Молот и Крест

И то же самое с лошадьми. На равнине было целое море лошадей – все стреноженные, все на подножном корме. Для этой армии требовалось много коней и пропасть еды. В известном смысле это слабость. Шеф осознал, что думает как враг, выискивающий уязвимые места. Он не был ни таном, ни королем, но знал из опыта, что караулить такие табуны по ночам совершенно невозможно. Сколько ни выставь патрулей, горстка уроженцев болот подберется, разрежет путы и распугает коней. Может, и часовых перебьет. Интересно, как это понравится викингам – идти в караул, притом что дозорные взяли привычку не возвращаться?

У входа Шеф снова упал духом. Ворот не было, и это само по себе казалось зловещим. Дорога вела прямо к валу, где зиял проем в десять ярдов шириной. Викинги словно заявляли: «Наши стены защищают добро и не дают сбежать рабам. Но мы не прячемся за ними. Хотите сразиться – идите к нам. Посмотрим, как вы справитесь с часовыми. Нас берегут не бревна, а топоры, которые их обтесали».

У проема было человек сорок-пятьдесят – кто стоял, кто отдыхал лежа. Но было видно, что все они начеку. В отличие от тех, что снаружи, эти были одеты в кольчуги и кожу. Копья составлены в пирамиду, щиты под рукой. Отряд мог изготовиться к бою за считаные секунды, откуда бы ни нагрянул враг. Заметив Шефа, Хунда, Торвина и всю компанию числом в восемь душ, викинги уже не спускали с них глаз. Остановят?

Из самого же проема вышел детина. Задумчиво уставился на прибывших, давая понять, что приметил и запомнил новичков. Вскоре он кивнул и указал большим пальцем внутрь. Когда они вошли в лагерь, здоровяк обронил пару слов.

– Что он говорит? – прошептал Шеф.

– Что-то вроде «себе на погибель».

Они углубились в лагерь.

Внутри царил хаос, но при внимательном рассмотрении в нем угадывался порядок. Над всем главенствовала важная цель. Люди были повсюду – стряпали, беседовали, играли в бабки или сидели над шашечными досками. Холщовые палатки тянулись во все стороны, их оттяжки были закреплены замысловатыми узлами. Но дорога оставалась свободной и не пересекалась ни с чем. Она уходила прямо вперед, имея десять шагов в ширину, и даже выбоины были аккуратно засыпаны гравием. Следы колес едва виднелись на утрамбованной земле. Шеф снова подумал, что эти люди – великие труженики.

Скромная процессия продолжала путь. Через сто ярдов, когда она, по расчетам Шефа, должна была оказаться почти в середине лагеря, Торвин остановился и дал знак обоим подойти ближе.

– Я скажу шепотом, потому что здесь очень опасно. В лагере говорят на разных языках. Сейчас мы пересечем главную дорогу, которая идет с севера на юг. Справа, южнее, где река с кораблями, обосновались сами Рагнарссоны со свитой. Любой, кто в здравом уме, обходит их стороной. Мы перейдем через дорогу и двинемся прямо к моей кузнице, она у противоположных ворот. Пойдем прямо, даже не глядя вправо. На месте сразу зайдем внутрь. Мужайтесь, осталось немного.

При переходе через широкий тракт Шеф старательно смотрел под ноги, но его так и подмывало оглядеться. Он пришел ради Годивы – но где она? Хватит ли смелости спросить о ярле Сигварде?

Их вновь окружили толпы, и они медленно пробирались, пока не увидели почти прямо перед собой восточный частокол. Там, чуть поодаль от других, стояла грубая постройка. Открытая сторона была обращена к ним, и внутреннее убранство выглядело знакомо: наковальня, глиняный горн, трубы и мехи. Все это было окружено веревками с гроздьями алой рябины.

– Пришли, – повернулся к юношам Торвин и облегченно вздохнул.

Но вдруг побелел лицом, увидев что-то позади Шефа.

Тот оглянулся, уже решив, что пропал. Перед ним стоял высокий человек. Юноша осознал, что смотрит на него снизу вверх, а заодно понял, что в последние месяцы такое случалось редко. Но в этом мужчине хватало и других странностей.

На нем были такие же, как у всех, домотканые портки, но ни рубахи, ни овертуники. Взамен он кутался во что-то вроде широкого одеяла ярко-желтого цвета. Оно было подколото на левом плече, и правая рука оставалась голой. Из-за левого же плеча торчала рукоять огромного меча – тот волочился бы по земле, если бы висел на поясе. В левой руке мужчина держал небольшой круглый щит с ручкой в центре. Из середки торчал железный шип длиной в фут.

