Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 30 из 173

А если об этом станет известно – Эллионт мигом всё сообразит. Значит, за молчание эксперта тоже придётся заплатить. Надо же, она ещё не получила и первого гонорара, а уже ушла в минус!

– Ну и тяжёлая же ты, кнопка, – пропыхтел Эллионт, перехватывая её поудобнее. – Вроде такая мелкая, а такая тяжёлая.

– Что-о? А вот за такое можно и по морде схлопотать, – Сол попыталась высвободиться, но Эллионт держал её крепко. – А ну, поставь меня на землю! Эй, слышишь меня?

Тоже мне, герой выискался!

– Что там у вас случилось?– кажется, это голос Гейзера. – Кто кого взорвал?

– Всё нормально? – а это вроде бы Майрус. – Она, что...

– Да жива я, – отозвалась Сол, старательно пряча торжествующую улыбку. – Не дождётесь.





 

Прошло почти три недели с того знаменательного дня, как Сол удостоилась чести познакомиться с доктором Легрантом и его наследником, да ещё и прокатить их по галактике, но тот день упрямо не желал стираться из памяти.

Жизнь текла своим чередом. Рабочие смены сменялись выходными, а Сол всё никак не могла успокоиться. Напротив, чем усерднее она старалась выкинуть инцидент из головы, тем больше размышляла обо всём случившемся. У неё появилась привычка подолгу рассматривать собственные зарисовки в планшете и пытаться разгадать смысл надписей. Впрочем, и она, и Гейзер с Эллионтом довольно скоро пришли к неутешительному выводу: каждый символ в тексте соответствует конкретному звуку, а, не зная абсолютно ничего о лексической основе инопланетного языка, расшифровать надписи не удастся, хоть ты тресни.

А ещё была музыка. Вернее, музыка. Абсолютная память прим, слывшая одновременно и благословлением, и проклятием, ни в какую не желала отпускать из души волнующее сплетение звуков, и Сол то и дело ловила себя на том, что прокручивает в голове инопланетные мелодии, а то и мурлычет их себе под нос. Эта музыка стала для неё наваждением, – абсолютно незнакомая и одновременно неуловимо похожая на инструментальную классику Урбана и Аспера, Феррума и Либера, Розариума и Флоса, чужедальняя – и удивительно родная, она держала крепче якоря, она не позволяла забыть о себе, она рвалась на свободу.

Она требовала, чтобы её загадку разгадали.