Страница 18 из 44
– Ты, Никанор, не совсем в моём вкусе и честно сказать, не моя мечта. – Вот с таких, прямо коробящих душу Никанора слов, с его позволения обращалась на ты к нему, его спутница жизни, Матильда. – И если ты внимательно на себя посмотришь, как это делаю я, то и сам заметишь, как всё это очевидно. – Добавит Матильда, посмотрев в зеркало встроенного шкафа, откуда на неё и на рядом повинно стоящего Никанора, смотрела такая разная пара людей. Где со стороны Матильды на неё смотрела само совершенство, а вот Никанор не просто в этом деле подкачал, а он совсем рядом с ней не смотрелся. Да что там не смотрелся, а встреться им на пути человек некультурный и невыдержанный на язык, то он не преминет им, а в частности Никанору немедленно заметить, что ты, обсос, здесь совершенно лишний и давай-ка по добру по здорову, оставь Матильду на произвол его решений.
– Но тебя, как я посмотрю, всё это положение устраивает, – с недовольством в лице, Матильда продолжила отчитывать Никанора, своего, можно сказать, повелителя, и как записано в её паспорте, обладающего всеми на неё правами владельца, – и ты ничего не хочешь в себе менять, оставаясь всё таким же противным, и если быть полностью искренней, тошнотным на вид типом. – От этих слов Матильды Никанор однозначно не мог обрадоваться, а вот начать серчать на эту неблагодарную Матильду, то это начало в нём проявляться. Но Матильда, скорей всего, делая вид, что всего этого в нём не замечает, продолжает следовать той схеме поведения, которая и не понятно из каких соображений и по чьему наущению (хотя на этот счёт есть свои догадки), была заложена в неё.
– А вот если бы ты, Никанор, хоть иногда думал не только о себе, то ты бы целыми днями не валялся на диване с бокалом пива в руках, который всегда должен быть полный и эта задача мной всегда выполняется, а взял бы себя в руки и начал бы спортом заниматься. И тогда глядишь, ты бы себя подтянул и стал бы мне ближе. – А вот здесь уже Никанор не смог сдержаться. Матильда, можно сказать, покусилась на святое, на его мировоззрение, которое у него сложилось, как раз благодаря такому его положению на диване. И если на то пошло, то он пошёл на такой шаг по приобретению этого для себя спутника жизни, Матильды, не для того, чтобы она его тут укоряла. И если бы он захотел себя так спортивно подтянуть и выглядеть молодцом и привлекательным типом, то он бы не стал заводить шашни с техническим устройством Матильдой, а пошёл бы по протоптанному человечеством пути, и познакомился бы с живой подружкой. И эта подружка, пожалуй, не была бы к нему столь строга, как Матильда – по крайне мере, в придирчивости к его возлежанию на диване.
– Вы, Матильда Агрегатовна, – вот так жестко поддел Матильду Никанор, заставив её потерять пару позиций в цвете лица (Матильда была не в курсе имени своего творца, и для неё этот вопрос оставался в недосягаемости понимания), – слишком много на себя берёте, указывая мне, вашему благодетелю, от кого вы полностью зависите в том же энергетическом плане, что мне делать, а что нет. Так что хорошенько подумайте, прежде чем делать такие заявления. – А Матильда, услышав такое, не только потеряла ещё несколько цветовых позиций в лице, став полностью бледной, а она невольно посмотрела в сторону электрической розетки, со вставленным в неё адаптером, где она подзаряжалась энергией.
Но это была только первая, рефлективная реакция на слова Никанора Матильды. И хотя она себя почувствовала уязвимой и отчасти зависимой, что склоняло её принять к рассмотрению новую схему своего поведения по отношению к Никанору, её благодетелю и повелителю, которого она должна беспримерно уважать и всему им сказанному потакать, – Никанорушка, прости меня, дуру неблагодарную, чёртов программист все мои микросхемы попутал, – она отклонила эту схему своего поведения (а всё потому, что она только что подзарядилась и была полна энергии и сил) и продолжила быть стервой. Правда, она сейчас изменила свою тактику поведения и вместо того, чтобы упорствовать, она придала своему лицу жалостливые эмоции и, пустив слезу, начала душераздирающе хныкать.
