Борьба Иви

– Мы только быстренько их примерим, а потом снова наденем всё чёрное, – ответила Китти. – Никто даже и не узнает. И можно надеть сарафаны прямо на платья. Ну пожалуйста, Иви… – Она умоляюще посмотрела на сестру, а затем выразительно взглянула на Макса, на мордочке у которого ещё виднелись деревянные щепки с остатками зелёной краски.

Иви снова вздохнула и, достав из шкафа две вешалки с тёмно-синими шерстяными сарафанами и переброшенными через крючки поясами, сплетёнными из золотого шнура, вручила сестре вешалку с сарафаном поменьше. Китти радостно ахнула, приложила его к себе и встала перед большим зеркалом на дверце шкафа.

– Не смей! – крикнула она Максу, попытавшемуся схватить зубами кисточку на конце пояса, и подняла пояс повыше, чтобы Макс до него точно не дотянулся. Щенок, повизгивая, ушёл под кровать обижаться.

Эти форменные сарафаны доставили из галантерейного магазина буквально вчера, и Китти влюбилась в них с первого взгляда. Не только потому, что в них они с Иви выглядели как настоящие школьницы, но ещё и потому, что это означало, что уже совсем скоро в их жизни наступят невероятные перемены. Никакой больше мисс Дженнингс (Китти скучала по ней не так сильно, как Иви, отчасти по той причине, что мисс Дженнингс всегда придиралась к её правописанию). Папа сказал им, что в этом году они пойдут в школу. Дэвид с первого класса учился в школе-пансионе для мальчиков, и через год в ту же школу должен был поступить Алекс, но Иви с Китти всегда обучались дома. Мама считала, что девочкам больше подходит домашнее образование. Но папа недавно завёл знакомство с кем-то из попечителей новой школы на Проспект-Хилл, и рассказы о ней пришлись ему по душе. Он написал директрисе письмо с просьбой о зачислении в школу обеих его дочерей, поскольку на Проспект-Хилл было подготовительное отделение – как раз для Китти. Он сам заказал девочкам школьную форму в «Спантоне»: синие сарафаны, светло-бежевые блузки и золочёные плетёные пояса – как знак принадлежности к «золотому стандарту» образования. Сёстры с нетерпением ждали первого сентября, когда должны были начаться занятия.

Они уже миллион раз перечитали рекламную брошюрку, пытаясь представить, каково будет учиться в школе. Брошюрка была совсем тоненькой и без картинок, но Иви с Китти не раз видели в городе учениц окружной школы, когда гуляли с мисс Дженнингс, и завидовали этим девочкам в скромной, но элегантной форме, завидовали их весёлому смеху, их большой шумной компании. Им хотелось скорее пойти в школу ещё и потому, что на занятия положено приходить в форме, и это значит, что им не придётся всё время носить только чёрное в течение всего полугода, пока длится траур по брату.

– Мне кажется, в школе придётся учиться ещё усерднее, чем дома, – сказала Иви, рассудив, что лучше предупредить Китти сразу. – У них, наверное, строго с правописанием. Может быть, даже строже, чем у мисс Дженнингс.

– Куда уж строже? – пожала плечами Китти, накручивая на руку золотой поясок. – Во-первых, там будет много других девочек. И мальчиков тоже – в нашем подготовительном классе. А значит, учительнице придётся проверять кучу тетрадок, а не только одну мою. – Она посмотрела на Иви, и её улыбка погасла. – Как думаешь, мама проводит нас в школу?

Иви нахмурилась. Сейчас мама в таком состоянии – то совершенно нормальная, то вдруг вся в слезах, – что даже если она и захочет их проводить, может выйти неловко.

– Наверное, нет… – задумчиво проговорила она. – Мама не хочет, чтобы мы пошли в школу. Как я понимаю, она собиралась найти нам другую гувернантку, чтобы мы продолжали учиться дома. Так что ей вряд ли захочется нас провожать.

Иви слышала, как мама с папой ругались. Вчера, когда привезли форму из магазина, мама обвинила папу, что он хочет отнять у неё всех детей. Она плакала и кричала, и Иви поспешила увести Китти наверх.

– Мы и сами дойдём, без провожатых, – решительно заявила Китти, хотя вид у неё был немного встревоженный. – Все дети так ходят. А кто-то даже ездит в школу на автобусе, я сама видела. – Она широко распахнула глаза. – На автобусе, представляешь?! Совсем одни!

