Охотники на Велеса

И Всеслав и Любава молчали ошеломленно.

— А причем здесь родственница князя? — наконец спросил посол Болеслава, глядя на Любаву.

— Любава — названная сестра княгини Ингигерд, — улыбнувшись с видом котика княгини, слопавшего криночку сливок, ответил Гостомысл. — Ну а теперь, — добавил он, глядя на молчащих людей, находившихся в разной степени удивления и потрясения. — Что здесь произошло у вас, Любава? Мне нужно знать, ибо все очень серьезно.

За то время, пока Гостомысл повествовал о подвигах князя Ярослава, он успел, видимо, включить в свои дальнейшие планы и Любаву и раненого воина.

Любава молча опустилась на лавку, не в силах ничего ему рассказать. Все было так тонко, так зыбко…

— Я узнал, что Любава не колдунья, а христианка, — пожалев девицу, принялся рассказывать Всеслав. — Разозлился, что она меня дурачила, но все равно требовал, чтобы она вышла за меня замуж.

— И что? — Гостомысл смотрел на него вполне дружелюбно, и Всеслав никак не мог понять, почему Любава выглядит такой напуганной, а Харальд у двери мрачно скрестил руки на груди.

— Она отказывалась.

— И…

— Я был очень настойчив. Испугал ее, и Любава меня ранила.

— Нет, так не пойдет. Не обижайся, Всеслав, но ты не мог ее настолько напугать, всего лишь настойчивым предложением выйти замуж, — спокойно уличил его Гостомысл во лжи, по-прежнему глядя открыто и дружелюбно. Всеслав слегка задохнулся от возмущения.

— Он сказал мне, что готов из-за меня изменить своему князю, — глухо, как неживая произнесла Любава со своей лавки. — Я испугалась, что ты вынудишь меня вступить в такой брак и используешь мое замужество в своих целях. Прости, Всеслав, Гостомысл бы все равно из тебя это вытянул. Просто ты еще не понял.

— Ладно. Я действительно нечто подобное сказал, не понимая, что говорю, — раздраженно подтвердил Всеслав, вскидывая голову. — Я был разъярен. Плохо соображал.

— И зря ты испугалась, Любава, — все так же дружелюбно сказал ей Гостомысл. — Никогда, за исключением редчайших случаев, не следует соглашаться на то, что сам человек называет изменой. И тебе, такой молодой, советую это запомнить. Ни на измену князю Болеславу ни на твою измену Христу я бы никогда не согласился, но!

Любава подняла голову, чувствуя, что сейчас все и начинается. Очень уж странно Гостомысл сказал. Он и не был обязан соглашаться. Согласие на ее брак было делом ее отца Феофана, делом Рагнара.

— Я не буду сейчас благословлять тебя на этот брак, — повторил Гостомысл со значением взглянув девушке в глаза и заставив похолодеть от ужаса, — но я просто советую. Неплохо бы тебе согласиться на помолвку со Всеславом, чтобы он пригласил тебя как свою невесту в родной замок. Разумею, вы бы познакомились поближе, глядишь, все вопросы об изменах сами собой и отпали.

— Где мой отец Феофан? — с ужасом думала Любава, глядя на Гостомысла, как попавшая в капкан лисичка на подошедшего охотника. — Он ведь ездил в Польское княжество. Что случилось? Жив ли он? О, Господи!

— Всеслав, тебе ведь будет не зазорно пригласить к себе свою невесту, названную сестру Новгородской княгини? — продолжал, между тем Гостомысл, как ни в чем не бывало.

— Нет, не зазорно, — подтвердил Всеслав, внимательно глядя на стремительно сереющую Любаву. — Да мне бы и дочь Рагнара было бы не зазорно пригласить.

Любава дернулась, как подстреленная.

— А ты знаешь, Гостомысл, — сказала она с отчаянием в голосе, — что лучше уж точно знать самое страшное, чем мучиться сомнениями?

— Знаю, Любава, — неожиданно мягко ответил Гостомысл, — знаю, потому что сам точно так же нахожусь в сомнениях. Так ты согласна съездить в гости к Всеславу, прежде чем отказать ему окончательно?

— Согласна, — глухо ответила Любава.

— С тобой поедет приличная твоему положению свита. Разумею, что лучше, если это будут люди, хорошо знакомые тебе.

