Однажды в замке

Сюзанна, понятия не имевшая, что это означает, расплылась в улыбке.

– У меня сопрано! – возликовала она.

Лила подхватила девочку и посадила на бедро.

– Тебе пора спать. – Она послала Эди воздушный поцелуй. – Спокойной ночи, дорогая. О, послушай! Снова дождь пошел!

– Лакеи с зонтиками ждут внизу, – вставил Бардолф. – Земля может размокнуть. Но вам нет причин беспокоиться, ваша светлость. Башня стоит здесь с 1248 года, и, несмотря на все наводнения, ей никогда ничего не угрожало. Неважно, что творится в природе. Башня будет стоять. Его светлость укрепил фундамент и каменную кладку.

Гауэйн все делал тщательно.

Эди настояла на том, чтобы проводить их до первого этажа, где наскоро обняла Лилу и Сюзанну, прежде чем снова подняться в новую спальню. Повсюду были лампы. В камине горел огонь. Но если не считать случайного потрескиванья дров, вокруг царила абсолютная тишина.

– Вот и хорошо, – сказала она вслух, желая ободрить себя.

С завтрашнего утра Эди вернется к расписанию репетиций, которые когда-то, в менее сложные времена, делали ее такой счастливой.

Но сейчас она на минуту открыла окно, выходящее на замок. Вот он, на холме, и выглядит еще более волшебным в синих сумерках. Огни в многочисленных окнах сияли – знак того, что внутри полно народа. Эдит наблюдала, как Мэри пробирается по тропе, чтобы приготовить ей постель.

Эта крошечная комната была такой мирной и спокойной, что она слышала каждую ноту птичьей песни, доносившейся снизу. И все же могла думать только о Гауэйне.

Он, несомненно, будет вне себя, узнав, что Эди ослушалась его приказа держаться подальше от башни.

Она будет искренней, прямой и взрослой.

Она станет спокойной, сочувствующей и все же решительной.

Несколько часов спустя, лежа в постели, Эдит все еще думала об этом. Очевидно, Гауэйн пустит в ход все свои способности, чтобы спасти их брак. Ведь он прекрасно умеет решать проблемы, а его жена – это проблема. Усугубленная его провалом в постели. Эди, разумеется, не думала, что это его неудача, но так считал он, и она прекрасно понимала, что неудач Гауэйн не приемлет. Он привяжет ее к кровати, если придется. Но «проблему» решит.

Исход всего этого нетрудно представить. Эдит будет лежать, скованная и напряженная, пока он трудится над ней. И она никак не сможет остановить его, если только опять не напьется, а потом снова опозорится, сделав что-то такое, отчего в его глазах вновь появится отвращение. Ведь после их последнего поцелуя, первое, что она увидела, открыв глаза, было его лицо, искаженное брезгливостью.

Эдит вздрогнула при этой мысли. Собственно говоря, супружеская постель во многом заставляла ее вздрагивать. Жар, пот… Вообще все, что с этим связано.

Она должна ясно дать понять, что у него нет права пытаться замазать ее сколы и трещины. Ее проблемы – ее дело. Эди не настолько наивна, чтобы воображать, будто их можно решить. Ведь некоторые ситуации разрешить просто нельзя. Например, их брак.

Как только она заявит о своем отъезде, Гауэйн определенно станет кричать на нее, но только вот его уже будут ждать управляющие, поверенные и армия слуг. Эди вернется в Лондон, а он когда-нибудь женится на крепкой шотландке, которая родит ему десяток рыжеволосых детей.

При мысли об этом Эдит затошнило, но подобного следовало ожидать. Нельзя прервать отношения, даже столь краткосрочные, и забыть о них через день-другой. Гауэйн был такой… энергичный. Умный. Так одержим идеей.

Муж Эди обладал определенным магнетизмом – он встречал любую неурядицу лицом к лицу, докапывался до сути в течение минуты, искал ответ и решал проблему. Именно так Гауэйн и станет действовать, как только вернется. Но вряд ли Эдит должна пускать его в башню, иначе он осуществит новый план, призванный обеспечить жене счастье в брачной постели.

Эди вновь передернуло. Нет, они обсудят все необходимое через окно.

Гауэйн – самый мужественный мужчина из всех, кого она знала. И вот теперь, сама того не желая, она ущемила его мужское достоинство. Он ни перед чем не остановится, чтобы добиться успеха и сделать все, чтобы его вещь оставалась на своем месте. Он докажет свою успешность в постели.

