ответил я, и мой собеседник изрядно удивился.
– Ого! И ты что, пешком собрался полторы тысячи километров топать?
– А что делать? Жизнь заставит, и экватор кругом обойдешь. – Я изобразил в голосе невозмутимость, хотя на самом деле изрядно обалдел от этой новости. Скажем так, сейчас я удивился даже побольше водителя. Полторы тысячи кэмэ… это ж сколько бы я еще ковылял?
– Это ты верно, отец, говоришь! Сейчас время нелегкое, жизнь если в коленопреклонённую позу поставит, то либо терпи, и зубы стискивай, либо сразу руки на себя накладывай. Иного, вроде как, и не дано. Ну тогда давай мы с тобой так поступим! Ты со мной до Самары езжай, а там я найду, к кому тебя пересадить. Доедешь до столицы с комфортом, как в такси! Ха-ха! Документы-то у тебя есть?
На этот вопрос я лишь отрицательно помотал головой, немного опасаясь, что усач начнет меня расспрашивать более дотошно. Все-таки, человеком он был хорошим, и врать ему не хотелось.
– Паршиво, конечно, – водитель лишь задумчиво пригладил свою растительность на лице, но допытываться не стал. Да и удивленным он, раз уж на то пошло, не выглядел. Похоже, по моему внешнему виду было прекрасно заметно, что документы у такого как я если и были, то потерялись в каком-нибудь далеком шестьдесят четвертом году при освоении целины. – Как же ты в Москве без документов будешь? Хотя, там после прошлогоднего переполоха и так бродяг всяких хватает, ты на их фоне только в лучшую сторону выделяться будешь. Ну да ладно, дело целиком твое.
Услышав слово «прошлогодний», я чуть было не подпрыгнул на сиденье. Захотелось переспросить водителя, но я опасался показаться ему совсем уж дикарем. Вполне очевидно, что за переполох он имел в виду. Это что же выходит? Значит, я провалялся в могиле не полгода, а все полтора?! Вот так новость…
– Ты чего пригорюнился, дед? – Оторвал меня от размышлений усач, лениво покрутывающий баранку. Мужик был, судя по всему, очень общительным и разговорчивым человеком, и нахождение в тишине являлось для него не самой простой задачей.
– Да так, прошлое вспомнил, – расплывчато ответил я, украдкой бросив взгляд в зеркало заднего вида. И, наверное, я это зря сделал, потому что поймал в нем отражение глаз водителя, отчего тот сразу же полыхнул в эмоциональном плане чем-то тревожно-неопределенным.
– Скажи, отец, – глухо проговорил он после недолгого молчания, – а ты воевал?
Сперва я порывался откреститься от этого предположения, но потом перед моими глазами пронеслись картины раскуроченных Измененными БМП, разбросанных человеческих останков и внутренностей, а в ушах зазвучал нечеловечески слаженный марш мертвых легионеров, которых я вел в бессмысленный, но беспощадный бой…
– Да…
– Оно и видно, взгляд у тебя волчий. Такой за прожитыми годами и морщинами не скроешь. А где воевал?
Вот же настырный какой…
– Извини, я не хочу вспоминать об этом.
– А, понимаю. Я ведь тоже был в горячей точке. В Чечне в девяносто пятом. Прикинь, отправили под самый дембель! Уже ходил по части гоголем, бляху до яиц распустил, воротник кителя наутюжил выше, чем у Дракулы на плаще, думал, никто мне уже ничего не сделает… и тут на тебе! Хорошо хоть всего пару месяцев там повоевал, да домой поехал. Но тоже, знаешь ли, навидался всякого, что до сих пор снится. Хреновая это вещь – война…
Всю дорогу до Самары мы провели в беседе, хотя слово «монолог» было бы здесь гораздо уместней. Усатый водитель почти не замолкал, рассказывая о себе, о прошлом, о своей небольшой фирмочке грузоперевозок, о старшей дочке, что должна была в прошлом году ехать поступать в Москву на учебу, если б не восстание сепаратистов…