Страница 10 из 16
У Семена с того случая "на память" остались шрамы на левой руке и убежденность, что любой зло, сотворенное им, рано или поздно будет отмщено. Любое.
Поле этого случая Семён Аркадьевич собак не травил никогда.
…Несколько недель спустя, на покосе, после того как бабы, мужики и подростки сметали в скирды последние клочки сена, старший из отпрысков Голдобиных – Серёга – решил прокатить на конной волокуше детей, которых на сенокосе всегда было много. Девчонки и мальчишка легкими деревянными граблями сгребали в кучи пересушенную траву, переворачивали скошенные конными сенокосилками плотные валки…
Семка услышал девчачий визг, решил вместе со всеми прокатиться на волокуше. Он метнулся в сторону ускользающих березовых веток, оккупированных соседскими ребятишками, не глядя, отбросил в сторону трехрогие деревянные вилы, которыми он только что подавал тяжелые пласты сена на макушку крайнего стога.
Спринтерский забег подростка остановил громкий рев.
Плакала его сестра Ольга, который Семен, не глядя, "удачно" попал вилами прямо в голову. Подросток оцепенел.... Он, не в силах пошевелиться, с ужасом смотрел на русую голову сестры, по которой уже покатилась вниз тонкая красная струйка.
– Убил! – истошно заверещал чей-то бабий голос.
Первым от общего шока оправился отчим.
Он подбежал в падчерице, подхватил вилы, упавшие к её ногам…
…Ударов по телу Сёмка не ощущал. Все дальнейшее он видел как в тумане. Белый черешок вил, раз за разом вздымавшийся над его головой.... Злое материно лицо.... Сестру Ольгу с белым тюрбаном на голове....
…Внезапно пришла боль. Отчим, "увлекшись" процессом наказания, сломал об пасынка толстый черенок деревянного "трезубца".
Вместе с болью подросток обрел способность двигаться. Он увернулся от очередного удара обломком черешка, метнулся в сторону болота, поросшего высокой травой....
Отчим за Сёмкой в болото не побежал....
В деревню подросток не пошел: знал, что вездесущие остроглазые сестры Голдобины его заметят и обязательно расскажут от этом отчиму.
Семка ночевал за окраиной села в одной из больших желтых соломенных куч, оставленных комбайном после уборки овса; наутро, набравших храбрости, пришел в дом бабушки Натальи – разведать обстановку. В то, что Ольга погибла по его вине, верить не хотелось.
– А.... Пришел.... – бабушка его матери Сёмку не очень жаловала из-за его пакостливого нрава. Бабушка любила Сёмкину мать – свою старшую внучку.
А Сёмку она просто терпела, как "бесплатное приложение" к любимой внучке. – Жива Ольга! Шурка сказала, что ничего серьезного. Голова не пробита. Кожу на голове она зашила. Тебе крупно повезло, что вилы были деревянные, а не железные. Лёня тебя прибил бы". – сказала она со сдержанной неприязнью.
Мужа любимой внучки Наталья Ивановна не жаловала.
После этого случая у "Лёни" развязались руки.
Он снова стал бить Сёмку за прегрешения – имевшие место и вымышленные. Материл, угрожал, оскорблял....
С этого дня в жизнь Семёна снова вернулся страх.
Находиться дома, с отчимом, сестрой и матерью – людьми, которые его открыто ненавидели – было очень сложно.
И Сёмка стал уходить в тайгу. Иногда – вместе с Женькой Городиловым.
В тайге было хорошо....
Несильный ветер едва заметно колыхал верхушки высоченных пихт и осин, откуда-то издалека доносилась слабая барабанная дробь дятла, добывающего себе прокорм из тела зараженного личинками дерева…
В тайге было тихо и спокойно. И главное – в тайге не было "Лёни".
Своего ружья у подростка не было, однако в соседней Хмелевке нашелся какой-то дальний родственник – заядлый охотник, который узнал, что Семён пристрастился к походам в лес. Для "внука бабы Натальи" нашлась "в пользование" "Белка" – оружие, совмещавшее в себе и гладкоствольный и нарезной стволы. Нижний ствол – под обычный патрон шестнадцатого калибра, верхний, под нарезной – для "мелкашки"…
Родич же научил Семёна стрелять.