Всеслав, который сначала порадовался такому повороту событий, теперь удивленно смотрел на свою «невесту». Та неуклонно впадала в полуобморочном состоянии.

— Ну знаешь ли, — начал он с раздражением, собираясь сказать, что ему оскорбительно иметь такую невесту, которая готова в обморок упасть из-за помолвки с ним, как Гостомысл тихо, но внятно произнес лично для него.

— Не рви яблоко, пока зелено, созреет — само упадет. И вообще, парень, вынь голову из собственной задницы. Самое время.

После такой грубости польский посол задохнулся от возмущения и промолчал. Любава сидела на лавочке, ни на кого не обращая внимания, стараясь ритмично вдыхать и выдыхать. Кое-как надев тулуп без посторонней помощи, Всеслав вышел на полянку перед избой, проводить троих новгородских воинов, возвращавшихся к своему князю.

— Вы останетесь здесь до завтра. Мало ли, вдруг какие волнения все же будут, хотя и не похоже, — прощаясь, сказал Гостомысл. — Завтра за вами приедут.

— Да, денечек отдыха мне не помешает, — честно признал раненый воин. — Хотя, как Любава и обещала, ни отневицы, ни лихорадки у меня нет.

— Разумею, если она обещала, то и не будет.

Подождав, пока стук копыт затихнет в отдалении, посмотрев, как легкий ветерок сдувает снег с пушистых сосновых веток, Всеслав направился в теплую избу.

Творимир, уходивший из избы последним, успел подтвердить Любаве, что Рагнар пропал на Польской земле. И в утешение передал ей записку от отца Игнатия.

«Потерпите еще немного, мои родные деточки. Наступающий год Господь благословит. Мир наступит на нашей земле на многие годы».

Любава читала записку уже в третий раз и вытирала слезы, когда в избу зашел Всеслав, по-прежнему уверенный, что она страдает из-за его предложения.

Теперь она еще и плакала.

— И все же, если ты настолько не хочешь, то можешь и не ехать, — в сердцах заявил он.

Любава криво, сквозь слезы улыбнулась, подумав, что Гостомысл все же — тот гусь. Гусь лапчатый, о четырех крылах. Она никак не могла раскрыть польскому посланнику далеко идущие планы воеводы Ярослава.

— Нет, что ты, поехать в Польское княжество к тебе я как раз от всей души хочу.

— Оно и заметно.

— Мне просто утешительную записку передали, я от радости плачу.

— Любава!

Она осторожно положила клочок пергамента посреди стола.

— Сейчас мешочек для нее быстро сошью, и можно будет носить ее на груди.

Тогда Всеслав ей поверил. Насчет записки этой, утешительной. Но смотреть, как Любава через силу притворяется спокойной, было тяжело. Он пошел в конюшню.

Через несколько часов на поляну прискакал еще один всадник. Это был Мечислав.

— Уезжаю, дорогой брательник. Ты, я понял, остаешься?

— Я скоро за тобой. Останусь еще ненадолго, — ответил Всеслав, думая, рассказывать брату о своей странной невесте, или не надо. Нет, пожалуй, не стоит, пойдет еще смотреть. То-то потеха будет. Эх, Любава!

— Тогда возьми, вот тебе письма от твоих. Недавно доставлены. Успеха тебе с твоей зазнобой.

Брательник Мечиславов попытался принять бесстрастный вид.

— Перемелется — мука будет, — жизнерадостно усмехнулся Мечислав. — Мне Харальд коротко сказал, что она тебя вроде кинжальчиком царапнула, но потом вы помирились.

— Ну вроде того, — ответил Всеслав, принимая Харальдову версию произошедшего. Слишком уж задевало его насмешливое отношение его брата к происходящему.

Только проводив названного брата, Всеслав распечатал послание из канцелярии князя Болеслава. Короля Болеслава почти уже. Непримиримый враг Болеслава германский император Генрих Второй как раз недавно благополучно преставился, А в Риме все были озабочены выборами нового папы. Всеслав не сомневался, что в таких благоприятных условиях их повелитель организует себе коронацию в короля своей земли.

Королевский канцлер советовал ему, Всеславу, немедленно убираться из русских земель, по возможности избегая новгородцев. Потому что при возвращении из Гнезно в Новгород в польских землях бесследно пропал посол Новгородского князя Ярослава, небезызвестный ему Рагнар.