Страница 20 из 91
Нина со страхом смотрела на Татьяну. Не выдержав, она хотела пригубить стакан, но рука ее задрожала, и Асеева поставила виски на стол.
— Что с тобой? — испугалась хозяйка.
— Я этого не переживу! — прошептала Нина.
— Без паники! — скомандовала Татьяна. — Ты же сама сказала, что он тебе понравился! В чем тогда дело? Выйдешь за него замуж, а потом разведешься, и ребенок останется у тебя!
— А зачем разводиться?
— Ну не будешь разводиться, будете жить, чего тогда в обморок падать?!
Она поднялась, бросила пельмени в кипящую воду, выставила на стол сметану и соевый соус.
— Надо немного поесть, а то опьянеем к чертям собачьим!
Резко зазвонил телефон. Они обе вздрогнули, Татьяна схватила трубку.
— Слушаю!.. Да, Антонина Сергеевна… Я сейчас передам трубочку Нине Платоновне, и вы все ей расскажете!
Жуковская передала трубку подруге. Асеева с опаской ее взяла, но то, что сообщила ей директриса, оказалось неожиданным. Саша унаследовал фамилию матери, последняя родом из Рязани, приехала в Москву три года назад, родила неизвестно от кого, известно лишь, что отца звали Александр и он числился студентом одного из московских вузов, в браке с Анастасией Смирновой из Рязани не состоял, та подписала отказ, его юридически оформили в присутствии нотариуса, и в этом документе роженица отказывалась от всех прав на ребенка и передавала свои права по усыновлению и воспитанию Асеевой. Ни в одном суде оспорить их будет невозможно.
— Спасибо, Антонина Сергеевна, — радостно просияв всем лицом, поблагодарила директрису Нина. — Мне можно будет забрать у вас копию биографии матери и все те данные, на которые вы ссылаетесь?.. Хорошо, спасибо, я завтра обязательно заеду. Спасибо еще раз!
Она положила трубку, пригубила виски.
— Ну что? — не выдержав, спросила Жуковская.
— Он не отец Саши! — Асеева, улыбнувшись, перекрестилась.
— Ну вот видишь, а ты боялась! — обрадовалась Татьяна.
Однако радостная улыбка мгновенно улетучилась, и Нина снова погрустнела.
— Ну чего тебе еще? — взглянув на нее, возмутилась Жуковская.
— У Сашки нет никаких сомнений, что это его отец, — помолчав, объявила гостья. — Сегодня днем он проснулся, увидел, что Сан Саныча нет, и, представляешь, слезы градом! Почему вдруг он ушел и с ним не попрощался. Я еле его успокоила. Если сказать ему правду, он психически сломается.
— Не говори пока ничего! А с этим самозванцем решительно объяснись! Я вообще удивляюсь, как это он так заявился к тебе в дом, ты его впустила, а он без всяких документов объявил себя отцом, и вы все ему поверили!
— Да я сама не понимаю, как все это произошло, хотя… — она вдруг загадочно улыбнулась.
— Нина, я тебе удивляюсь! Ты же всегда отличалась трезвым рассудком! Это у меня постоянно мозги набекрень, а уж ты-то, ты-то! Мы всегда равнялись на тебя!
— Да будет тебе, «набекрень»! — отмахнулась Асеева. — Вспомни, что с тобой было три года назад?! Мозги набекрень до первого поворота, а дальше все по рассудку!
Жуковская слегка смутилась. Она не любила говорить на больную тему. Года три назад, будучи уже одиннадцать лет замужем, имея двух дочерей и примерного очаровательного мужа, талантливого музыканта Большого симфонического оркестра, Татьяна наконец-то сошла с ума и влюбилась в безработного кинокаскадера Сергея. Это было подобно концу света и эпидемии бубонной чумы одновременно. Она пропадала сутками неизвестно где, Нина заботилась о ее дочерях, отправляя их в школу и встречая после уроков, потому что муж Гриша находился на гастролях в Парагвае. В конце концов, они решили пожениться, хотя у обоих были семьи, но любовь казалась им превыше всего. Однако на следующий день Татьяну пригласили на работу в мэрию, предложив ответственный пост, она согласилась и поняла, что не может затевать бракоразводный процесс и сделать сиротами своих детей, ибо по службе обязана заботиться о сиротах всего города. В итоге Сергей развелся, а она — нет. Но он на нее не обиделся, и они продолжали встречаться. Потом все пошло на убыль, полгода они не виделись, недавно же встретились случайно снова, и она поняла, что они чужие люди. Разводиться же с мужем Татьяна теперь и не помышляла.
