Страница 7 из 51
Утро было солнечным и ярким, и в его распоряжении было много времени. Во многих отношениях Дюарта было трудно назвать человеком сосредоточенным; обычно он тратил большую часть времени по пустякам; с великим старанием принимался за дело, но очень редко доводил его до конца. Устроившись в хорошо освещенной зале за читательским столом, он принялся медленно перелистывать пожелтевшие листки, повествующие о первых днях массачусетсской колонии. Его внимание привлекли кое-какие любопытные сообщения, заставившие его уклониться от главной цели. Пролистав газеты за несколько месяцев, он наконец наткнулся на первое упоминание имени своего предка. Это произошло по чистой случайности, ибо, просматривая колонки новостей, он отыскал нужное сообщение совершенно в другом месте – в письмах читателей редактору.
“Досточтимый сэр,
позвольте выразить удивление по поводу помещенной в вашей газете рецензии некоего Джона Друвена, эсквайра, по поводу одной книги, написанной преподобным Вардом Филипсом из Архама, о которой он весьма похвально отзывается. Я отдаю себе отчет в существовании обычая в избытке расточать похвалы людям, облаченным в ризы, однако сей Джон Друвен оказал бы преподобному Варду Филипсу гораздо более весомую услугу, если бы намекнул ему о существовании в природе вещей, которые лучше оставить в покое и не упоминать в суесловной речи.
При сем остаюсь вашим покорным слугой
Илия Биллингтон”.
Дюарт перевернул еще несколько страниц, отыскивая ответ, и обнаружил его в газете, датированной следующей неделей.
“Досточтимый сэр,
позвольте заметить, что, судя по всему, Илия Биллингтон весьма осведомлен в вещах, о которых пишет. Он прочитал мою книгу, и я ему благодарен за это. И, таким образом, остаюсь дважды его должником.
Служитель во имя Господне,
преподобный Вард Филипс”.
Дюарт внимательно просмотрел газеты за многие месяцы, но Илия Биллингтон так и не поддержал переписки. Преподобный Вард Филипс, несмотря на нравоучительный характер своей книги, очевидно, обладал не меньшим умом, чем его оппонент, и потому дискуссия больше не возобновлялась. Только изучив пухлые подшивки “Адвертайзера” и “Газетт” за семь лет, Дюарт наткнулся на еще одно упоминание имени своего предка. На сей раз – в маленькой заметке в колонке новостей.
“Полагаем себя обязанными уведомитъ, что решением магистрата сквайру Илии Биллингтону, проживающему в доме неподалеку от Эйлсбери-пик, направлено предупреждение с требованием прекратить безобразия, которым он предается по ночам, в частности же упомянутый Биллингтон обязан положить конец доносящимся из рощи шумам. Сквайр Биллингтон обратился в суд графства с просьбой собраться и выслушать его в одно из ближайших заседаний”.
Больше в газетах не появилось ни строчки, вплоть до того момента, когда Биллингтон предстал перед судьями.
“Обвиняемый Илия Биллингтон показал, что не занимался никакими предосудительными делами. По его словам, он не поднимал никакого шума и не был причиной его возникновения. Как законопослушный гражданин, он готов выступить против любого, кто попытается доказать обратное. Обвиняемый заявил, что подвергся нападкам суеверных людей, мешающих его уединению, в которое он удалился семь лет назад после смерти горько оплакиваемой им супруги. Он заявил, что не позволит вызвать своего слугу, индейца Квамиса, для дачи свидетельских показаний, и неоднократно призывал к очной ставке со своим обвинителем, однако всякий раз получал ответ, что истец либо проявляет упорство, либо не желает предстать перед ним; в результате вышеупомянутый Илия Биллингтон был оправдан, а уведомление, направленное ему, было признано недействительным”.
Ясно, что “шум”, о котором писал в своем дневнике Лаан, не был лишь плодом его воображения. Из этого сообщения, однако, следовало, что лица, подавшие жалобу на Илию Биллингтона, опасались его и не желали встречи с ним; в таком предположении проглядывало нечто большее, чем понятное нежелание виновников беспокойств предстать перед лицом того, кому они досаждают. Если мальчик слышал странные шумы, то их, несомненно, слышал и истец. Возможно, их слышали и другие; однако никто не хотел об этом заявить официально, даже признать сам факт, что звуки доносились из рощи, принадлежащей Илии Биллингтону. Совершенно очевидно, что Биллингтон вызывал благоговейный ужас у окружающих; это был прямолинейный, бесстрашный человек, который мог без всяких колебаний перейти в нападение от защиты. Такие черты характера Дюарт полагал похвальными, тем более что его самого все сильнее захватывала раскрывавшаяся перед ним тайна. Странное предчувствие, что старинное дело о “шумах” не останется похороненным в ветхих газетах, заполнило все его мысли. И он не ошибся.
Приблизительно через месяц в “Газетт” вновь появилось дерзкое письмо от некоего Джона Друвена, вероятно, того самого джентльмена, который хвалебно отзывался о книге преподобного Варда Филипса и который, по вполне понятным причинам, был изрядно раздосадован Илией Биллингтоном за посягательства на свои суждения. Естественно, он не преминул заинтересоваться неприятностями, свалившимися на противника.
“Досточтимый сэр,
прогуливаясь на этой неделе в западной окрестности города, я задержался и был застигнут наступившей темнотой в лесу неподалеку от Эйлсбери-пик, в местности, известной под названием Биллингтонова роща. Пытаясь найти обратную дорогу, я у слышал назойливый, отупляющий шум, природу которого я не в силах объяснить. Он доносился со стороны болота, находящегося сразу за домом Илии Биллингтона. Бредя в темноте, я прислушивался к вышеуказанным звукам и был ими сильно расстроен, так как не однажды они казались мне похожими на крики неведомой твари, которая беснуется от причиняемой ей боли. Если бы я знал, в каком направлении идти, то я бы обязательно отправился к этому месту, так как я всегда чрезвычайно чувствителен к чужим страданию и горю. Звуки раздавались примерно с полчаса, может быть, чуть меньше, потом стихли, а вокруг вновь установилась мертвая тишина. С трудом, но я все же добрался до дому,
Ваш преданный слуга
Джон Друвен”.