Двенадцать друзей Бошена

Стоящий сзади Боб, последовав совету, схватился за его бока, но при рывке руки сползли до талии и держался он уже за резинку его шорт, стягивая их вниз и оголяя зад летчика.

— Какого!.. — заметил Тим блуждающую по мыльной ягодице альфы ладонь своего омеги. — Вы чо там, э!

Боб крикнул, что это случайность, Харви рыкнул, дергая канат на себя, и Индиана, прихватывая падающего Боба, придержал его за бугорок впереди.

— Э! — Тим, опешив, выпустил канат, и этого хватило, чтобы вся его команда повалилась в воду, поднимая пенные волны.

— Вот мудила, — сплевывая, поднялся Дарен. — Продули из-за тебя!

— А чо они! — вскинулся Тим, а Боб надул губы:

— Я теперь что, никого просто трогать не могу?

— Да ты ему задницу мял! — возмутился Тим, а Харви, приобнимая его за плечи, улыбнулся:

— Не ругайся, дурилка! Не смотрел я на твоего Боба, я вообще, конечно, человек свободный, но…

— В смысле свободный? — в один голос спросили Джесси и Дарен, хотя оба до этого делали вид, что все они тоже свободные и самодостаточные.

Харви пришлось прикусить язык и сделать виноватую мордашку, разводя руками. Другому бы это с рук не сошло, но этому живчику все как с гуся вода — прощалось. Невозможно было долго на него сердиться.

Последующие развлечения никого не развлекли — атмосфера стала искрящей, как перед грозой, и Тим, вместо того чтобы побороть Харви надувной сосиской на перекинутом через сложенные матрасы мостике, тупо его измудохал, пробив в итоге свою сосиску, и ему не засчитали победу. В конкурсе на поедание хот-догов Вуди отказался участвовать из-за того, что Индиана слишком откровенно пялился на торчащие под мокрой майкой Брюса соски, и неудивительно, что победа досталась команде Харви.

В дом все вернулись молча, не разговаривая друг с другом, только на следующий день, провожая Дарена, которого выгнали зрители подавляющим числом голосов, Джесси сказал:

— Ты п’иезжай. Поп’ошу Бошена увидеться с тобой.

— Все равно приеду, даже если не разрешит, — хмыкнул тот.

Харви засосал его по-свойски, облапив зад в джинсах, а Джесси еще нежничал, повиснув на шее, так что Харви пришлось омегу отдирать:

— Ну все, все. А то такси уедет.

После их встречи в бильярдной мозг Джесси переключился на сложившийся тройничок как по щелчку, принимая обоих альф в одну семейную ячейку, чему альфы нарадоваться не могли.

— Вот что секс животворящий делает! — Харви успел вычитать, что такое резкое преображение со стороны омеги после интима случается только если партнер — истинный, потому ходил теперь, выпятив грудь и рассказывая, как женится после проекта. Как они все втроем женятся, и звал всех участников на торжество, которое собирался провести в небе — осталось уговорить Джесси прыгнуть с парашютом.

Ушедший Дарен геем не был — мистер Бошен сказал, что бисексуальность это не то, что они все ищут, и что в их потерявшей в численности компании остается один настоящий натурал. Предположений, кто это может быть, у Говарда пока не было. Но это точно был не Брюс — слишком бездарно тот зачем-то косил под этого самого натурала иногда.

9

— Ведро воды и хуй туды, охапку дров и плов готов, лягушачьи лапки, сиськи старого папки и кусочек лука, а еще залупа*, — бормотал Харви, колдуя у огромной кастрюли.

— Что? Что?! Я это есть не буду! — У Джесси дрожали губы, и он не знал, смеяться ему или плакать.

После отъезда Дарена у него совершенным образом упало все, даже неопадаемое, и настроение в том числе рухнуло одним из первых. Джесси изо всех сил старался теперь не просрать свою работу — потраченный аванс вопил об отмщении, а вернее, об отработке. И вкрашиться в истинного было для него как, блядь, попасть в сказку про Золушка! Он, раньше смеявшийся над сказками об избранных, теперь страдал от отсутствия чертового Дарена, которого раньше терпеть не мог. Теперь все, что было раньше неправильным, казалось… правильным и единственно верным. Тот секс, начинавшийся как просто «ну потрахаюсь, что тут такого», перевернул в нем все с ног на голову, и мир заиграл теперь новыми красками. И если раньше Джесси рассуждал абсолютно по-другому, выбирая партнеров, то сейчас все эти метания и псевдоотношения, которые были до, совершенно потеряли смысл, окраску и важность. И влажность тоже — да ее толком-то и не было, если подумать, так, несерьезно все. Он не стал глупее, но сделался более цельным, и это было очень приятно. Если бы не такой поспешный отъезд Дарена. Хотя тот и обещал приехать, но это было не то же самое, как если бы эта заноза мельтешила рядом.

