Страница 27 из 208
— Очень просто. А что такого? Вас, можно сказать, сама судьба сводит. Надо ковать железо, пока горячо. Давай, а то он сейчас уйдет, а мы так и будем стоять здесь до утра. Ну, пожалуйста, Януль! — умоляюще посмотрела на меня подруга, сложив руки в молитвенном жесте.
Я закусила губу и задрожав от ужаса, забегала глазами, не зная, как выкрутиться из этой ловушки, в которую загнала сама себя. К Лерке присоединились остальные девчонки, поняв, что я могу обеспечить им путевку в клуб. Поэтому не выдержав такого повального прессинга, кивнула, настраиваясь стать посмешищем. Боже, и зачем я только выдумала всю эту историю с этим мужиком?
А вот будешь знать, как врать! — насмехался надо мной внутренний голос.
И ведь не поспоришь. Конечно, можно было послать Гельмс, сделав вид, что мне это все ни к чему. Но я прекрасно понимала, что Лерочка не столько хочет попасть в клуб, сколько взять меня на слабо да проверить на вшивость. Поэтому дать заднюю я никак не могла.
Мой «поклонник» с друзьями как раз подошел к охране. Девчонки со смехом подтолкнули вперед, а Гельмс подмигнула, как бы говоря, давай, докажи. Меня заколотило нервной дрожью, сердце готово было выпрыгнуть из груди, когда я, сама не понимая как, решилась и крикнула:
— Эй.
Но мой крик потонул в гуле голосов и доносящейся из клуба музыки.
Я сглотнула и попробовала вновь, только на сей раз громко:
— Эй, блондин!
В то же мгновение, как этот бред сорвался с моих губ, мир будто замер. Все сразу же уставились на меня и – о, ужас- «мой» блондин тоже. На адреналине я широко улыбнулась, хотя хотелось сквозь землю провалиться от стыда, и помахала. Бровь мужчины недоуменно взлетела вверх, когда он медленно оглядел меня с ног до головы. Я же, с застывшей улыбкой-гримасой, продолжала ему махать. Но заметив, как помрачнело его лицо, а взгляд стал жестким, прикусила дрожащую губу, прищурила один глаз и как в замедленной съемке опустила руку под общий хохот.
Поскольку я еще была пьяна, то только вопрошала, как можно быть такой дебилкой, а не молила высшие силы о мгновенной смерти. Боже, какое позорище!