Страница 12 из 21
Правда, кроме нее я довольно тесно общался с парочкой, засевшей в Алешкиной квартире, с Галиной Сергеевной и с приемщиком багажа, но для них я остался абсолютно неизвестным. Чьим-то племянником, чьим-то двоюродным братом или просто на редкость тупым пассажиром, не догадывающимся, что улица Победы начинается прямо от вокзала. Они могли меня хорошо запомнить и даже подробно описать, но не могли знать, где я поселился. Хотя вполне возможно, что при желании найти в Краснореченске инкогнито из Петербурга не сложнее, чем в городе N. Вряд ли здесь гостиниц намного больше, чем институтов, но все равно, кто-то должен был проинформировать. Братва, к нам едет ревизор, в натуре! Достаем пушки и мочим!
И тут появляются в гостинице эти отутюженные Бобчинский и Добчинский. Они отличались от тех, что гоняли меня вместо мяча по городу, как будто носили футболки разных команд. Они тоже участвовали в открытии сезона, но с другой целью: поймать, а не убить. Вполне вероятно, что их послала зам. городничего Александра Петровна, чтобы предупредить последующие события. Так могли бы сразу сказать, не дожидаясь ведра с помоями.
Ну, и, если бы Александра Петровна захотела меня грохнуть, она бы реализовала свой замысел гораздо деликатнее, женственнее, без шумовых эффектов и общегородской показухи. И без пельменей. Мне, во всяком случае, почему-то так кажется.
Это – довод в ее пользу. Все остальные – не в ее.
Я с трудом дождался десяти утра, быстро и бесшумно оделся и выскользнул в прихожую.
Моя куртка, кажется, уже не менее известная народу, чем костюм королевы бразильского карнавала, висела на вбитом в стену гвозде. На удивление, ее никто не спер, несмотря на то, что квартира дяди Паши запиралась музейным замком, который запросто смог бы открыть даже ребенок, посмотревший хотя бы один видеофильм.
Я не успел обрадоваться. Ботинки бесследно исчезли. Без ботинок все мои планы и надежды рушились окончательно. Такого коварного удара от Александры Петровны я не ожидал и обессилено присел на табурет.
– В кладовке лежат. Я ночью ходил и споткнулся. Чуть не упал.
Он стоял на холодном полу босыми худыми ногами, которые узловатыми побегами росли из мятых семейных трусов – бывший мастер-наладчик контрольно-измерительной аппаратуры, успевший в тридцать пять лет поделиться опытом почти со всем Союзом. Ему с благодарностью пожимали руки директора шахт Кузбасса, Донецка и Заполярья, наливали коньяк в высокие кабинетные чарки, и он до сих пор помнил их всех по именам. О нем никто не помнил, даже свои. Его отовсюду вычеркнули, так он обозначил вчера свой нынешний статус.
– Спасибо, дядя Паша.
Я открыл соседнюю с туалетом дверь и с нескрываемым восторгом влез в ботинки. Еще я обнаружил в кладовке висящий на плечиках темно-синий плащ, старомодный, холодный и коротковатый, но вполне в приличном состоянии.
– Жена покупала, – прокомментировал он мою находку. – Восемь лет назад на концерт в Челябинск ездили. Вот, с тех пор висит. Вроде, как память. Если просто так взял – положи обратно.
– А если не просто? – спросил я с надеждой. – Поносить не дашь, дядя Паша?
– Поносить дам, коли не долго. А насовсем – не дам. Может, еще сгодится.
Я одел и с сомнением повертел далеко торчавшими из рукавов кулаками.
– Мал он тебе.
– Мал, дядя Паша, – вздохнул я. – Зато не так в глаза бросается. Ну, в смысле, хулиганы не отберут.
– Не отберут, – согласился он. – У меня даже в Челябинске не отобрали. – Он наморщился, вспоминая последнюю веху своей нормальной жизни, и вдруг с надеждой спросил:
– Как думаешь, можно в нем на работу ходить? На мне он получше будет. А пальто у меня совсем худое.
– Можно, дядя Паша. Была бы работа.
– А я поищу. Меня раньше брали. Федотыч банщиком приглашал.
Я усмехнулся.
– В женскую хоть баню-то приглашал?
– Зачем в женскую? – Он строго взглянул на меня, но я уже был серьезен, как никогда, и дядя Паша пояснил:
– В бандитскую.
