Я отвернулась

Иногда по ночам, когда молилась, я чувствовала себя виноватой.

– Господи, пожалуйста, скажи мамочке, что я всегда буду любить ее больше всех.

Мне оставалось лишь надеяться, что она получит это сообщение.

(На днях, когда нам разрешили посетить тюремную часовню, я поймала себя на том, что снова произношу ту же самую молитву.)

По выходным, когда отец бывал посвободней, мы выезжали на семейные прогулки. Это значило, что мы с миссис Гринуэй сидели на заднем сиденье автомобиля и сосали ириски, которые она тайком подавала мне из своего кармана, в то время как моя новая мать восседала спереди рядом с отцом, крутившим баранку.

Время от времени мы ходили гулять в лес и собирали цветы. Я сушила их между страниц детской энциклопедии, как учила моя настоящая мама. Потом, как и раньше, помещала их в альбом и искала названия в своей книге о полевых растениях. В конце лета и осенью мы с моей настоящей мамой обычно собирали ежевику и варили варенье в большой кастрюле. Я всегда наблюдала, как она процеживает его через большую марлю, привязанную к ножкам перевернутой кухонной табуретки. Но когда я спросила свою новую мать, можем ли мы сделать так же, она рассмеялась, как будто я сказала что-то глупое.

– Я не из тех, кто варит варенье.

Странно, но она совсем перестала готовить выпечку теперь, когда мы жили все вместе. Куда-то исчезли и кексы «баттерфляй», и пироги по-пастушьи, и «жаба в норке». Вместо этого мы питались в основном рыбными палочками и новым блюдом под названием «арктический рулет», потому что они были «легче».

Иногда, если светило солнце, мы отправлялись к пабу, куда мой отец и новая мать заходили выпить, пока мы с миссис Гринуэй сидели в саду с лимонадом и пакетами чипсов.

– Теперь она долго не сможет сюда ходить, – сообщила моя компаньонка в один из таких выходных, тыча пальцем в мою новую мать, исчезающую в пабе под руку с отцом.

– Почему? – Я догрызала свой последний чипс, стараясь закончить пакетик одновременно с миссис Гринуэй. Мы обе были не прочь купить еще парочку, но у нас не было денег.

– Потому что она в положении, вот почему.

– В каком положении?

– Ох, дорогуша. Не бери в голову. Придет время, и ты все узнаешь.

Вскоре после этого, перед возвращением отца с работы, моя новая мать приготовила рыбные палочки. Она готовила их пятый вечер подряд.

– Извини, – сказала я, насадив одну из них на вилку. – Но мне от них уже дурно.

Я думала, Шейла скажет, что ничего страшного и она сейчас даст мне что-то другое. Но она пронзила меня неодобрительным взглядом.

– В таком случае, юная леди, можете ступать прочь из-за стола. Во время войны мы посчитали бы за счастье такую прекрасную еду. Тебе следовало бы радоваться, что она у нас есть.

Тем же вечером, когда снаружи завывал зимний ветер, папа, как всегда, пришел перед сном подоткнуть мне одеяло.

– Я хочу с тобой кое о чем поговорить, – сказал он.

– Это как-то связано с рыбными палочками? – с тревогой спросила я.

– Что? Нет. При чем тут они?

– Да неважно, – быстро ответила я.

И попробовала угадать снова. Мы с папой часто играли в «угадайку», когда жили одни. Он всегда говорил, что я быстро соображаю и что я «умная девочка».

– Тогда о том, что Шейла в положении?

Его лицо приняло удивленное выражение.

– Ты знала?

– Миссис Гринуэй мне сказала. Но не сказала в каком. В каком она положении?

Он улыбнулся.

– В очень, очень интересном положении! Она ждет ребенка, Элли! Братика или сестричку для тебя! Разве это не чудесно?

Я выпрыгнула из постели и обвила руками его шею. Наконец-то мне будет с кем поиграть! В этом доме появится кто-то, с кем можно поговорить и кто не будет старше меня! Я стану такой же, как и все остальные девочки в школе.

– Спасибо, папочка! Спасибо!

Но позже, читая молитвы, я ощутила горечь. Моя настоящая мама так сильно хотела ребенка.

