Очкарик

— Нам большие машины для консервирования сюда привезут. С огромным запасом дров и энергетических амулетов. Будем все эти стада на консервы перерабатывать, — всё также насупившись, рассказал гном.

— Ух ты… почему? — рассказанное ей сейчас было слишком невероятным, чтобы не уточнить причин и деталей.

— Наши решили, что если уничтожить саму возможность существования их конницы на пару конских поколений вперёд, это лет на десять, то мы за это время в их предгорьях гарантированно укрепимся.

— Вы же кучи денег в консервы превратите, — искренне озадачилась Ло. — Как-то это не вяжется с вашим обычным рационализмом, нет?

— Как раз вяжется. Коней этих, если понадобится, и через десять лет можно будет развести. Если от орков Степь освободим. А вот убранный напрочь риск от их конницы, на ближайшее время, нам гораздо сильнее руки развязывает. Да и консервы очень долго не портятся, а мясо у их коней хорошее.

— Держи, для тебя эта верёвка же чем-то очень важна была, — Асем, легко распустив импровизированный ошейник со своей шеи в полоску тесьмы, протягивает мне обратно деталь, бывшую некогда частью парашютной сумки.

— Спасибо, — машинально благодарю.

Хотя и, формально говоря, не за что.

— Как поняла, что мне эта тесьма важна? — мне правда интересно.

— Ты, когда с ней расставался, пах так, как отец при встрече детей, которых давно не видел. — Серьёзно отвечает девчонка, начиная разводить огонь из импровизированного топлива, попавшегося под руку по дороге.

Понятия не имею, как она это только и разглядела среди ночи. А что за топливо, лишний раз предпочитаю не думать.

— Мне и самой запах такого костра не нравится, но у нас с тобой нет вариантов, — словно угадывая мои мысли, поясняет она. — Огонь надо развести любой ценой.

— Зачем? Я бы и без огня до утра спокойно дожил.

— Вдруг кто-то ещё из выживших есть в степи… У нас десять коней, значит, восемь можно дать другим, — простенько говорит Асем, что-то украдкой смахивая с глаза. — А если будут дети, то их и по двое на коня сажать можно. Я самых крепких коней выбирала, они даже по паре взрослых вынесут…

А затем она, видимо, теряя над собой контроль, разражается рыданими.

Обхватывая меня руками и упираясь мне лбом в плечо.

Молча кладу руки её на плечи и ничего не говорю: иногда женщинам надо просто дать выговориться или выплакаться. Любой, кто был женат, это знает на отлично.

— Мне нечем отблагодарить тебя, — шмыгает она носом через пару минут. — Но я не хочу увеличивать своих долгов… На, это всё твоё до утра! — с этими словами она решительно распахивает на себе надетую на голое тело хлопчатобумажную куртку и быстрее чем за секунду выскальзывает из штанов. — Пользуйся, — серьёзно говорит она, подступая ко мне.

Глава 13

Честно говоря, ей было крайне непросто решиться на такое. Пришлось переступить через себя сразу в трёх очень важных для орчанки моментах.

Потому, когда человек искренне, весело и бесхитростно рассмеялся в ответ на её слова, она в первое мгновение даже не знала, как реагировать.

Мелькнула даже мысль, что он от напряжения повредился разумом.

Впрочем, этот вариант тут же отпал сам по себе: сумасшедшие пахнут совсем иначе. Если на то пошло, то самое первое, что выдает сошедшего с ума, это именно запах, излучаемый его кожей. Просто кроме орков это мало кто ещё может чувствовать…

Обдумав происходящее в течение пяти ударов сердца, Асем решила последовать заветам предков и старательно разобраться в том, чего сходу не понимаешь.

Она сосредоточенно склонила голову к плечу и поинтересовалась:

— Вадим, а что не так?

Молниеносно и машинально втянув воздух ноздрями, орчанка ещё две секунды назад знала, что как женщина хуману очень даже нравится. Мужчина может контролировать лицо, глаза; но ещё никому не под силу было управлять запахами тела.

