Графиня Де Шарни

Господин де Лонпре и Питу сошлись на том, что в следующую субботу Катрин Бийо и Анж Питу будут сочетаться законным браком в мэрии.

А на следующий день, в воскресенье, должна была состояться продажа с торгов фермы Писле и замка Бурсон.

Ферма была оценена в четыреста тысяч франков, а замок – в шестьсот тысяч франков в ассигнатах.

Ведь ни у кого уже не осталось звонких луидоров!

Питу бегом бросился сообщить добрую весть Катрин. Он позволил себе на два дня ускорить свадьбу и теперь очень боялся, как бы это не вызвало неудовольствия Катрин.

Катрин, казалось, это отнюдь не огорчило, и Питу был на седьмом небе от счастья.

Однако Катрин потребовала, чтобы Питу еще раз сходил к тетушке Анжелике, чтобы сообщить ей точное время свадьбы и пригласить ее для участия в торжественной церемонии.

Она являлась единственной родственницей Питу, и хотя родственница эта была не самая нежная, Питу должен был все сделать честь по чести.

И вот утром в четверг Питу отправился в Виллер-Котре, чтобы нанести тетушке второй визит.

Часы били девять, когда он подходил к ее дому.

На сей раз тетушки Анжелики не видно было на пороге, а дверь была заперта, словно тетка заранее предвидела появление племянничка.

Питу подумал было, что она куда-нибудь вышла, и чрезвычайно обрадовался этому обстоятельству. Визит был нанесен, а нежное и почтительное письмо чудесным образом должно было заменить речь, с которой он собирался обратиться к старухе.

Но так как Питу все делал добросовестно, он постучал в дверь, хотя она была надежно заперта, а когда никто не ответил на его стук, он позвал.

На шум выглянула соседка.

– А-а, мамаша Фаго! – воскликнул Питу. – Вы не видели, моя тетушка еще не выходила?

– Неужто не отвечает? – удивилась мамаша Фаго. – Нет, вы же видите, наверняка она куда-нибудь ушла…

Мамаша Фаго покачала головой.

– Я бы увидела, если б она выходила, – возразила она. – Мы с ней живем дверь в дверь, и она всегда, проснувшись, идет к нам, чтобы насыпать теплой золы в свои сабо; так она, бедняжечка, согревается, и этого тепла ей хватает на целый день; верно я говорю, сосед?

Последние слова были адресованы новому действующему лицу, заинтересовавшемуся их разговором и отворившему дверь, чтобы вставить свое слово.

– Что вы говорите, госпожа Фаго?

– Я говорю, что тетушка Анжелика еще не выходила. Может, вы ее нынче видели?

– Нет, и я даже осмелюсь предположить, что она еще у себя; взгляните: если бы она вышла, ставни были бы открыты.

– И правда, – согласился Питу. – О Господи, уж не случилось ли с моей бедной тетушкой какого несчастья?

– Вполне возможно, – подтвердила мамаша Фаго.

– И не просто возможно, а наверное так и есть! – заметил г-н Фароле.

– Клянусь честью, она была со мной не очень-то ласкова, – проговорил Питу, – но это неважно: меня бы это огорчило… Как же в этом убедиться-то?

– Ну, это совсем не трудно! – вмешался третий сосед. – Надо послать за слесарем, господином Риголо.

– Если это только для того, чтобы отпереть дверь, то не стоит: я когда-то открывал замок ножом.

– Ну, так открывай, мальчик мой! – молвил г-н Фароле. – Мы – свидетели, что ты это сделал не с дурными намерениями.

Питу вынул нож; потом на глазах доброго десятка людей, привлеченных происходившим, он подошел к двери и с ловкостью, свидетельствовавшей о том, что уже не раз пользовался этим способом, проникая в дом своей юности, он отодвинул язычок замка.

Дверь распахнулась.

В комнате царила темнота.

Но через отворенную дверь в комнату стал мало-помалу проникать свет – сумрачный свет зимнего утра, – и вот в этом неясном свете уже можно было различить лежавшую на кровати тетушку Анжелику.

Питу дважды позвал:

– Тетушка Анжелика! Тетушка Анжелика!

Старуха по-прежнему лежала молча и не двигаясь. Питу подошел к ней и дотронулся до нее.

– Ой! – вскрикнул он. – Она совсем замерзла!

Он распахнул окно.

Тетушка Анжелика была мертва!

– Горе-то какое!. – воскликнул Питу.

– Да уж не так оно велико! – заметил Фароле. – Она тебя не очень-то любила, мальчик мой.

– Возможно, это правда, – согласился Питу. – Да я-то ее любил!

Две крупные слезы покатились по щекам славного парня.

– Бедная тетушка Анжелика! – прошептал он. И он опустился перед ее кроватью на колени.

– Господин Питу! – обратилась к нему мамаша Фаго. – Вы скажите, если что нужно: мы в вашем распоряжении… Ах, Боже мой! Соседи мы или нет!

– Спасибо, мамаша Фаго. Ваш сын дома?

– Да. Эй, Фаготен! – позвала славная женщина. Подросток лет четырнадцати появился на пороге.

– Я здесь, мать, – доложил он.

– Попросите его сбегать в Арамон, – продолжал Питу, – и передать Катрин, чтобы она не волновалась; пусть скажет ей, что я застал тетушку Анжелику мертвой. Бедная тетя!..

Питу смахнул вновь набежавшие слезы.

–..пускай передаст Катрин, что я поэтому задержусь в Виллер-Котре, – договорил он.

– Слышал, Фаготен? – спросила мамаша Фаго.

– Да.

– Ну, проваливай! Беги!

– Забеги на улицу Суассон, – прибавил рассудительный Фароле, – и предупреди господина Рейналя, что он должен явиться засвидетельствовать у тетушки Анжелики внезапную смерть.

– Слышишь?

– Да, мать, – кивнул парнишка. Взяв ноги в руки, он помчался в направлении улицы Суассон, которая затем переходит в улицу Пле.

Толпа все росла; перед дверью столпилось уже около сотни человек; каждый делился своим мнением по поводу смерти тетушки Анжелики; одни склонялись к тому, что она скончалась от апоплексического удара, другие полагали, что причиной смерти явился разрыв сердечных сосудов, третьи высказывали предположение, что смерть наступила в результате крайнего истощения.

Но все сходились в одном:

– Если Питу не будет дураком, он найдет где-нибудь увесистую кубышку: на верхней полке шкафа, в горшке для масла или в матрасе, в чулке.

Тем временем прибыл г-н Рейналь в сопровождении гробовщика.

Все собравшиеся приготовились услышать, от чего же умерла тетушка Анжелика.

Господин Рейналь вошел в дом, приблизился к постели, осмотрел покойницу, пощупал надчревную область и живот и объявил, к величайшему изумлению всего честного народа, что тетушка Анжелика умерла от холода, а также, по всей видимости, от голода.