Страница 4 из 37
– Тернер, я…
– Вставай, – сказал он, заталкивая одеяло и ее полотенце в корзинку.
Вынул последнюю, уже теплую банку «Карта бланка», положил ее рядом с биноклем. Встал и, рывком подняв Эллисон на ноги, насильно всунул ей в руки корзинку.
– Возможно, я ошибаюсь, – сказал Тернер. – Но если нет, то уноси ноги, беги что есть сил. Свернешь к тем, дальним пальмам. – Он указал куда-то в сторону. – В гостиницу не возвращайся. Садись на автобус до Мансанильо или Вальярты. Поезжай домой.
До него уже доносилось мурлыканье мотора.
Из глаз ее потекли слезы, но беззвучно. Эллисон крутнулась на пятках и побежала мимо развалин, вцепившись в корзинку, спотыкаясь на разъезжающемся песке. И ни разу не обернулась.
Тернер снова уставился на яхту. Надувная шлюпка уже прыгала по волнам прибоя. Яхта называлась «Цусима», и в последний раз он видел ее в Хиросимском заливе. Но тогда он стоял на ее палубе и смотрел на красные ворота синтоистского храма в Ицукусиме.
Зачем бинокль, если и так ясно, что пассажиром шлюпки окажется Конрой, старший над ниндзями «Хосаки». Скрестив по-турецки ноги, Тернер сел на остывающий песок и открыл свою последнюю банку мексиканского пива.
Тернер не отрываясь глядел вдаль на череду белых гостиниц, руки неподвижно лежали на тиковых перилах «Цусимы». За гостиницами горели три голограммы городка – «Banamex», «Aeronaves» и шестиметровая Богородица местного собора.
Конрой стоял рядом.
– Срочная работа, – сказал наконец Конрой. – Сам знаешь, как это бывает.
Голос Конроя был плоским и безжизненным, будто в подражание дешевому аудиочипу. Лицо – широкое и белое, мертвенно-белое. Черные круги, мешки под глазами и грива выбеленных, зачесанных назад волос. На Конрое была черная рубашка поло и черные брюки.
– Пошли внутрь, – поворачиваясь, сказал он.
Тернер безучастно последовал за ним, пригнувшись, чтобы войти в дверь каюты. Белые ширмы, светлая сосновая обшивка – строгий шик токийских корпораций.
Конрой уселся на низкий прямоугольный пуф из синевато-серой искусственной замши. Тернер остался стоять, руки расслабленно висят по бокам; между ним и Конроем – стол. Конрой взял со стола серебряный, с насечками, ингалятор.
– Дохнешь усилитель холина?
– Нет.
Вставив ингалятор в ноздрю, Конрой затянулся.
– Хочешь суси? – Он отставил ингалятор на стол. – С час назад мы поймали пару окуней.
Тернер не шевельнулся, по-прежнему в упор глядя на Конроя.
– Кристофер Митчелл, – негромко произнес Конрой. – «Маас-Биолабс». Руководитель их гибридомного[6] проекта. Он переходит в «Хосаку».
– Никогда о нем не слышал.
– Так я тебе и поверил. Хочешь выпить?
Тернер покачал головой.
– Кремний – уже вчерашний день, Тернер. Митчелл – это тот самый, кто заставил работать биочипы, а «Маас» сидит на всех базовых патентах. Ну да кому я рассказываю. Митчелл – спец по моноклональным антителам. Он хочет выбраться. Ты и я, Тернер, мы с тобой должны его вытащить.
– Я думал, я в отставке, Конрой. Мне неплохо отдыхалось.
– Именно это и сказал консилиум психиатров в Токио. Ну то есть ты же пообтерся уже немного, а? Она психолог-практик, на жалованье у «Хосаки».
На бедре Тернера задергался мускул.
– Они говорят, ты готов, Тернер. После Нью-Дели они немного волновались, так что хотели лишний раз перепроверить. Заодно и какая-никакая терапия – никогда же не повредит, верно?