Бахать из нижнего ствола подростку не понравилось. Приклад больно бьет в плечо, ствол после выстрела подскакивает вверх.... Совсем другое дело – тихий сухой щелчок из ствола верхнего, мелкашечного…
У подростка с двенадцать лет нет страха, что у него что-то не получится. Не было подобной боязни и у Семёна. Одного показа и объяснения оказалось достаточно для того, чтобы понять, как нужно прицеливаться из тяжелого ружья и с каким усилием нужно нажимать на спуск, чтобы ствол во время выстрела не увело в сторону.
Сначала Сёмка стрелял по крупным мишеням – пням, деревьям; но очень скоро освоился настолько, что стал с тридцати шагов попадать сначала в пачку "Беломорканала", потом – в светлую коробочку из-под мелкокалиберных патронов, надетую на ветку березы.
– Молодец! – хвалил Сёмку родич. – Вырастишь – будет из тебя хороший охотник! Глаз острый. Рука твердая! Тайгу любишь!
Охотником Семён так и не стал. Охотником – добычливым, с твердой рукой и острым глазом стал его друг Женька, из большого семейства Городиловых.
Семен стал физруком; преподавателем. По мнению Семена Аркадьевича учить детей премудростям баскетбола и волейбола все-таки лучше, чем убивать медведей, лосей или зайцев, которые живут в полной гармонии с природой и лично Семену ничего плохого не сделали.
Причина снайперской стрельбы обычного деревенского подростка открылась только в новой школе, где каждый год проводили обязательную диспансеризацию обучающихся. На проверке зрения у школьного окулиста он с легкостью прочел все строки таблицы. Зрение считалось стопроцентным, если ребенок читал третью снизу.
"Бил бы белку в глаз, если бы стал охотником"! – усмехался Семен Аркадьевич, ничуть не сожалея о когда-то сделанном выборе – не в пользу профессии зверобоя, разумеется.
…Утро не принесло Семену Аркадьевичу ожидаемого облегчения. В голове раз за разом всплывали слова Елены Валерьевны. Разумом он понимал правоту душевной кадровички, но обида на директора и завучей не проходила. Уроки у него в этот день начинались только со второй смены, но дома не сиделось. Руки требовали работы, а душа рвалась в школу.
"Поеду прямо сейчас! – решил он. – В зале есть кое-какие недоделки. Неизвестно, кто после меня придёт. Может, у нового физрука нужного инструмента не будет, или просто не появится желания что-то доделывать после меня.... Или возьмут какую-нибудь молодую девушку, и что она будет делать с новой сеткой? Там мужские руки нужны...."
… Семен Аркадьевич припарковал автомобиль у запасного входа, покрепче ухватил тяжеленный ящик с инструментом, поминутно отдуваясь, понес его в спортзал, на четвертый этаж.
Новая волейбольная сетка, купленная завхозом летом, ныне – упакованная в пленку, сиротливо лежала на шкафчике с книгами, аптечками и электрическим автомобильным насосом, приспособленным Семеном для накачки школьных мячей.
Физрук шумно и облегченно выдохнул, аккуратно поставил на пол ящик-разноску, бережно разорвал полиэтиленовый кокон, в котором поперечнополосатым узором просвечивала черная "личинка" новой волейбольной сетки.
Гибкий и тонкий стальной трос, красиво облитый снаружи прозрачной пластмассовой оболочкой, заботливые поставщики вставили в верхнюю часть сетки. Трос как и положено, был стандартным – десять с половиной метров. Зал в школе был на полтора метра уже.
Лишнее нужно было убрать.
Семен Аркадьевич накинул трос на верхнюю петлю, подтянул сетку, чтобы сильно не провисала; вынул из кармана приготовленные "крокодилы". С помощью пассатижей и "какой-то матери" втиснул неподатливое тело троса в тесные металлические "оковы"; затянул гаечки.
Получилось неплохо.
Физрук метнулся на другой край сетки, покрутил талрепы.