Иви кивнула и пробормотала:

– Мы тоже привыкнем ходить одни. – Она разделяла восторги сестрёнки, и всё же ей было немного боязно, ведь раньше они никогда не ходили по городу без гувернантки. – Давай я тебе помогу. Подними руки.

Она надела на Китти форменный сарафан, натянув его через голову прямо поверх чёрного платья, и подвязала пояском. Сарафан оказался длинноват. Даже с поясом, который его приподнял, он доходил Китти почти до лодыжек. Иви подумала, что его обязательно надо укоротить. Раньше мама всегда следила за их одеждой, и если какие-то вещи оказывались не в пору, она отдавала их на переделку знакомой портнихе. Той самой, которая сшила им с Китти эти странные чёрные пальто с пелеринами-крыльями. Иви понимала, что сейчас явно не самое подходящее время, чтобы спрашивать у мамы насчёт сарафанов. Впрочем, до первого сентября ещё больше месяца. Может быть, Китти успеет чуть-чуть подрасти. Или мама… придёт в себя. Иви посмотрела на Китти – такую маленькую и нелепую в этом подпоясанном сарафане поверх чёрного платья, похожую на перетянутый бечёвкой пшеничный пудинг, – и её сердце сжалось от пронзительной нежности к младшей сестрёнке. Теперь они с Китти остались вдвоём. Алекса больше нет, а Дэвид почти взрослый, он уже не считается. Иви твёрдо решила, что не даст Китти в обиду. Если кто-нибудь в школе станет дразниться, что у Китти слишком длинный сарафан, Иви такое ему устроит… такое… правда, что именно она устроит, пока непонятно. Иви знала о школе только из книжек Анжелы Брэзил, которые ей присылала тётя. Каждую книжку Иви перечитывала по сто раз, заворожённая рассказами о неведомом школьном мире. Хотя, может быть, в жизни всё будет совсем не так, как описано в книгах.

Приступ сестринской любви миновал, и в сердце Иви вновь поселилась гнетущая, страшная пустота. Было так странно, что Алекса больше нет. Растерянность и боль утраты не проходили со временем, как это было, когда умер Питер, Ивин кролик. Иви несколько дней безутешно рыдала, а потом начала забывать – и вспоминала только тогда, когда её взгляд случайно натыкался на пустую клетку, и она снова плакала, но уже не так горько, как прежде. А потом наступил её день рождения, и папа подарил ей Макса.

Конечно, она понимала, что смерть кролика нельзя сравнивать со смертью брата, потерю которого ничем не восполнишь, – но ей почему-то казалось, что именно так всё и будет. Со временем боль притупится и горе отступит. Но горе не отступало. Зияющая пустота в её сердце становилась всё больше и больше, и от каждого пустяка – когда она видела разбросанные по полу игрушки брата или когда Брэнди скрёбся в дверь его спальни – ей хотелось выть в голос.

– Ну всё, Китти, снимай сарафан, – сказала Иви так резко, что у Брэнди встревоженно дёрнулись уши. – А то вдруг мама войдёт и увидит? Тебе точно достанется. – Она потянула за кисточку на конце пояса Китти.

Китти нехотя отвернулась от зеркала.

– Да, наверное, ты права, – вздохнула она. – Скорее бы сентябрь! – И она послушно позволила снять с себя школьный сарафан.

Пока Иви вешала сарафаны обратно в шкаф, Китти открыла ящик комода, где лежали тоже купленные для школы очень красивые новые блузки из плотного светло-бежевого шёлка. Вдоволь налюбовавшись обновками, Китти уселась на пол, обняла Брэнди одной рукой и открыла зелёный кожаный чехольчик своих дорожных часов.

– Тридцать семь минут ещё не прошло, – сердито пробормотала она.

– Тогда говори, что будем делать в эти оставшиеся сколько-то там минут. – Иви села напротив неё и усадила Макса к себе на колени, старательно напоминая себе, что ещё пару минут назад её сердце сжималось от нежности к младшей сестрёнке.

Китти шмыгнула носом, и вдруг у неё из глаз хлынули слёзы. Потекли по щекам в три ручья.

– Я не знаю, – сбивчиво прошептала она. Брэнди встревоженно заскулил и принялся облизывать ей лицо. – Всё так плохо, так грустно. Я не знаю, что делать.