Страница 1 из 12
Андрей Белянин
Летучий корабль
... Петушиный крик раздался как-то осторожно и приглушенно. Я уже полчаса сидел у подоконника в трусах и майке, держа под рукой два вязаных тапочка на манер австралийских бумерангов. И он, гад, знал, что я сижу в засаде... Поэтому на тын взлететь опасался, а из-за тына кукареканье не получалось таким уж душевно-забористым. Наконец он вытянул шею – ненавистная башка со свисающим набок гребешком показалась в поле моего зрения.
– Ку-ка-а-уп! – Тапок просвистел в миллиметре от распахнутого клюва.
Пернатый злодей вновь нырнул в укрытие, явно готовя повторную диверсию. Выбора нет – или я его выдрессирую, или он меня своими побудками доведет до членовредительства. За забором раздалось неуверенное кудахтанье и какая-то возня. Я выпрямился в полный рост, размахнулся от плеча и... Когда из-за тына поднялся доверчиво улыбающийся Митька с петухом в руках – метко брошенный тапок угодил ему прямо в лоб! Наглый петух мгновенно вырвался на свободу и, вспорхнув на забор, обложил своим кукареканьем нас обоих как хотел...
Утро началось несахарно...
– Никитушка, ты, что ли, встал уже, сокол ясный?
Это Яга, моя домохозяйка, одновременно и кухарка, и прачка, и уборщица, и штатный специалист, – эксперт по части криминалистики. Бабуля – бесценна, она старейший и уважаемый сотрудник нашего отделения, мы на нее Богу молимся. Снизу из-за забора вновь высунулся Митька, приветственно помахивая мне двумя подобранными тапками. Дмитрий Лобов, двухаршинный улыбчивый паренек, приставленный к отделению из соображений воспитательного плана. У себя в Подберезовке он оказался абсолютно неприспособлен к размеренному крестьянскому труду по причине немереной силы, недалекого ума и неиссякаемого творческого энтузиазма. Лично я его раз десять увольнял... Яга заступалась, лоботряса брали обратно с очередным испытательным сроком, в конце концов он у нас так и прижился. Ну а я, младший лейтенант московской милиции Никита Ивашов, как вы понимаете, осуществляю в родном Лукошкине функции начальника отделения. Почему родном? Знаете, я здесь уже полгода и первое время только и думал, как вернуться обратно в свой мир. Не то чтобы здесь так уж плохо... Милицейская служба востребована во все времена, даже при царе Горохе, тем более что царь у нас деятельный и работать при нем интересно. Но домой все же тянуло страшно. Потом одно дело, второе, третье, кражи мелкие, профилактические операции, общественно-разъяснительная деятельность, как-то отвлекся... А уж когда ухнуло памятное дело о перстне с хризопразом – тогда и стало ясно, где моя настоящая родина. Не в далекой, затерянной в будущем коммерческой Москве конца двадцатого столетия, а в небольшом городке Лукошкино, в древней полусказочной Руси, где простому народу без защиты родной милиции ну никак...
– Доброе утро, бабушка! – К завтраку я обычно спускался вниз в горницу при полном параде, только что без фуражки и кителя. В праздничных кафтанах того времени я и чувствовал себя неуютно и выглядел как Иван – кулацкий сын.
– Доброе утро, Никитушка, – приветливо улыбнулась Яга. Выпирающие желтые клыки делали ее оскал особенно запоминающимся. – А я уж сама наверх идти хотела, тебя будить. Давай-ка к столу, пока кашка гречневая на молоке да меде остыть не успела.
– Уже сел, а вы что ж?
– Да я-то старуха, я запахами из печи сыта бываю... А ты садись – кушай, моего слова слушай. Буду говорить речи важные, неказенные, небумажные. Только ты ешь-наедайся, а моего совета не чурайся...
– Бабуля, да вы ж тут прямо стихами и чешете! – искренне удивился я. – У нас что, сегодня утренник народного фольклора?
– Не сбивай, Никита! О серьезном деле с тобой говорю, потому и слова такие. Не всякому зверю берлога – кому и нора, не всякой птице болото – кому и гора. Так и не всякому молодцу – холостяцтво к лицу.
– Ум... н... упс! – Я едва не поперхнулся горячей кашей. – Бабуля, предупреждать же надо!
– А поделом тебе, ешь да не оговаривайся! – невозмутимо продолжала Яга, уставясь на меня самым строгим взглядом. – Сказано ведь, ровно голубю – без голубицы, добру коню – без кобылицы, так и храброму молодцу без души-девицы не житье – срам один!
– Между прочим, в законодательстве некоторых стран подобные провокационные разговоры могут классифицироваться как давление на сотрудника правоохранительных органов.
– Никитушка, милый, да не давлю я на тебя, не давлю! А только люди говорят всякое... Дескать, что-то, видать, не так у нашего участкового – в церковь не ходит, на красных девок не заглядывается, с дружками не бражничает, по праздникам забавами молодецкими не тешится.
– Знаю я их забавы – кулачные бои стенка на стенку да за сапогами на столб лазить! Бабуль, ну вы представляете, чтоб работник милиции ради забавы молодецкой по воскресеньям народу носы квасил?! И в церковь я хожу! Два раза ходил уже... Беседовал с отцом Кондратом по поводу пьянок в его церковном хоре. А насчет бражничанья... так нас Горох на той неделе, помните, как накачал? Я ж верхом на Митьке до отделения добирался, благо, он как поддаст – милицейскую сирену очень уж старательно изображает. Чем я им еще не угодил?
– Про девок красных забыл...
– Это сестры Малаховы с соседней улицы? Эти – красные, слов нет! Каждый вечер фланируют строем под окнами отделения, семечки плюют на метр против ветра, а у самих лица такие кра-а-асные...
– Так то румянец девичий, от смущения, – доходчиво пояснила Яга, но я был непреклонен:
– Бабуля, давайте прекратим прения и дружно перейдем к чаю. Вопросом повального поиска Василис Прекрасных торжественно обещаю заняться после Нового года!
– Дак ить осень на носу, самое бы время свадебку... – тихо повздыхала моя домохозяйка, но взялась за самовар. К концу третьей чашки в дверь деликатно бухнули пудовым кулаком.
– Батюшка сыскной воевода, гонцы к вам царевы с делом спешным! – деловым тоном профессионального секретаря проорал из сеней верный Митька.
– Зови. – Важно кивнув Бабе Яге, я встал с лавки поприветствовать двух стрельцов и молоденького дьяка из думского приказа. Парнишке едва ли исполнилось восемнадцать, но он изо всех сил старался выглядеть посолиднее.