– Я надеюсь, ты не против, – прошептала я в темноту. – Я все равно люблю тебя больше всех. Провалиться мне на этом месте, если вру!

Мой нос все еще кровоточит, когда я прихожу в школу. Несколько недель назад, когда я появилась с синяками на предплечье и учительница поинтересовалась, откуда они, – я ответила, что споткнулась в парке.

Сегодня я говорю, что меня поцарапал наш кот, хотя в нашей квартире не разрешено содержать домашних животных.

Они говорят, что должны позвонить кому-то, кто называется «социальный работник».

Это милая дама по имени Джилл. Меня вызвали из класса для разговора с ней. Я рассказываю ей и о других вещах, которые отец делает со мной, и что моя мать не останавливает его, потому что боится.

Она говорит, что я теперь в безопасности. Я больше не должна беспокоиться, потому что никто больше не причинит мне вреда.

Может, это означает, что у меня теперь будет что-то на ужин. Я не могу спать по ночам, когда голодная.

Глава 6

Джо

– Джо!

Я не вижу лица, но мне знаком голос, окликающий меня.

Я открываю рот, чтобы крикнуть «Помогите!» – но слова застревают в горле. Сильные руки обматывают что-то длинное и гибкое вокруг моей шеи и туго затягивают. Мне нечем дышать. Вот оно как, говорю я себе. Я чувствую себя почти спокойно. Так вот на что похожа смерть.

Затем я ощущаю резкий тычок в ребра.

– Заткнитесь, дамочка. Некоторые из нас пытаются хоть немного поспать.

Облегчение охватывает, когда я открываю глаза. Это всего лишь вернулся старый ночной кошмар. «Это только сон, – твержу я про себя снова и снова. – Не по-настоящему».

Но тело не верит. Оно продолжает дрожать, хотя я не понимаю почему. Как будто в глубине души я ведаю что-то, чего не знает остальная часть меня.

Заснуть снова совершенно невозможно, потому что мое газетное одеяло промокло от росы. Я бреду к разбитым фабричным окнам, разминаю окоченевшие конечности и всматриваюсь в небо. Оно в розовых полосах. Может, мы и в центре крупного города, но сейчас я слышу только тарахтение старого автомобиля или мотоцикла, проезжающего мимо.

До меня доносится вой сирены. Я поспешно удираю обратно на безопасный картонный матрас и сворачиваюсь на нем, пытаясь справиться с дрожью, пока не начинают просыпаться остальные.

– Ты всю ночь не давала нам спать своими кошмарами, – ворчит парень с зелеными волосами.

У меня бегут мурашки по коже.

– Что я говорила?

– Не знаю. Чепуху какую-то.

– Не ссорьтесь, – говорит похожая на птичку маленькая женщина, которую я раньше не замечала. Она водит пальцами по своим длинным волосам, как расческой. – Не могу дождаться, когда выберусь отсюда. Теперь уже недолго. Я в списках. Скоро они меня куда-нибудь пристроят.

– Ты говоришь так вот уже несколько месяцев! – фыркает мужчина в костюме.

Надо мной стоит Пол. Сегодня он выглядит по-другому.

– Вставай, Джо! – резко бросает он. – Пора собираться.

– Куда?

– Сперва в туалеты на автобусной станции. Это стоит двадцать пенсов. Там сможешь слегка помыться, прежде чем приступишь к работе.

– Но у меня сейчас нет работы. Обычно я торговала «Большой проблемой»…

– Забудь об этом, – перебивает меня хорошенькая девушка со светло-коричневой кожей. – Здесь таких продавцов и без тебя полно.

Пол обнимает ее одной рукой:

– Фадума предпочитает пользоваться своей внешностью, да, любовь моя? Иди и наштукатурься как следует, будь хорошей девочкой. Может, у тебя получится научить Джо.

Она кидает на меня такой взгляд, будто я дрянь, которую притащила кошка.

– Ты что, обалдел? Мужчин не заинтересует старая карга с обвисшей грудью.

Я взвиваюсь:

– Ах ты, чертова соска!..

Мой ирландский приятель встает между нами.

– Не принимай Фадуму за врага. Она просто такая, как есть.

– Я не проститутка, – говорю я.

Глаза Пола сужаются.