Страница 18 из 21
Ванечку тоже вычёркиваю из списка.
Каждый раз разный процент, с кем можно договориться. Где-то, бывает, приезжаешь в посёлок и пополам, а где-то бывает, вот уже какой ребёнок – и ни одного, хотя бы намёк, но нет.
Вычёркиваю из списка следующего малыша.
Эти бумажки отдадут семье через несколько дней после моего отъезда, чтобы всё выглядело серьёзно, и не было погони спятивших от горя родителей. Вот почему детей Стикса называют детскими именами? Сами все они с кличками, а детей называют детскими именами. Может, легче было бы вычёркивать? Нет, не легче, я-то вижу, кого вычёркиваю. Делаю, что могу, но такое у меня сильное, уникальное и страшное умение. Один к десяти, может, один к девяти. Никогда не считал, страшная это арифметика.
Иду к следующему ребёнку.
Вот так и ехали, во всех стабах, всё одинаково. Тебя расталкивают, разговоры с детьми, опять один к десяти, везде крупнокалиберные пулемёты, везде скорострельные 30-ки. Раздражённый, злой, уставший, вваливаешься в БТР, чтобы тебя снова растолкали в новом посёлке.
– А мы о твоих умениях сильно и не распространялись. Ты для всех был лишь очень-очень крутой знахарь, который может более достоверно посмотреть, переродится ребёнок или нет.
Мой сопровождающий, суровый вояка, скорее всего безопасник или что-то подобное, держащий тут всех в ежовых рукавицах, но очень тепло относящийся ко мне, продолжал растолковывать тупому деревенщине, то бишь мне:
– Понимаешь, вот будут знать, что ты сделал или не сделал. Вот не сможешь ты договориться с ребёнком какого-нибудь большого начальника какого-нибудь огромного объединения стабов или конфедерации, или ещё чего. Подумает, что мы специально так сделали. Это мы знаем, что если ты можешь, то сделаешь, не можешь, то скажешь, а он так не подумает – и начнётся. Знаешь, расстроенные родители – это самое хреновое, с кем можно договариваться. Поэтому ты – просто знахарь, который может посмотреть. То есть смысл в том, что ты ничего не делаешь, а просто смотришь. Теперь понятно? Вы за чернотой живёте, а нам тут войны совсем не надо, нам тут и без людей есть с кем повоевать.
Мужики радовались, улыбались, по плечам хлопали, ну конечно, те, кто в курсе. Крут нереально колдунище животворный. Живчик давали самый лучший, читай «самый крепкий», разумеется, по секретному рецепту – вместо «берёшь коньяк» – «берёшь коньячный спирт».
Я, конечно, улыбался, но настроение оставалось ниже черты, хреновое. Я никогда к этому не привыкну. Мозг знает, а настроение, оно своей жизнью живёт. Очередной переход, я хлебнул живчика, пожевал и спать.
Глава 20. Жадные муры
Меня разбудили грохотом петарды над ухом и ударом деревянного молотка по всем частям тела сразу. Это я так свои ощущения описываю. На самом деле под нашим БТРом или рядом что-то рвануло, и уж не пойми сколько раз меня швырнуло и приложило. Потом кто-то из парней схватил меня за шиворот, выволок из брони и ткнул мордой в грязь. Машина уже была объята пламенем, и я вонял гарью.
Не скажу, что рассмотрел современный бой. Везде взрывы, грохот скорострельных пушек. Враги, особо не прячась, заливали всё по кругу автоматным и пулемётным огнём. Успел только увидеть, что наш БТР горит, и что вытащили меня в чём есть, то есть из оружия один палаш. Я к нему привык и даже спать брал с собой. У нас, на изолированном стабе, с оружием даже в туалет ходят, не шучу.
Почему я так говорю? Потому что сунуть мне автомат, как обычно, не догадались, хотя в БТРе их полно было. Заражённые здесь огромные, и всю работу, как правило, делали крупнокалиберные пулемёты, а сейчас просто мордой в грязь.
На самом деле события происходили очень быстро. С той стороны наших бойцов поджимали. Оставшиеся на ходу БТРы, те, что в хвосте колонны, очень лихо развернулись и начали уходить. Минут десять постреливали из-за свала дороги, высунув башни и перемещаясь туда-сюда. В ответ им стреляли из чего придётся, несколько раз видел выстрелы из гранатомётов. Мой БТР уже хорошенько разгорелся, а минут через десять к нам пришла помощь.