— Вообще-то, всё не так, — не прекращая смеяться, в три присеста выдал человек. — А ведь как было бы хорошо, если бы мы были из одного культурного поля, эх-х-х…

— Почему? — спокойно поинтересовалась Асем, не запахивая куртки и не прикасаясь к лежащим рядом штанам.

— Потому что тогда я мог бы отделаться от тебя одной-единственной фразой: «Для Атоса это слишком много, а для графа де ла Фер — слишком мало».

— Графы — это крупные правители в землях хуманов? — проявила неожиданную эрудицию девочка. — Я много кочевала, очень много где была. Графский сбор в некоторых землях за продажу коней тоже уплачивать приходилось.

Почему-то в этом месте Вадим рассмеялся ещё громче.

Ей же неожиданно стало обидно.

Не сдерживаясь, она изо всех сил влепила ему открытой ладонью по плечу:

— Ты будешь со мной спать или нет?!!

А в следующий момент странный хуман натуральным образом забился в истерике. Он то ржал с подвывами на всю степь; то всхлипывал, катаясь по странному коврику из какого-то неестественного материала.

То болтал в воздухе ногами и руками, лежа на спине и абсолютно не заботясь о том, что сейчас чувствовала она.

— Ну, если ты буквально так настаиваешь… — выдавил он из себя через достаточно продолжительное время, не закончив веселиться полностью. — Но я бы всё же, если ты не возражаешь, перед всем этим предложил поговорить. Ты же не против разговора между нами?

— Конечно нет, — озадачилась орчанка. — Я не возражаю, чтобы мы поговорили.

— Извини, я не очень хорошо представляю себе обычаи именно твоего народа. Вопрос: у вас такая интимная связь между мужчиной и женщиной в порядке вещей? Может происходить даже между малознакомыми людьми, просто ради развлечения? Как вид времяпровождения и повседневного досуга? — хуман почти успокоился, и только его покрасневшее по инерции лицо напоминало о недавней вспышке беспричинной радости.

— Нет, мы не эльфы. Вернее сказать, не эльфийки… Это для них характерен тот вид досуга, что ты говоришь. Для нас связь с мужчиной — гораздо более серьезный шаг, и уж по важности чаепитию он никак не равен. — Спокойно и ровно ответила Асем. — А почему ты спросил?

— Мы с тобой едва знакомы. И мне бы не хотелось делать то, о чём лично я потом буду жалеть.

— А тебе-то с чего жалеть?! — неподдельно изумилась дочь степного народа. — Ты-то что теряешь?!

— Попробую объяснить, — человек задумчиво почесал за ухом, скользнул взглядом по её неодетому телу и снова хихикнул. — Какое достояние можно было бы назвать самым важным для твоего народа? — задал встречный вопрос он, явно справившись с очередным приступом смеха.

Ишак.

— Кони и степь. — Серьёзно сказала орчанка, не позволяя эмоциям выбраться на поверхность.

— Если вдруг и то, и другое у вас отобрать, что останется? Неужели не будет других ценностей? Таких, которые у тебя отнять никто не в состоянии, и которые всё равно будут с тобой, чтобы ни происходило?

— Родня. Друзья.

— Если и их не станет?

— Уже не стало… Гордость.

В этом месте Вадим удовлетворённо кивнул:

— Я очень хорошо понимаю это слово. Но в отношении себя использую его очень близкий синоним: самоуважение. Запомни, пожалуйста.

— Тут ничего запоминать, всё предельно ясно, — из вредности возразила Асем.

— Теперь второй вопрос. Кем я сейчас являюсь для тебя?

— Товарищем, перед которым я нахожусь в неоплатном долгу, — орчанка не задумалась даже на мгновение. — И которому я благодарна настолько, что готова почти на всё, чтобы его отблагодарить.

— А теперь посмотрим на ситуацию с моей стороны. Что, если и я тебя воспринимаю, как товарища? Давай представим себе завтрашнее утро. Допустим мы всю ночь делаем то, к чему ты меня подталкиваешь… Вопрос номер один: открыв глаза завтра утром, что ты в первое мгновение почувствуешь по отношению ко мне?

— Что долга больше нет, и он уплачен, — озадаченно выдала дочь степного народа после некоторой паузы.