Страница 7 из 11
Взорвать хорошую большую дамбу или просто допустить, чтобы вода перелилась через нее, удовлетворяет почти также как планирование и строительство. Как обычно, я использовал маленькие ракушки для обозначения людей в городке. И как обычно ни одна из ракушек не перенесла потоп после прорыва дамбы, они все утонули, что означает – все умерли.
К тому времени я очень проголодался, мои руки устали и мои ладони покраснели от ручки лопаты и от копания в песке. Я посмотрел на первый поток бегущей к морю воды, грязной и замусоренной, потом повернулся и пошел домой.
– Ты вчера разговаривал вечером по телефону? – спросил отец.
Я покачал головой:
– Нет.
Мы сидели на кухне и заканчивали ленч, я ел тушеное мясо, отец – коричневый рис и салат из морской капусты. Он был одет в свой Городской Костюм: коричневые туфли, коричневый твидовый костюм-тройка, и на столе лежала его коричневая шляпа. Я проверил свои часы и увидел, это был четверг. Для отца было очень необычным пойти куда-нибудь в четверг, в Портнейл или уехать дальше. Я не собирался спрашивать его, куда он собрался, он бы только соврал. Когда раньше я спрашивал его, куда он едет, он отвечал: "В Фук", который по его словам был небольшим городком к северу от Инвернесса2 . Чтобы узнать правду потребовались годы и множество странных взглядов на меня в Портнейле.
– Сегодня я еду в город, – сказал он мне между салатом и рисом. Я кивнул, и он продолжил. – Буду обратно поздно.
Возможно, он шел в Портнейл напиться в гостиницу или в Инвернесс, где он часто бывает по делам, относительно которых он напускает туману, но я подозреваю, они как-то связаны с Эриком.
– Хорошо, – сказал я.
– Я возьму ключ, ты можешь замкнуться, когда захочешь. – Он со звоном положил нож и вилку на пустую тарелку и вытер рот коричневой салфеткой, сделанной из переработанной макулатуры. – Только не запирай засовы, хорошо?
– Хорошо, – сказал я.
– Ты приготовишь себе чего-нибудь поесть?
Я кивнул опять, не поднимая головы от еды.
– И ты помоешь посуду? – я кивнул опять. – Я не думаю, что Диггс приедет опять, но если да, я хочу, чтобы ты ему не попадался.
– Не беспокойся, – сказал я ему и вздохнул.
– Тогда я поехал.
Я посмотрел вверх как раз вовремя, чтобы увидеть, как он надел свою шляпу на голову и посмотрел вокруг кухни, хлопая по карманам. Он опять посмотрел на меня и кивнул. Я сказал:
– Пока.
– Да, – сказал он. – Пока.
– До свидания.
– Да. – Он повернулся, потом снова повернулся, опять посмотрел вокруг комнаты и пошел к двери, по пути взяв свою палку из угла около стиральной машины. Я слышал, как хлопнула наружная дверь, потом была тишина. Я вздохнул.
Я подождал минуту и потом поднялся, оставив почти чистую тарелку, и прошел через дом на веранду, где я мог видеть тропинку, ведущую через дюны к мосту. Отец шел по ней с опущенной головой, нетерпеливо переставляя палку, быстро двигаясь в стиле чего-то вроде озабоченного марша. Я видел, как он ударил палкой полевые цветы на обочине тропки.
Я взбежал по лестнице, задержавшись у окна на площадке посмотреть, как отец исчезает за дюной перед мостом, дошел до двери кабинета и быстро повернул ручку. Дверь не поддалась, она не сдвинулась и на миллиметр. Однажды он забудет, я уверен, но не сегодня.
После того, как я закончил есть и помыл посуду, я пошел в мою комнату, проверил пиво и взял мое духовое ружье. Я убедился, что у меня достаточно пулек в карманах жакета, потом направился на Кроличью Землю – участок на большой земле между рукавом залива и городской помойкой.
Я не люблю применять ружье, оно для меня слишком аккуратно действует. Катапульта – это Внутренняя вещь, требующая слияния тебя и ее в единое целое. Если ты плохо себя чувствуешь, ты промахнешься, если ты знаешь, что делаешь что-то не то, ты тоже промахнешься. Если ты стреляешь не с бедра, стрельба – Внешнее действие, ты направляешь ружье, целишься и все, если конечно видимость нормальная и не дует сильный ветер. Как только ты взвел курок, вся сила уже здесь, ждет освобождения нажатием пальца. Катапульта живет с тобой до последнего мгновения, она напряжена в твоих руках, дышит с тобой, движется с тобой, готова прыгнуть, готова запеть и дернуться и оставить тебя в драматической позе, а ты ждешь, пока темная дуга мяча с сочным ударом найдет в своем полете цель.
Но охотясь на кроликов, особенно на маленьких ублюдков с Земли, тебе понадобиться все, что ты можешь достать. Один выстрел и они разбегаются по своим норам. Ружье тоже достаточно громкое, чтобы распугать их, но этот спокойный хирургический инструмент увеличивает шанс убить с первого раза.
Насколько я знаю, ни один из моих несчастных родственников не умер от ружья. Колдхеймы и их спутники жизни ушли в мир иной множеством странных способов, но мне ничего не известно о ружье, которое пресекло бы земной путь одного из них.
Я подошел к концу моста, где официально моя территория кончается и постоял там несколько минут, думая, чувствуя, и слушая и нюхая. Кажется, все было в порядке.
Кроме тех, кого убил я (они были все приблизительно одного возраста, когда я их прикончил), я знаю по крайней мере трех из нашей семьи, ушедших к тому, что они воображали своим Создателем, необычными путями. Левитикус Колдхейм, старший брат моего отца эмигрировал в Южную Африку и купил там в 1954 ферму. Левитикус, человек, умственные способности которого были такой крупнокалиберной глупости, что она вероятно была бы улучшена наступлением старческого маразма, уехал из Шотландии поскольку консерваторы не отменили социалистические реформы предшествующего лейбористского правительства: железные дороги национализированы, рабочий класс размножается как мухи, государственное здравоохранение препятствует естественной смерти от болезней, государственные шахты… невозможно терпеть. Я читал письма, которые он писал моему отцу. Левитикус был счастлив в другой стране, хотя вокруг было много черных.
Однажды Левитикус проходил мимо полицейского управления в Йоханнесбурге, и шел по тротуару после похода за покупками, когда сумасшедший черный прыгнул с крыши и сорвал все свои ногти по пути вниз. Он упал и смертельно ударил моего невинного и несчастного дядю, последними словами которого были: "Боже, эти сволочи научились летать…".