Не скажу точную модификацию помощи. Я разбираюсь в танках времён семидесятилетней давности, потому что как все взрослые мужчины нашего мира, я игрался в «Танчики». По-моему, это «Шилка». Могу и ошибаться, у меня «Шилка» – всё, что советское, а это точно было советское, на гусеницах и с четырьмя здоровенными пушками. Броня выехала и залила всё огнём. Поток снарядов из счетверённых орудий оставлял полоски выжженной земли. Перечеркнул справа налево, потом слева направо и нарисовал пару размашистых запятых. Враги в панике побежали, совсем рядом со мной грохнуло, и по глазам ударила яркая вспышка. Сознание сбежало, свет выключили.
Возвращалось перепуганное сознание постепенно. Руки и ноги связаны пластиковыми зажимами. Меня болтает по кузову несущегося грузовика. Стикс со мной пошутил. Он мне дал величайшее умение договариваться с местными детьми не перерождаться, а дальше начал дарить умения, наверное, выбирая самые издевательские. Я мог нагреть воду на расстоянии нескольких метров до 52 градусов, и я хоть из штанов выпрыгну, но 52 градуса, не больше. У нас термометр был. В кармане заражённого нашли, как брелок для ключей. Мужики по этому прибору самогон варили. Ещё я могу посмотреть вдаль одним глазом, только левым. Я правша, неудобно до жути и для прицеливания бесполезно. Есть ещё пара тупых и издевательских.
И вот что мне прикажете делать? У меня даже сомнений не осталось, кто это. Упакованные по самые помидоры быки, явно обколотые спеком по самые уши. Это точно были муры. Новенькое оборудование, несколько ящиков патронов, загружены ценными вещами, в полном обвесе, даже не пытаются экономить. Повсюду валяется такое снаряжение, что на кластерах бесценно. А зачем заморачиваться? Пару ящиков кишок – и у тебя снова целый грузовик патронов и снаряги.
Надо выбираться, только как? Ноги-руки связаны, и ещё несколько человек в машине. Надо делать что-то здесь и сейчас. А что можно делать? Тихонечко приподнимаюсь, но так, чтобы казалось, что это просто мясо с одного бока на другой перекатывается, а не разведку проводит. Ага! Вот!
Через заднее окошко в кабину вижу затылок командира. Как и положено, ничего нового я не разглядел. Две складки на затылке и слева водила, те же самые две складки, только менее интеллигентные. Командира надо первым валить. Идея есть, но глупая, а другой нет. Мысленно представляю голову с двумя интеллигентными складками на затылке. Главный всегда прав, вот и возьмём правое полушарие. Делю на четыре части, как учили делать уколы. Так и говорили: «Берёшь нужное полупопие, делишь на 2 части и в верхнюю колешь». Так и сделал. Представил мысленно шприц, поделил голову и нагрел сразу до своих максимальных 52 градусов небольшой участок с монетку, постаравшись засунуть как можно глубже.
Ха! Как подействовало! Командир возмущённо начал отчитывать шофёра:
– Йорш! Коромысло? Теперь собачек можно запрягать. Ты куда Зойку потащил, детина? Ох, доберусь я до тебя… Пиво видишь?
Теперь надо пробовать прижечь водилу. Я на такой эффект как-то не рассчитывал. Командир, похоже, с катушек съехал. Пока все в непонятках, надо быстро-быстро, но левое полушарие. Укольчик, не целясь. Машину повело почему-то вправо и начало трясти. Блин! Вот это мясорубка! Патроны, ящики и железяки разом решили меня отколотить за мою выходку. Они прыгали по кузову и обязательно ударялись об меня. Да, надо было позаботиться о том, чтобы упереться чем-нибудь. Теперь-то, конечно, что, болтаешься как в проруби.
Удар, и ещё один сильный удар. Я лечу и падаю на мужика, тоже связанного, а на меня – тяжёлый мешок, но достаточно мягкий. Рядом плюхается связанная женщина, два мура, которые были с нами в кузове, и немного дальше, слегка проломив борт грузовика, здоровый ящик армейского образца.
Я сознание не потерял, а тут народ мне под спину подкатился. Вроде как и ничего, даже комфортно устроился. Когда под тобой человеки, то падать можно, это когда железяки и ящики с патронами, то некомфортно. Муры, как ловкие макаки, выскочили из кузова и бросились к кабине грузовика.