Стена Неведения

– Не тяжело тебе, в берцах-то ходить? – поинтересовался Серж.

– Да нет, привыкла уже, – покачала головой Фаня. – Удобные. К тому же, ботиночки сшиты на спецзаказ, легонькие. Хочешь, тебе такие справим?

Серж покачал головой: – Нет.

– Почему?

– Я как все, мне легче не надо.

– Как хочешь… – Фаня помолчала, потом, точно собравшись с духом, спросила: – Придешь сегодня?

– Нет.

– Но почему? Ты же видишь, что я на тебя запала. К тебе никаких требований, лишь одна просьба – приди. Любишь, чтобы тебя упрашивали? Уговаривали?

– Нет, никогда меня не упрашивали.

– Что же тогда? Или я недостаточно хороша для тебя?

– Ты просто супер, не волнуйся на этот счет. Проблема как раз в том, что раньше я порой бывал слишком сговорчив.

– Но все ведь в прошлом?

– Прошлое всегда ближе, чем хотелось бы.

– А, может, просто хочешь продемонстрировать, что у тебя стальные яйца?

– Не говори глупостей, Фаня! Я же вижу, ты умней, чем пытаешься казаться. При чем здесь стальные яйца? Уж точно не на бабах их закалять и демонстрировать. Не в тебе дело, повторяю. Вот, успокойся. Женщина ты завидная, правда, но…

– Вот, все же есть но!

– Это мое но. Это мой камень, который лежит у меня на душе. В той жизни, в прежней, я совершил ошибку. Исправить скорей всего уже ничего нельзя, но как с этим жить, я еще не понимаю. Может быть, нужно время, чтобы забыть, или привыкнуть, может, что-то другое, более радикальное, я не знаю. Но пока вот так.

– Я тебе вот что скажу, милый. Не стоит гоняться за призраками прошлого, разными фата морганами. Живи настоящим, тем более, неизвестно, что там, в будущем, ждет, да и будет ли оно. Лови моменты!

– Ты тоже, я смотрю, философ. Философиня.

– Здесь каждый философом становится.

– Слушай, я не знаю, как это у тебя происходит, как бывает, и вообще… Как ты определяешь, кто с тобой будет и когда… Знаешь Воробья у меня во взводе?

– Допустим. Ну, да. Кто же его не знает?

– Такое дело… Я подозреваю, да почти уверен, что он еще девственник. То есть, ни с одной женщиной еще не был, не ощутил, и не знает даже, что это такое и как. Понимаешь?

– Да ладно, все вы все знаете. С пеленок уже кобели. Ну и, дрочил же он, наверное?

– Не знаю, может быть. Наверное. Только что тут сравнивать? Я тебе про другое говорю.

– А про что? Не пойму, что ты от меня хочешь?

– Не могла бы ты обратить на него свое пристальное внимание? Прямо даже сегодня? Такая личная моя просьба.

– Уступаешь ему свою очередь? Меня? Вот это да!

– А нет у меня никакой очереди! Если у нас с тобой когда-нибудь что-то получится, что возможно – кто знает? – я буду у тебя единственным. Уж поверь.

– А я у тебя?

– Конечно, и ты у меня. Будешь единственной, само собой.

– Что ж, согласна подождать. Верней, я подумаю. Над словами твоими, и над просьбой. Только, не забудь потом, что она была твоя.

– Не волнуйся. Ну, за жизнь!

– За любовь!

А ночью он долго лежал без сна. Ему вспоминалась Тома, снова и снова. Если днем он гнал мысли о ней прочь, и это ему почти всегда удавалось, то по ночам он был перед ними бессилен. Сереженька, говорила она ему, что же ты натворил? Как же нам выйти из этого положения? Как все исправить? Но он не знал, как и что можно исправить, не было у него ответа.

Потом он заметил, как тенью выскользнул из койки Воробей, и растворился в темноте кубрика. Вскоре в глубине коридора щелкнула, закрываясь, дверь. Как же у них все быстро, удивился с неожиданной завистью Серж. Он еще лежал некоторое время, фиксируя ночные звуки воспаленным сознанием. Бормотание и храп спящих гоплитов, скрип коек. Потом поймал себя на том, что ждет совсем других звуков. Но обычных ночных криков Фани Данунахер в этот раз не прозвучало.

