Страница 6 из 10
Касаясь мышки только кончиками пальцев, вхожу в стандартный браузер – браузер, которым пользуется живущий здесь придурок, я использовать не собираюсь. Быстро ввожу свои логин и пароль.
Жизнь на моей странице замерла – слишком давно она не пополнялась выдуманными новостями, и зеваки потихоньку расходятся. Сколько ни мечи бисер…
Зато в личке мигает три непрочитанных сообщения от пользователя Кома:
11:30: «Ice blonde, отзовись!»
13:00: «Ice blonde, если честно, нам позарез нужны эти деньги. Давай договоримся: если ты не объявишься до 14:00, мы примем сделку».
14:05: «Детка, мы в твоем распоряжении. Давай наводку».
Никита… Учится или в педагогическом, или на физмате, или где-то еще… я не помню. Зато я помню его пустые глаза в тот момент, когда он рушил мою жизнь. Он не раскается. Он вообще меня не помнит.
Мои руки трясутся.
Ему все равно…
Не нужно ковырять старые раны, они уже подернулись плесенью. Они болят, и болят, и болят, но, если их поглубже спрятать, когда-нибудь боль утихнет.
Сегодня я заплатила только за то, что кто-то согласился дать мне надежду. Мой папочка заплатил.
Под долетающее с кухни шипение воды и раскаленного масла я несколько минут листаю ленту новостей и с чистой совестью сношу свой профиль.
Глава 14
Тесная замызганная кухня.
Передо мной, на покрытом клеенкой столе, на общепитовской тарелке с отколотым краем высится горка блинов, истекающих растаявшим маслом. Бабка суетится рядом, периодически пополняя стопку.
– Кушай, девочка, кушай! Худая ты уж очень!.. – громко приговаривает она.
Блины так аппетитно выглядят, что я не выдерживаю и накидываюсь на них. Пофиг. Никто не узнает.
Я лопаю эти чертовы блины до тех пор, пока не замечаю старинную чугунную сковороду со следами столетнего протухшего нагара, на которой румянится еще один новорожденный блин, и все его съеденные предшественники тут же грозят вылезти наружу даже из ушей. Резкая головная боль ударяет между глаз, и, чтобы удержать блины в себе, я делаю огромный глоток чая.
В раковине шумит вода, шипит раскаленное масло, и в этом шуме мне почти слышатся ругательства, которые кто-то невидимый шепчет в мой адрес. Запахи кухни накрепко въедаются в поры… Они делают меня еще грязнее.
От чудовищного недосыпа я схожу с ума. Если я взорву свой дом и встречу где-нибудь Тайлера Дердена[2], то ни капельки не удивлюсь…
Из прихожей доносится скрип входной двери, грохот моих чемоданов и яростные затейливые матюги. Таких речевых оборотов я никогда в жизни не слышала.
Загорается свет.
– Максимушка вернулся! – радуется полоумная бабка и магическим жестом материализует откуда-то из воздуха еще одну тарелку, ставит ее напротив моей, совершенно пропустив мимо ушей трехэтажный мат внука.
Гребаный дурдом. Судя по словарному запасу, новообретенный брат определенно относится к представителям дворового быдла – такие часто сидят на тренажерах у моей школы и грызут семечки.
Однако, к моему огромному удивлению, в кухню вплывает вовсе не накачанный представитель быдла, а нечто… неопределенного пола. На нем узкие джинсы, длинная клетчатая рубашка и футболка с неприличной надписью на груди. Завершает все это великолепие грязно-зеленая шапочка на голове.
Интересно, он действительно не понимает, насколько ущербно выглядит, или же это продуманный стиль?
Нечто стягивает с макушки шапочку. Его прическа – длинная светлая косая челка почти до скулы слева и выбритый висок справа – многое о нем говорит. Фрик. Терпеть таких не могу.
То есть всегда не могла терпеть. Еще до того, как… Неважно.
Откровенно говоря, этот идиот похож на девку. Высокую широкоплечую девку.
Он садится на табуретку напротив меня, облокачивается на стол и усмехается:
– Так ты, стало быть, та самая Дарина, по которой бабушка постоянно убивалась? Будешь жить с нами, потому что достала папочку?
– Пошел ты! – быстро огрызаюсь я и кошусь на бабку.
– А, ты же не в курсе, что у нашей бабули уже давно поехала крыша… – смеется «нечто».