Через два часа бутылка виски опустела. Жуковская достала греческий коньяк из своих запасов, заявив, что запах у него обалденный, но Асеева наотрез отказалась. Она уже думала только об оставленном дома сыне.
— Ты где на Новый год? — провожая подругу до дверей, спросила Татьяна.
— Еще не знаю.
— Слушай, приезжай к нам! — придержав Нину у дверей, насела на нее Жуковская. — Мои девочки поиграют с Сашей, они тихие, добрые, музыкальные, потом уложат его спать, почитают ему сказку на ночь, а когда они заснут, мы спрячем для них под елкой подарки и спокойно посидим за столом, приготовим разносолов, выпьем, попросим Гришу нам что-нибудь сыграть из Моцарта и встретим Новый год тихо, по-семейному. Как тебе такая идея?
— Замечательная идея, — заулыбалась Нина, — я поговорю с Сашкой и тебе позвоню!
Она наперед знала, в какую тоску выльется это новогоднее застолье: Танька напьется, а для этого ей и нужна подружка, начнет звонить своим знакомым, любовникам, Гриша же будет приставать к ней, потому что пристает ко всем женщинам подряд, считая себя великим любовником, однако давно уже импотент. Уж лучше поехать к матери и встретить Новый год у нее.
— Я буду счастлива, если мы соберемся вместе! — Татьяна держала ее за пуговицу шубы.
— Спасибо тебе!
— Перестань, я рада, что все уладилось!
Они нежно простились. Асеева вернулась вовремя — соседка уже собиралась укладывать сына спать. Не успела Нина переступить порог дома, как затрезвонил телефон. Она схватила трубку, но это оказался капитан Климов.
— Я вас приветствую, вы на меня сердиты, знаю, — игривым тоном самоуверенно заговорил он, — но я долго вас не задержу. Это касается вашего нового знакомца. Я его выпустил с одним условием: в двадцать четыре часа покинуть пределы Москвы, но он меня обманул. Если этот гнусный тип будет звонить вам, передайте ему, что я его сгною в тюрьме, как и обещал! Через пару дней я этого фотографа все равно возьму, но вам не советую укрывать мерзавца, дабы не нажить неприятностей с законом. — Оперативник выдержал паузу, ожидая, что Нина взорвется, начнет защищать фотографа или возражать, но Асеева молчала, и это молчание обнадеживало. — Не хотите ли завтра прогуляться? Можно покататься на лыжах. Я знаю одно чудное местечко…
— Никогда больше сюда не звони! — чеканя каждое слово, выговорила Нина и положила трубку.
Сан Саныч позвонил ей около двенадцати ночи. Он долго не решался, но потом вспомнил незнакомца в желтой ондатровой шапке, следившего за ним на вокзале, и пришел к выводу, что того посылал Климов, желавший убедиться, что Смирнов покинул столицу, а потому капитан уже знает о его вероломстве. И потом, фотограф не захотел звонить при тетке, а она отправилась на покой только в одиннадцать, все выспрашивая его о матери, ее последних днях, о Нижней Курье и ее красотах. Тетка приезжала к ним лет семь назад, и на Урале ей очень понравилось.
— Ну почему вы до сих пор не позвонили! — тотчас отругала его Нина. — Я так волновалась, да и Саша постоянно о вас спрашивает, а мне сказать нечего!
— Но я тут…
— Климов мне позвонил и обо всем рассказал. Даже о том, что вы не уехали. Я прошу прощения, что втянула вас в ссору с этим монстром, поверьте, я проклинаю тот день, когда с ним познакомилась! — Она заговорила столь страстно, что он сразу растаял. — Мне надо с вами срочно переговорить.
— Вы хотите, чтоб я сейчас приехал? — обалдел он.
— Сейчас? — Нина на мгновение задумалась, взглянула на часы. — Я не знаю, но сегодня, наверное, уже поздно, а вот завтра мы могли бы встретиться…
— Хорошо, я согласен.
— Давайте завтра с утра созвонимся, часиков в десять-одиннадцать, и условимся о встрече!
— Давайте.
— Я рада, что вы не уехали и позвонили… — В ее голосе послышались нежные обертоны.