Долгое завтра

Шермэн объяснил. Иногда подключался Гутиэррез, иногда Эрдманн, иногда один из двух сопровождающих. Хостеттер почти всю дорогу молчал.

По их словам, Барторстаун был предельно изолирован от внешнего мира. Сами строили его, сами прокладывали новые туннели, для этого имелись все необходимое оборудование и материалы. Шермэн показывал им комнаты, лаборатории, радиомагазин, комнаты, заполненные странными приборами — блестящими, сделанными из стекла и металла. Они слышали непонятные звуки, вдыхали незнакомые запахи, временами их окружала полная тишина, лишь легкий ветерок играл волосами.

Шермэн рассказывал о воздушных трубах, помпах и воздуходувках, вновь и вновь звучало слово “автоматика”. Это слово было удивительным. Двери открывались автоматически, стоило к ним подойти, свет зажигался и выключался автоматически.

— Автоматика, — хмыкнул Хостеттер. — Теперь я понимаю, почему меноннайтцы выжили. Другие народы были настолько испорчены этой самой автоматикой, что с трудом завязывали шнурки вручную.

— Эд! Ты делаешь Барторстауну плохую рекламу.

— Ну, не знаю, не знаю. Днем раньше тебе казалось наоборот.

Лен посмотрел на Хостеттера. Он уже без труда научился определять его настроение и увидел, что Хостеттер чем-то явно обеспокоен. По спине Лена пробежал холодок, он отвернулся, продолжая рассматривать странные, непонятные предметы. Удивительные, захватывающие, они ничего не значили до тех пор, пока кто-нибудь не объяснял их назначение.

Лен поделился своими мыслями, и Шермэн кивнул:

— Мне хочется показать вам весь Барторстаун. В период Разрушения был приказ спасти его во что бы то ни стало.

Хостеттер начал было что-то говорить, но Шермэн перебил его.

— Следуй лучше моему примеру, Эд. — Он повел их в обход центрального коридора:

— Вместо подъемника мы используем простые ступени.

На протяжении всего спуска Лен пытался вспомнить, что такое подъемник, но тщетно. Когда все спустились вниз, Лен огляделся.

Отовсюду неслись непонятные Лену звуки, слившиеся в один общий шум и означавшие слово, которое он слышал раньше в дуновении ветра, раскатах грома и журчании воды: энергия. Каменный потолок здесь почти не был обработан, все пространство освещено ярким светом. Посредине высились два сооружения — подавляющих, грандиозных, колоссальных, и двое мужчин суетились вокруг.

Сердце Лена забилось сильнее. Он вдохнул полной грудью незнакомый новый запах.

— Это — трансформаторы, — объяснил Шермэн, — а вот этот кабель через изоляционные трубы передает энергию в Барторстаун. Это — генераторы, это — турбины, это — паровой двигатель.

Какое знакомое слово! Только этот мощный двигатель, несомненно, был больше тех, с которыми им приходилось иметь дело Но все же приятно встретить старого друга среди этих чужеродных гигантов. Один из рабочих, имя которого тут же вылетело у Лена из головы, терпеливо объяснял им различия в конструкции.

— Но я не вижу отверстия для топлива, — сказал Исо. — Ни огня, ни топлива, а откуда тогда берется тепло?

— Вот отсюда, — человек показал огромное сооружение, из которого поднимался пар, — это теплообменник.

Исо нахмурился, не сводя глаз с бетонированного сооружения:

— Но я не вижу…

— Конечно, все это надежно предохраняется, и температура там очень высокая.

— Высокая? В таком случае понятно, почему кипит вода. Но я не вижу… — он растерянно огляделся. — Я не могу понять, какой вид топлива вы используете.

Наступила гробовая тишина. Казалось, на этой площадке еще ни разу не было так тихо. Лен вдруг почувствовал, что стоит на пороге тернистого пути к познанию. Он прочел это и по глазам своих спутников, а вопрос Исо гулким эхом отозвался под сводами громадной комнаты.

— Дело в том, — просто ответил Шермэн, — что мы используем уран.

Лен вскрикнул, и крик его был поглощен огромным пространством, утонул в нем, превратившись в странный шепот:

— Уран! Но ведь…

Шермэн поднял руку и указал на бетонированное сооружение, встроенное в глухую каменную стену.

— Да, — сказал он, — этот щит из бетона предохраняет нас от реактора, который замурован позади него.

И вновь тишина. Бетонированная стена неясно вырисовывалась в тусклом освещении, словно врата ада, сердце Лена почти перестало биться, и кровь застыла в жилах.

Позади стены — реактор.

Позади стены — ночь, ад, ужас и смерть.

И в ушах Лена зазвучал голос, голос проповедника, стоящего на краю фургона на фоне фейерверка искр: “И разожгли они огонь тайный, секрет которого знаю лишь я, Бог Джехован, и сказал тогда Господь: “Да очистятся они от грехов своих!”

— Этого не может быть! — голос Исо дрожал — Ничего подобного не осталось во всем мире.

“Да очистятся они, молвил Господь, и сгорели они в огне, который сами же создали, и рухнули гордые башни в свете врат Господень!”

— Вы лжете! Во всем мире это уничтожили во времена Разрушения.

— Нет, Исо, это правда, — усилием воли Лен заставил себя отвести взгляд от бетонной стены, — им удалось спасти его.

Исо что-то пробормотал и неожиданно сорвался с места. Хостеттер поймал его за руку, Шермэн схватил другую руку.

— Спокойно, Исо, — прикрикнул Хостеттер.

— Не могу! — вопил тот. — Огонь загорится внутри меня, моя кровь испарится, а кости разрушатся, и я умру.

— Не будь дураком, — остановил его Хостеттер. — Смотри, все мы стоим рядом с тобой, и никто не собирается умирать.

— Его страх вполне естественен, Эд, — сказал Шермэн, — ты ведь не хуже меня знаешь, чему их учили. Пусть сначала освоятся. Исо, послушай, ты думаешь, что реактор и бомба — одно и то же. Но все не так, пойми. Эта штука абсолютно безвредна. Более ста лет мы живем рядом с ней — и ничего, не взрывается, и как видишь, никто из нас пока не сгорел. Вот, погляди, — он отпустил Исо, подошел к стене и приложил к ней ладони. — Видишь? Тут нечего бояться.

Исо облизал сухие губы. Тяжело дыша, он повернулся к Хостеттеру:

— А теперь ты дотронься! — словно Хостеттер не такой же, как Шермэн.

Хостеттер пожал плечами. Он подошел ближе к щиту и тоже приложил к нему ладони.