Бабка выключает газ под сковородой и принимается мыть посуду, никак не реагируя на слова внука. В совершенной растерянности и попытке найти ответы я поднимаю глаза и… натыкаюсь на его взгляд. Взгляд огромных синих бездонных глаз, точно таких же, как мои.
Я разглядываю его рожу, и мне становится дурно: этот урод – точная копия тех улыбающихся девушек с фотки в серванте… Он – и моя точная копия. Мне тяжело на него смотреть, но избавить себя от этого мучения, с одного удара разбив отражение, я не могу.
К счастью, его кто-то уже и так нехило разукрасил: скула опухла и наливается синяком, на губе запеклась кровь.
Есть и еще кое-что, чего я сейчас не могу для себя объяснить.
Он не вселяет в меня того ужаса, который я с недавнего времени испытываю в присутствии парней. И мне нужно найти этому объяснение.
– Алле! – Он щелкает пальцами перед моим носом, я прихожу в себя.
– Ты что, гей? – выдаю первое, что пришло в голову, но он только пожимает плечами.
– А ты что-то имеешь против этого?
Замечательно-то как! Отец впал в любовный маразм, бабка – сумасшедшая, а брат – гей…
Я сдаюсь истерическому хохоту:
– Дал бог родственничков!
– Да мы с тобой настолько не родственнички, что по закону можем даже пожениться, – замечает «нечто», достает телефон и быстро меня фотографирует.
– Эй, что ты только что сделал? Если ты выложишь где-нибудь мое фото, я тебя урою! – Пытаюсь выхватить телефон, но «нечто» быстро прячет его в карман джинсов.
– Ты в своем уме, сестра? Я просто прифигел с твоей внешности! Покажу своим подонкам – пусть тоже выпадут. – Он подмигивает, встает из-за стола и сваливает из кухни.
Бабка увлеченно продолжает мыть посуду. У меня едет крыша.
Все это – мои психологические проблемы. Я, черт возьми, не знаю, как вести себя с родственниками!
Глава 15
Ванная в этой убогой квартире тоже представляет собой жалкое зрелище: отколотая местами плитка, пятна черной плесени на давно не беленом потолке, слой извести на металлических поверхностях кранов…
Засучив рукава, я надраиваю порыжевшее дно ванны едкой хлоркой, глаза слезятся. В своей прошлой жизни я бы никогда не взяла в руки тряпку, но теперь все по-другому. Несмотря на утренние сомнения, стадия принятия ситуации у меня наступила подозрительно быстро.
Я не могу существовать без своего ежедневного ритуала: мне нужно отмыться. На пару часов отключить мысли, сменить эту голубую грязную кожу на новую, грубее прежней.
– Даринушка, держи! – Вдруг ставшая совершенно нормальной бабка протягивает мне чистое махровое полотенце. – Только недолго – боюсь, в конце месяца мы за горячую воду не расплатимся…
«…Представляете, в нашей стране столько бабушек, для которых даже горячая вода является роскошью… Объявляю флешмоб: дорогие подписчики, купите что-нибудь у бабушки на рынке, бла-бла-бла…»
Фоточка сияющей улыбкой старушки и милая песенка. Плюс 1,5 тысячи лайков.
Меня от себя тошнит.
А потом я долго-долго лежу в обжигающей горячей воде, но даже изысканный аромат моего мыла не может побороть окружающую вонь. Здесь воняет несбывшимися надеждами.
Здесь каждый по-своему сходит с ума. И я приехала сюда для того, чтобы окончательно свихнуться.
А еще здесь нужно экономить воду.
Вылезаю из ванны, натягиваю домашний спортивный костюм.
В прихожей пару минут мешкаю – меня ждет комната, в которой обитает фрик, и кровать с клопами.
Уже отсюда я слышу, как в гостиной неугомонная Эсэс монотонно что-то бубнит – видимо, говорит с кем-то по телефону. Однако, войдя в комнату, я вижу там совсем не то, что ожидала: никакого телефона нет и в помине, зато на трехногом древнем столе исходят паром три фарфоровые чашки с чаем – одна напротив бабки, а две другие – возле стоящей на столе фотографии. Бабка вещает:
2
Героиня вспоминает фильм «Бойцовский клуб», снятый по мотивам одноименного романа Чака Паланика (примеч. ред.).