Позади столпился десяток людей в схожем облачении.

– Кто такие? – рыкнул великан. – Как вошли?

Шеф понял, несмотря на странный акцент.

– Их пустила стража, что у ворот, – ответил Торвин. – Они безобидны.

– Эти двое – англичане. Enzkir.

– В лагере полно англичан.

– Да. На цепи. Давай-ка их мне, я закую.

Торвин шагнул вперед, встав между Шефом и Хундом. Пятерка его товарищей рассредоточилась перед десятком людей в желтых накидках. Он схватил Шефа за плечо:

– Я взял его в кузницу подмастерьем.

На мрачном лице с длинными усами появилась презрительная усмешка.

– Ладный малый. Может, и по-другому используешь. А второй? – Здоровяк указал большим пальцем на Хунда.

– Он достанется Ингульфу.

– Еще не достался. У него был ошейник. Отдай его мне. Я выясню, не шпион ли.

Шеф поймал себя на том, что и сам медленно выступает вперед. Желудок сковало страхом. Он понимал, что сопротивляться бесполезно. Их много, и все вооружены. Любой из этих огромных мечей в мгновение ока оставит его без рук или снесет голову. Но он не мог допустить, чтобы забрали друга. Его рука скользнула к рукояти собственного короткого меча.

Рослый человек отпрянул и закинул руку. Шеф не успел моргнуть глазом, как длинный клинок уже был наготове. Вокруг сверкнули мечи, мужчины приняли боевую стойку.

– Стойте! – оглушительно крикнул кто-то.

Покуда Торвин и обладатель накидки вели беседу, их компания привлекла всеобщее внимание. Вокруг собралось человек шестьдесят, они смотрели и слушали. Из этого круга выступил великан, какого Шеф в жизни не видел: выше его на голову и полкорпуса; выше и намного шире, массивнее, чем человек в накидке.

– Торвин! – сказал он. – Мёрдох! – кивнул он тому, что диковинно вырядился. – Что за шум?

– Я забираю этого невольника.

– Нет! – Торвин вдруг схватил Хунда, втолкнул за веревочное ограждение и сомкнул его пальцы на ягодах. – Он под защитой Тора.

Мёрдох рванулся вперед с воздетым мечом.

– Стой! – На сей раз зычный голос прозвучал угрожающе. – Ты не имеешь права, Мёрдох.

– Тебе что за дело?

Медленно, нехотя великан пошарил за пазухой и выпростал серебряный амулет на цепочке. Молот.

Мёрдох выругался, убрал меч и сплюнул.

– Забирай, коли так! Но ты, малец, – он перевел взгляд на Шефа, – тронул при мне рукоять. Мы скоро встретимся, и я трону свою. Тогда ты покойник, малец. – Он кивнул на Торвина. – А Тор мне не указ. Он не лучше Христа с его матерью-потаскухой. И ты не задуришь мне голову, как задурил ему, – ткнул он большим пальцем в сторону великана.

После чего повернулся и, высоко держа голову, ушел по дороге самодовольной походкой человека, не желающего признать свое поражение. Его спутники побрели следом.

Шеф понял, что все это время не дышал, и сделал осторожный, трудный вздох.

– Кто они? – спросил юноша, глядя вслед удалявшейся компании.

Торвин ответил не по-английски, а по-норвежски, говоря медленно и подбирая слова, похожие в обоих языках:

– Это гадгедлары. Ирландцы-христиане, отрекшиеся от своего бога и народа и ставшие викингами. У Ивара Рагнарссона много таких, и он надеется с их помощью стать королем и Англии, и Ирландии. Потом же он и его брат Сигурд займутся родной страной – Данией, а заодно и Норвегией.

– Куда могут и не добраться, – добавил спасший их великан. Он опустил перед Торвином голову в странном, даже подобострастном поклоне и смерил взглядом Шефа. – Храбрый поступок, пастушок. Но ты разгневал могущественного человека. Я тоже это сделал, но я уже давно нарываюсь. Зови меня, Торвин, если понадоблюсь снова. Ты знаешь, что я при Рагнарссонах с тех пор, как доставил новости в Бретраборг. Долго ли это продлится, после того как я показал мой молот, мне неизвестно. Но свора Ивара меня все равно утомила.