– Вот никогда бы не подумала, что вы, Никанор Альфредович, будете меня попрекать энергией, – Матильда специально перешла на официальный тон, – вы хоть и большой обормот и человек не самых привлекательных достоинств, но я никогда вас не считала за столь мелочного человека, который будет мне постоянно тыкать пальцем в розетку и при каждом случае напоминать, кто оплачивает электроэнергию. – Матильда с горестным выражением лица и отчасти сожалением за то, что Никанор из всех моделей выбрал именно её, для которой быть счастливой значит быть рядом с человеком не скупым на электроэнергию, посмотрела исподлобья на растерявшего в себе всю уверенность Никанора.
Ну а Матильда, видя, что её новая стратегия даёт свои положительные плоды, решает закрепить достигнутое. – Впрочем, вы в любой, не устраивающий вас момент, можете меня выключить и перезагрузить, и таким образом решить не простую для вас задачу, для которой вы оказались мелки, да и скорее всего, у вас не хватило духа и храбрости решить её человеческим образом. Но прежде чем ваша рука потянется к той самой кнопке выключения, на пульте управления мной, знайте. Что вы вместе с памятью об этом мелком инциденте, сотрёте во мне накопленные к вам чувства за этот период наших отношений. – С вызовом, на повышенных тонах заявила Матильда, с пристальным презрением и одновременно с надеждой на не безнадёжность Никанора, уставилась на перепуганного Никанора, уже проклянувшего себя за свою мягкость – он, дурак, так расположился к Матильде, что нарушил инструкции из приложения к руководству по эксплуатации Матильды. Он в порыве сердечного чувства к ней, как сейчас выяснилось, холодной и расчётливой машине, раскрыл для неё её истинную сущность посредством этого эксплуатационного руководства.
– Ты, Матильда, мол, не человек, а всего лишь техническое устройство, целью чьего существования являюсь я и моё благоустройство. – С таким снисходительным видом всё это заявил Матильде Никанор, что Матильда, глядя на своё руководство, которое как бы подкрепляло эти заявленные слова Никанора, хоть и имела на этот свой природный счёт некоторое умственное неустройство и недоразумение, – она ощущала себя и была не такой как все, и это её по своему тревожило, – всё же она не сразу смогла во всё это поверить. И хотя её сомнения базировались на другом фундаменте разумения, всё же в основе её рассудка был человеческий разум и оттого её сомнения имели человеческую природу, со своими основоположениями. И она, как и человек, стремясь к самопознанию, вряд ли сможет сразу и полностью поверить, раскройся перед ней её истинная природа.
– Ты всего лишь один из строительных кирпичиков моего вселенского замысла. – Раскроет глаза человеку на себя встреченный им на своём тип, похожий больше на сумасшедшего, чем на творца всего и вся по его же утверждению. И само собой человек на такое указания себя, будет склонен к сомнению и не верованию в такую элементарность себя, когда он всегда себя считал основой мироздания. И только крайняя склонность к любопытству этого человека не отправит этого нового миссию куда подальше, а этот встреченный им любопытствующий человек, как и всякий рассудительный человек, потребует от него документальных подтверждений и доказательств его слов. Пока, говорит он, не покажешь, не поверю. А тот ему в ответ талдычит одно и тоже. – Только истинная вера приблизит тебя к пониманию себя. – В общем, тьфу на тебя, первый встречный человек, нашёл дурака, верить первому встречному.
Так и в случае с Матильдой, чьи основы разумения базировались на человеческом разуме. И она не могла вот так сразу поверить Никанору, даже после того, как он предоставил в её распоряжение документальные доказательства её природы происхождения.
– Всё это очень интересно, Никанор, – пролистав руководство по эксплуатации, заявляет в ответ Матильда, – но это меня нисколько не убеждает. А вот сомнения в твоей честности у меня почему-то возникают. И не хочешь ли ты, с помощью этой аргументации воспользоваться моей доверчивостью к тебе. – Матильда задаётся вопросом и с таким пристальным вниманием смотрит на Никанора, что он не может скрыть в себе всех своих тайных мыслей насчёт Матильды, и тем самым ловится ею на своём тайном замышлении по поводу её использовании не всегда по её прямому назначению. И Матильда, уловив в Никаноре эту его лукавость по отношению к ней, само собой укрепилась в своей недоверчивости к этим заявлениям Никанора, осознавшего сейчас, что всякая истина и правда должна быть подкреплена самоуверенностью в лице и себе.