Страница 32 из 59
Похоже, здесь прецедентное право, а значит, запомнить все нюансы законодательства будет сложнее. Илантих с блеклой улыбкой убирает свой смартфон — похоже, не любит проигрывать. Ну, ничего, вопросов у меня много, и я предоставляю козликам возможность посостязаться.
Илантих знает и поэтому первый сообщает, что никаких ограничений на инвестиционную деятельность студентов не распространяется, но как и всякие неполноценные подданные я облагаюсь повышенным в полтора раза налогом. Зато котик у пятой бывшей жены отца выясняет, к какому инвестору лучше обратиться с небольшими суммами и даже обещает выбить мне премиум условия. А Илантих знает протокол отбора: у невест нет права отказаться, если их выбрали, а если на одну невесту претендуют несколько кандидатов, то для них устроители придумывают состязание с учетом их способностей. Он же сообщает о том, что студенты четвертого факультета ограничены в выезде в другие сектора города, но это ограничение не распространяется на существ с пропиской в городе и студенческих представителей.
Но именно котик раньше Илантиха выпаливает, что для того, чтобы стать студенческим представителем, надо подать заявление куратору своего пола, и еще нужно одобрение второго куратора и рекомендация одного из членов попечительского совета. А Илантих обещает такую рекомендацию дать.
У третьей бывшей жены отца Шаакаран выясняет и передает мне информацию о получаемых по заявлению налоговых льготах для студентов и для тех, кто откладывает деньги на счет в госфонде строительства. Свое жилье ждать придется долго, зато при маленьких доходах обязательные вклады минимальны и все налоги возвращаются на счет в госфонд.
В общем, вдвоем они неплохо меня просвещают по всяким заковыристым моментам. Шаакаран даже о страхе перед Манакризой забывает и Лисса чуть расслабляется, а вот Катари, наоборот явно чувствует себя неловко из-за соседства с Илантихом и удивленно посматривает на его смартфон — ну, конечно, она из менее технологически развитого мира, для нее это все удивительно.
Остальные невесты прислушиваются к нашей болтовне, пара даже пересаживается к столу. Шарик, оставшийся с Найтеллит, вроде молчит. Леонхашарт тоже немногословен, хотя Принцесса пытается расшевелить его на дискуссию. Шлем он по— прежнему не снимает хотя перед ним поставили чашку.
— И непрактический вопрос, — я сцепляю пальцы. — Почему Леонхашарт в шлеме?
— Потому что он архидемон, — пожимает плечами котик. — Это же очевидно!
— Анастасия из другого мира, — снисходительно напоминает ему Илантих (еще бы не снисходительно: на большинство вопросов он ответил лично, в отличие от Шаакарана, пользующегося то помощью бывших отца, то местной версией гугла). — Архидемоны очень сильны магически. Ваш дар пока еще нестабилен, столкновение со всей силой архидемона может вызывать спонтанные выплески и повредить здоровью, а такая полная броня со шлемом гасит магический фон демонов, позволяя уважаемому архисоветнику присутствовать на этой скромной трапезе без угрозы для вас.
А, так он ни поесть, ни выпить не может, бедненький. Оборачиваюсь к Шаакарану:
— Котик, будь другом, сходи к поварам, попроси у них трубочку.
— Для тебя — что угодно! — тут же подрывается Шаакаран.
Илантих кисло улыбается:
— Это то, что я думаю?
— Я не могу знать, что вы думаете, — замечаю я.
Шаакаран падает почти с потолка — это он махом перепрыгнул сразу несколько столов обычных студентов — и подает мне горсть розовых трубочек. Хвост так и мечется из стороны в сторону.
Переложив горсть на стол, вкладываю в его когтистую руку одну трубочку:
— Пожалуйста, передай это Леонхашарту.
— Ты что, о нем заботишься? — опять в голосе котика жалобные нотки.
— Я обо всех забочусь, характер такой. Иди, отдай трубочку Леонхашарту, а то в следующий раз он придумает для тебя еще какое-нибудь особое правило отбора.
Насупившись и бормоча что-то о несправедливости, Шаакаран направляется к сидящему во главе центрального стола Леонхашарту, демонстративно дергает кончиком хвоста.
