Страница 26 из 35
– Да нет, как раз сказал. – Николай опустил глаза. – Ведь если жена утонула… на работе ее как бы…
– Ну да, конечно, – понял я, что сморозил глупость.
– Я позвонил ей на работу, – сказал доктор. – Мне ответили, что Ольга Балыгина погибла.
Николай замолчал.
– И? – не выдержал я.
– И все. Я не мог понять, кто все-таки сошел с ума – я сам, или все вы. Учитывая, что вероятность одновременной потери рассудка у несколько человек много меньше, чем у одного.
– Ты решил, что сошел с ума сам? – закончил я мысль Николая.
– Ну да. Правда, во всем остальном, что не касалось тебя и твоей жены, я чувствовал себя вполне адекватным.
– А остальные что об этом думают?
– Я больше ни с кем не делился. Главврач после разговора с твоей тещей понял, что ты говоришь правду и психически больным тебя не считал. А я не очень-то хотел, чтобы он посчитал таковым меня. – Николай улыбнулся. – Вот, только тебе я все это и рассказал.
– Спасибо, – сказал я, думая уже совсем о другом. Но Николай разговор еще не закончил.
– Так что ты думаешь по этому поводу? – спросил он. – Что ты сказал мне о своей жене? Ну, что она возвращалась, чтобы тебя предупредить?
– Разве не ясно? Утонул-то на самом деле я, а не она. Но Ольга не могла с этим жить и вернулась в прошлое, чтобы помешать этому. И ей это удалось – я встретился с ней много лет назад… То есть, почти удалось. Она предупредила меня, но осторожно, не сказав ничего прямо. Лишь взяла с меня одно обещание. Но до трагедии было очень далеко, и я забыл о данном ей слове. Вот если бы она попала в это лето! Видимо, она не смогла запросто оказаться в нужном времени. Делала попытки, промахивалась… Поэтому ее часто встречали у реки – вот и ты тоже, – и спрашивала, не тонул ли кто из приезжих мужчин. Если слышала утвердительный ответ, повторяла попытку, а если нет – ждала меня возле реки. Разгуливать по деревне, видимо, опасалась, чтобы не привлекать лишнего внимания. Ее и так чуть ли не ведьмой считали те, кто встречался с ней. Или… русалкой. Но вот почему и как ты застал Ольгу дома, после того как она… – Сказать слово «умерла» я так и не смог.
– Видишь ли, Саша… – Николай снова достал сигарету, протянул пачку мне, щелкнул зажигалкой, выдохнул облако дыма. – Путешествовать во времени, тем более в прошлое, невозможно.
– Но как же… – начал я, однако доктор не дал мне договорить.
– Я много думал на эту тему. Читал. И не только фантастику. Между прочим, и увлечение психиатрией мне тоже помогло в создание одной теории. Вот сейчас ты точно сочтешь меня чокнутым…
– Да нет же! – в сердцах крикнул я. – Ну сколько можно?
– Ладно. Ты, конечно, смотрел фильм «Матрица»?
– Разумеется. Все три части.
– Так вот… Я думаю, что кое-что в нем правда. Наша жизнь, весь наш мир – это программа. Но не такая, как в том кино. И не машины ее создали. Впрочем, неважно кто – Бог, Высший Разум… Только эта программа намного сложнее, чем в фильме. И других «нас» – спящих где-то с подключенными к центральному компьютеру мозгами, – не существует. Мы – это создание программы, ее часть, ее биты и байты, куски кода, подпрограммы, наравне со всем остальным – животными, растениями, вещами, планетами, звездами, галактиками… Мы – условность, и в то же время мы – есть, мы живем, умираем, воюем, любим, ненавидим и радуемся. Но еще… Время – это тоже условность. Это такая же мнимая, запрограммированная величина, как и все остальное. Зачем-то оно показалось нужным, или просто с ним было удобней, или просто интересно, что получится. А на самом деле никакого времени нет. Поэтому и оказаться в любой его «части кода» может любая «часть кода», именуемая «человек». Хотя нет, я неправильно сказал. Не любая, конечно. Иначе в мире царил бы хаос. А программа – это организованная структура, и хаос ей противопоказан в принципе. Но это очень сложная структура – и ошибки в ней неминуемы. Такие ошибки иногда случаются. Например, рождается гений – человек с ошибкой в коде. С такой ошибкой, что позволяет ему менять программу. Он и сам не всегда может понимать, что именно делает. Только он начинает вдруг творить невозможные для других вещи. Моцарт в пять лет пишет симфонии, Эйнштейна выгоняют за неуспеваемость из школы, а он открывает теорию относительности. А все потому, что они – с ошибками в ДНК, или сами ошибки. Они правят программу, как хотят, для них нет невозможного, для них не существует времени, потому что оно такая же условная часть программы, как и все остальное. Зато другие люди, видя результаты вмешательства в программу, но не понимая, что это такое, не осознавая сути, – ведь их-то программный код не сбоит, – воспринимают гениев сумасшедшими, не от мира сего. Вот тут-то и пригодились мои знания психиатрии. Взять раздвоение личности… Да ничего подобного! Просто такой человек не обращает внимания на время. Оно для него условность – не более того. Он может быть одновременно в прошлом, настоящем и будущем и нормально себя чувствовать. Потому что нет на самом деле никакого времени. Оно есть для программы и для тех, кто живет по ее алгоритму. И для них-то, разумеется, подобный человек – сумасшедший, больной, ненормальный. Пусть даже он и гений. Ведь зачастую говорят, что гениальность – эта то же сумасшествие, отклонение от нормы.