Все, что касалось краснореченских бандитов, меня очень интересовало. Я схватил табурет и пододвинул к нему.
– Так-так-так… Ты присядь, дядя Паша, в ногах правды нет. А что за баня?
– Правды нигде нет, – выдал он, усаживаясь. – Федотыч у меня начальником участка был. Уважаемый человек. А теперь бандитам баню топит, гадости за ними убирает, ну, и со стола что останется – себе. Пригласил меня как-то еще летом, у него там каморка с торца, где котел стоит. Посидели, шахту вспомнили. Вдруг дверь открывается, заходят. Парень-то в плавках, а девка его – в чем мать родила и пьяная совсем. Бутылку без приглашения схватила, все горлышко обслюнявила. А потом мне говорит: «Хочешь, мужичок, я у тебя на коленках посижу?» Я и отвечаю: «Ты, внучка, сначала прикройся чем-нибудь. Я тебе не горшок, чтоб на меня голой задницей усаживаться». Тут кавалер ее мне сливу под глаз и поставил. И Федотычу тоже, чтоб не смеялся. И ушли. Чего приходили?
– И где эта злодейская баня находится?
– Так я и говорю: у озера, на Победы, в Нижнем парке… Федотыч-то больше не смеялся, наоборот, слезу пустил, жаловаться стал. Работы, мол, не много, но круглые сутки и до самого утра. Ему директор обещал человека на полставки взять, вот, он и давай меня уговаривать. Жратва и водка всегда остается, и кино бесплатное. Кином он чулан называл, где у него уголь, дрова и ведра хранятся. Там одна дверь в предбанник выходит. Дверь на засов закрыта, а под засовом – дырочка. Федотыч в нее и смотрит. Мне хотел показать, да я не стал. Насмотрелся и так, что слива вспухла. Они хоть девки и паскудные, а подглядывать за ними все равно нехорошо. – Дядя Паша вздохнул, осуждающе покачал головой и встал с табурета, закрывая тему. – Когда вернешься?
– Наверное, скоро. Как получится.
– Ты… это…
Он замялся, почесал большим плоским пальцем под коленом и опустил глаза.
Я понял, что вчерашние воспоминания мешают ему попросить, и, может быть, он уже жалеет, что неосторожно всколыхнул прошлую жизнь.
– Я возьму, дядя Паша. А ты сходи пока, пивка попей. И поесть что-нибудь посмотри.
Он торопливо схватил деньги, подумал и положил их на табурет.
– Пива, конечно, можно, – степенно ответил он.
***
Как мне ни хотелось довериться Александре Петровне на основе утреннего анализа ее поведения и почти безвыходного положения, но все же меры предосторожности пришлось принять, и я прошел два квартала, прежде чем выбрал себе подходящий дом.
Черные лестницы и подвалы Краснореченска я уже изучил. Теперь самое время заняться чердаками.
Я поднялся на лифте на шестой этаж, прошел еще два пролета вверх и с удовлетворением обнаружил, что дверь на чердак не заперта. Открытие подстегнуло меня к дальнейшим исследованиям. Побродив по пыльному и сумрачному царству бомжей и привидений, я не встретил ни тех, ни других, зато нашел два открытых выхода в соседние подъезды. Потом я вернулся, дотошно осмотрел панораму, открывающуюся с высоты шести с половиной этажей, спустился вниз и пошел звонить.
Я узнал ее, но на всякий случай попросил позвать к телефону Александра Петровича.
Она запнулась, помолчала и спросила:
– Кто это?
Значит, тоже узнала.
– Бегущий человек, – ответил я. – Вчера этот фильм как раз по всему Краснореченску показывали. Краткое содержание знаешь?
– Знаю…
Я чувствовал ее напряжение, она и не пыталась его скрывать. Кроме того, она совсем не обрадовалась, что я все еще жив, и, кажется, не собиралась предложить мне помощь.
Я надеялся, что наш разговор будет несколько иным, поэтому как-то растерялся.
– Надо поговорить. – Ничего умнее мне в голову не пришло.
Она опять надолго замолчала. Потом, нехотя, согласилась:
– Ну, что ж… Давай, встретимся.
– Я от детского кинотеатра звоню. «Ракета» называется. Так ты…
– Все поняла. Сейчас приеду, – отрывисто проговорила Александра Петровна.