Вот и пусть доказывает, но с какой-нибудь другой женщиной.

Эдит спустилась, взяла ключ, который отдал ей Бардолф, и вставила его в скважину. Понадобилась сила обеих рук, чтобы повернуть его, но она справилась.

Потом она вернулась наверх, гордясь своей решимостью. Правда, тут же разрыдалась, чем не стоило гордиться, но что вполне ожидаемо, когда сердце разрывается.

Наконец Эди заснула и, измученная рыданиями, проспала до утра. Разбудило ее пение птиц на рассвете. Она вскочила, подошла к окну и широко распахнула его, чтобы встретить день.

Лила и Сюзанна рука об руку шли в сторону башни. Лила была уже одета! В начале седьмого! Это платье Эди видела прежде: цветастый муслин с соблазнительно низким вырезом. Но теперь в вырез была засунута кружевная косынка, скрывавшая немалые достоинства Лилы.

Эдит подперла подбородок рукой и стала их ждать.

– Сегодня ты выглядишь лучше! – крикнула снизу Лила. Голос свободно разносился в тихом утреннем воздухе.

– Так у меня все хорошо.

Но она снова солгала. Какая-то часть души все еще саднила и кровоточила. Почти невыносимо. Но Эди училась закрывать эту часть в темную шкатулку и запирать на замок.

Сюзанна весело перепрыгивала с ножки на ножку.

– Чем вы здесь занимаетесь? – спросила она.

– Почти ничем.

– Ты похожа на принцессу из волшебной сказки, – заметила Лила.

Эди так и не смогла вымучить улыбку.

– Как Пунцель, – добавила Сюзанна.

– Кто?

– Пунцель.

– О, она хочет сказать Рапунцель! – воскликнула Лила. – Это все твои волосы!

Мэри заплела ей волосы на ночь, как прежде, до замужества, ведь иметь мужа, как позже обнаружила Эди, означает позволять волосам каждую ночь сбиваться в неопрятную гриву. Косы еще один плюс, который можно отнести к завершению ее супружеской жизни.

Эди подняла толстую косу и уронила через подоконник. Но расстояние до земли оставалось достаточно большим.

– По такой принц не взберется, – презрительно фыркнула Сюзанна. – У леди в моей книге волосы настолько длинные, что волочатся по земле!

– Может, тебе лучше зайти в дверь, вместо того чтобы взбираться по моей неправильной косе?

– Сейчас придет Мэри с парочкой лакеев и принесет нам завтрак, – объявила Лила.

Эди сбежала вниз, повернула ключ в скважине и открыла дверь.

Гауэйн в тот день так и не приехал, что было облегчением, конечно. Не было его ни на следующий день, ни через день…

Если Эди научилась днем запирать подальше свою печаль, то ночью такого успеха добиться не могла. Рана в сердце открывалась в тот момент, когда она отставляла виолончель. Но железная дисциплина детства вернулась. Если ее отцу придется бросить все и лететь в Шотландию, – что, по ее мнению, он обязательно сделает, едва получит письмо дочери, – он будет здесь через неделю или дней десять.

А до этого придется просто выживать…

Глава 36

У Гауэйна ушло два дня на то, чтобы найти и назначить порядочного человека на свое место мирового судьи. Все в нем рвалось вернуться к Эди, но он понимал, что пока не может этого сделать.

Поначалу герцог был холоден, как лед, но учился быть человеком, ее достойным. Кроме судьи, он назначил нового управителя, на замену уволенному. Этот был молод, почти ровесник Стантона, и наделает ошибок, но те послужат ему хорошим уроком.

Гауэйну оставалось овладеть еще одним умением.

В ту ночь он мрачно вымылся, обращаясь с собственным телом с такой же брезгливостью, какую чувствовал с тех пор, как покинул замок. Приказал подать экипаж и вскоре уже оказался в теплой полутьме «Адского пунша».

Никто в трактире понятия не имел, кто он такой. Стантон оставил дорогое облачение в замке и оделся в неброскую шерстяную шотландскую одежду, которой не страшны дождь и слякоть. Но такая очень редко красовалась на плечах лондонского джентльмена. К тому же Гауэйн приехал без слуг и послал кучера на конюшню.