Очень помогал держаться летчик — из шкуры просто лез, используя всю свою кипучую активность, чтобы «Джессиньке, котику-заиньке-лапушке» сделать комфортно и приятно. Он тоже приуныл без Дарена, но ненадолго — не умела грустить его деятельная натура.

— Ща я такого борща сварганю — ум отъедите! — Харви мимоходом прижался к Джесси, чмокнул его в нос и ураганом понесся рубить овощи. Вот прямо рубить — крупно и с особой жестокостью с двух рук по-македонски, огромными здоровыми ножами.

Вокруг все летало, шкварчало, свистело и шипело, и Джесси, улыбаясь, обошел вокруг стола, перетащил стул к окну, чтобы не мешать процессу и не попасть под горячую руку, и посмотрел в пискнувший телефон.

— Даренька снова ню прислал? — оторвался от шинковки капусты Харви и подошел посмотреть в развернутый к нему экран телефона.

— Ага, — смеясь, закусил губу Джесси.

Первую ночь без общего связующего звена, которое примагнитило необычную ячейку друг к другу сквозь все препоны и прочно сцементировало, они с Харви легли спать по отдельности, но под утро, прокрутившись без сна, оба встретились в холле, крадясь друг к другу. Теперь уж они ночевали вместе, потому что летчик хотел окружить заботой рыжика, чтобы тот не захирел до конца проекта и встречи с истинным, чье отсутствие обоим давалось тяжко.

Оказывается, Джесси, так противящийся опеке, очень даже тащился и наслаждался, когда его закутывали в одеялко, подтыкая заботливо края под круглый зад, приносили-уносили фрукты, водичку и шоколадки в постель, открывали-закрывали окно или форточку, нежно разминали плечи, не обходя стороной попец — куда ж тут деться, и Харви было не чуждо прекрасное пожамкать. Джесси и самому приятно было порадовать Харви, но они договорились, что, кроме петтинга, ничего не произойдет — дождутся объединения ячейки.

Черт побери, Харви теперь и для Джесси стал своим, родным, славным, и от него хотелось не только получать заботу, но и дарить ее в ответ.

Дарен провоцировал своими эсэмэсками обоих. Просил снять для него хоум-видео, потому что он очень скучает, и даже дрочить бедному художнику стало некогда — его пробило крутейшим вдохновением, и он, весь перемазанный в краске, даже иногда помыться не успевал, когда обессиленно падал вечером в кровать, и хотел видеть своих мальчиков в телефоне, а не таращиться на потолок комнаты.

— Ух! Шалунишка! — встряхнулся Харви, увидев задорный провокационный снимок обнаженного татуированного истинного, и снова чмокнул в чудный курносый носик Джесси.

Очень знойный тройничок обернулся для них каким-то странным откровением, как будто пазл сложился, щелкнул тумблер, и мир обрел спокойствие, равновесие и пресловутый буддийский дзен, заиграл радужными бликами счастья. Умиротворение, спокойствие, радость накрыли их куполом, и эта гармония была видна со стороны. Они двигались как два магнита, эти взгляды и ласковые прикосновения накаляли обстановку вокруг них, и это заводило всех сторонних наблюдателей.

Боб неловко покраснел и отвернулся, Тим его приобнял и незаметно просунул руку в трусы, жамкнув за жопу, за что тут же получил ощутимый тычок под ребра. Говард, не отрываясь, смотрел на Брюса — тот снова краснел-бледнел, покрывался пятнами и тоже хотел бы сделать как Тим, но знал, что ему как раз не светит и не греет тут ни с какой стороны. Только сдаваться Говард не собирался — вон сколько парочек уже нашли друг друга на проекте, а он чем хуже, тем более видел каждое утро и вечер эти незаметные взгляды, которые бросал на него Брюс. Ну, хочет медленно, будет ему медленно. Говард и не столько ждал без единой надежды на взаимность в своем поселке. Но больше даже, чем запустить руки в штаны, ему хотелось склониться и поцеловать Брюса в шею. Занюхнуть его запах там, за ухом, и лизнуть кожу… Говарда до трясучки заводила скромность и явный интерес этого альфы, но боязнь спугнуть зарождающееся притяжение держала его хрен в узде.