— Значит, обо всех заботитесь, — вкрадчиво произносит Илантих.
— Да, так и тянет — ничего не могу с этим поделать, — развожу руками. — Мне все советовали идти воспитательницей или учительницей.
— Так ты учительница? — котик плюхается рядом, а я бросаю короткий взгляд на Леонхашарта с розовой трубочкой в руке. Мне кажется, или глаза у него горят ярче прежнего?
— Нет, не пошла я на учительницу учиться.
— Почему? — Илантих подается вперед. — Мне кажется, у вас отлично бы получилось.
— Детей пожалела, — вздыхаю я. — Говорят, я язвительная, прямо очень, настолько, что любого до истерики довести могу. А я этого не замечаю: мне кажется, нормально общаюсь, ничего такого обидного не говорю, и вдруг у собеседника сопли-слезы и душевная травма на всю жизнь.
Мои собеседники обдумывают ответ.
Дребезжит короткий звонок, и после него в столовой наступает тишина. В этой тишине резко скрипит по полу отодвигаемый стул — Леонхашарт поднимается, бросает розовую трубочку на стол и громко объявляет:
— Кандидаткам пора на занятия. Баашар, Шаакаран, Илантих — все на выход, хватит нарушать протокол отбора, свидания еще не начались.
Принцесса пытается сохранить невозмутимость, но ей явно неприятно. А Леонхашарт гордыми, мощным доспехами шагает мимо нас и прочих столов к двери… Надеюсь, он действительно из-за звонка засобирался, а не пал очередной жертвой случайно вызванной мной душевной травмы.
ГЛАВА 16
«И вдруг у собеседника сопли-слезы и душевная травма на всю жизнь», — эта фраза прорывается сквозь тихий голос лектора в наушнике, сквозь напеваемую Шаакараном веселую мелодию, рев моторов Dodge и громадного броневика.
«И вдруг у собеседника сопли-слезы и душевная травма на всю жизнь», — злится Леонхашарт потому что это подозрительно похоже на гамму эмоций, испытанных им после едких замечаний Анастасии. Обошлось без слез и соплей, но его слишком задело, будто под кожу въелось, процарапало по сердцу, и ему хотелось доказать, что она неправа. Невыносимо, мучительно настолько, что он готов был повернуть мчащийся на сотке Dodge и ворваться в сектор четвертого факультета, пройти в аудиторию и еще раз посмотреть ей в глаза…
Только осознание невыразимой глупости этого желания останавливает Леонхашарта.
— Что ты такой нервный? — Шаакаран облокачивается на переднюю панель и коварно улыбается. — Тебе трубочка не понравилась? Розовенькая такая, красивая…
«Да не в трубочке дело! — мысленно огрызается Леонхашарт. — При чем тут вообще трубочка?»
Это проявление заботы могло бы быть ему приятно, если бы не заявление Анастасии, что она всегда заботится обо всех.
Автомобили вырываются из тоннеля в город, по бокам поднимаются здания.
Промурлыкавший веселый мотив Шаакаран снова откидывается на спинку сидения и вытягивает пальцы с отросшими когтями:
— Киса прелесть! Заботливая такая, кормила меня. А как она пахнет приятно… Так бы взял и облизал.
— Они все одинаково пахнут гелем для душа, который им выдали, кот ты наш ездовой, — ворчливо отзывается Леонхашарт.
— Ты слышал, как меня хвалили? Меня уже, кстати, похвалили больше, чем тебя, И соседка кисы так впечатлилась, что будет меня ей советовать, а девушки падки на советы подруг! Ну тебе-то это не нужно. Ты ту невесту выбрал, с которой сидел? — Шаакаран непосредственно жизнерадостен. — А, да неважно, главное, на мою сладкую заботливую кису не заглядывайся. Она же такая красивая, ты глаза ее видел? Словно шоколад!
«Скорее уж как обсидиан, — мысленно возражает Леонхашарт. — Прекрасный и опасный, пусть хрупкий, но при этом способный стать сверхострым лезвием».
— А волосы — чистый шелк, — восхищается Шаакаран.
«С этим не поспоришь».
— И цвет насыщенный черный, как у самой великой прародительницы всего сущего Шааршем. Причем киса не крашеная, за такие волосы любая жрица убила бы.