Серж так удивился этому осознанному необычному обстоятельству ночи, что прекратил усилия удержаться над волнами и неожиданно стал погружаться в темные воды сна. Где-то наверху, у поверхности оставалась Тома, он видел, опускаясь, ее лицо, но она лишь смотрела ему вослед пристально и не порывалась никак удержать. А потом, когда Тома стала едва видна, подобно далекой луне на туманном небосводе, из глубины навстречу ему поднялась русалка. У русалки имелся элегантный серебристый хвост и обнаженная грудь любимой Сержем формы. Она трогательно заламывала руки с длинными пальцами и строила на лице ему гримаски. Ее лицо было лицом Стеллы, русалки его мечты. Она обвилась вокруг него, прижалась к нему жарким телом и потянула вглубь. Опускаясь, не в силах пошевелиться, точно парализованный, он смотрел наверх через колышимые водным потоком волосы Стеллы, куда вереницей мелких пузырей уходил его последний воздух, его дыхание. И не было сил кричать, и не было желания звать. Пусть будет, что должно, подумал он напоследок. Хоть что-нибудь пусть будет.

Глава 5. Воробей не птица.

Он возник за ее спиной как всегда бесшумно, и замер в нерешительности, боясь напугать. Но не испугал, она почувствовала его появление.

– Александр Александрович! Вы как всегда, в своем репертуаре. Тихими тропами, в мягких сапогах, – отреагировала она на его появление в ординаторской, и лишь потом оглянулась. – Ну, здравствуйте! А я все думала, когда же вы объявитесь?

– Здравствуй, красавица, – Сан Саныч пожал протянутую руку, не выпуская, притянул ее к себе и поцеловал в щеку. – Думала, я тебя не узнаю? Или не замечу? Напрасно, как можно не обратить внимания на такую… На такую эффектную женщину. С тех пор, как я видел тебя в последний раз, а это было уже очень давно, ты просто расцвела. Афродита, да.

Женщина легко рассмеялась, откинув голову и показывая крупные белые зубы.

– Александр Александрович, вы все такой же кавалер.

Из-под легкого колпака на голове выбилась пепельная прядь, она убрала ее движением руки, и тем же движением, похоже, стерла с лица улыбку.

– Я, честно говоря, не поверил своим глазам, когда тебя увидел. Какими судьбами? – начал допытываться Сан Саныч.

– Александр Александрович, вот только давайте не будем, – сказала женщина и даже подняла руку в таком жесте, словно пыталась его остановить. – Я бы конечно хотела, чтобы никто ничего не знал, но понимаю, что это невозможно. Я знаю, что всегда нахожусь под колпаком, и не таким, как этот, – она указала на голову. – Не может быть, чтобы вас не предупредили, не попросили проследить. Как это: в оперативном порядке.

– Что ж ты хотела? Родителей не выбирают, живут с такими, какие есть. Твой отец за тобой, конечно, приглядывает, не без этого, но достаточно деликатно, я бы сказал, стараясь не вмешиваться в твою жизнь без лишней необходимости. Но надо иметь возможность прийти на помощь, когда она понадобится. И это правильно, и ответственно с его стороны, постарайся понять.

– Да все я понимаю. Просто хотелось бы большей автономности. Я ведь уже достаточно взрослая. Совсем-совсем взрослая.

– Я здесь не из-за тебя, это правда. Нет, правда. Но сейчас просто интересно: какая судьба тебя сюда привела? Почему медицина, почему госпиталь? Ведь ты…

– Скорей всего не судьба. Или – злая судьба.

– Ааааа… Значит твой таинственный принц…

– Почему таинственный?

– Когда я в последний раз общался с твоим батюшкой, тоже достаточно давно уже, он высказывался о твоем избраннике довольно неопределенно. Я так понял, что он и сам не слишком много про него знал.

– Это всего лишь означает, что он и не хотел ничего о нем знать. Я закурю. Вы не желаете?

– Нет, спасибо, я уже накурился.

Она достала из кармана халата сигареты, взяла одну тонкими длинными пальцами, прикурила от протянутой зажигалки, пустила дым в потолок.

– Голосу это дело не вредит? – спросил Сан Саныч.

– Напротив, как ни странно, – она повертела перед собой зажатой между пальцами сигаретой с довольно отстраненным выражением лица, пожала плечами. – Хотя, какая теперь разница?