Однажды в замке

– О, я слышала о балконе! – встрепенулась Эди, заставляя себя освободиться от чар голоса Гауэйна. Если так будет дальше продолжаться, она скоро станет умолять его поцеловать ее перед всеми собравшимися за столом. – Джульетта просит его жениться на ней.

Герцог покачал головой. Его пальцы под столом сжали руку Эдит, и новая волна горячей крови прилила к щекам.

– Нет, – сказал Кинросс спокойно, словно не делал ничего откровенно скандального. – Все было немного не так. Все предполагают, что Джульетта – дерзкая плутовка, потому что спрашивает о намерениях Ромео. Но эти двое знают правду.

Палец Стантона растирал ладонь Эди. Она заметила, что немного дрожит.

– Она знала, и он знал, – продолжал герцог тихо, но уверенно. – Ромео перебирается через ограду, потому что хотел поцеловать Джульетту сильнее, чем жить. Он взбирается на балкон и клянется в вечной любви. В такой ситуации брак не более чем формальность.

До Эди донеслись смех Лилы и звон вилок. Следовало прочитать чертову пьесу! Следовало проводить часы за чтением Шекспира. Герцог рассказывал куда интереснее, чем ее гувернантка!

– Без Джульетты и жить не стоило, – вздохнул герцог. – Поэтому, когда он посчитал, что она мертва, покончил с собой.

– Его реакция была весьма чрезмерной, – выдавила Эдит. Кто-то наверняка заметит, что жених держит ее за руку.

Лила, сидевшая чуть дальше, бешено флиртовала с мужчиной, который не был отцом Эди.

– Да, я часто думал, что Ромео, может быть, немного безумен.

Эди внезапно передернуло. Герцог выглядел так, словно… словно решил, что Ромео абсолютно в своем уме. Хотя сам не выглядел разумным и рассудительным. Скорее, умирающим от голода.

– Прекратите, – прошептала она, – отнимая руку. – Вы не должны так себя вести.

Гауэйн улыбнулся ей с видом счастливого безумца.

– Я шотландец.

– Какая тут связь?

– Некоторые считают, что в жилах Ромео течет шотландская кровь.

– Разве он не итальянец? Я считаю, он похож на итальянца с горячей кровью.

Кинросс слегка прищурился.

– Что вы знаете об итальянцах с горячей кровью?

– Ничего, – удивленно ответила Эди. – А что?

– Итальянцы – люди ревнивые.

Он поднял бокал и сделал глоток красного вина.

– Да. Я это слышала, – кивнула Эди, последовав его примеру.

Его глаза блестели льдом.

– Итальянцы – ничто, по сравнению с шотландцами.

Эди снова огляделась. За столом шли оживленные разговоры, и все же никто не замечал, что она и герцог нарушают правила вежливой беседы, оставаясь поглощенными друг другом. Не упоминая уже о том факте, что он снова схватил ее руку и ласкал большим пальцем.

Она едва сумела отрешиться от его прикосновений.

– Давайте пока оставим литературу и попытаемся беседовать разумно. Вы сообщаете мне, что намерены быть одним из тех мужей, которые обычно обвиняют своих жен в неверности?

– Нет, – насмешливо улыбнулся Стантон. – Я несу чушь, верно?

– Возможно, немного, – призналась Эди.

– Мы, шотландцы, – упертые дураки, – заявил он, хотя, по ее мнению, слишком жизнерадостно.

Она кивнула в сторону Лилы, которая наклонилась к соседу так близко, что ее грудь касалась его рукава.

– Мне невесело от подобных обвинений. По очевидным причинам.

Кинросс проследил за ее взглядом.

– По моему мнению, ваша мачеха вряд ли неверна мужу. Уверен, все это вызывающее поведение – напрасное и не слишком умное усилие привлечь внимание мужа.

Эди ощутила прилив чего-то, похожего на радость. Ее будущий муж не только рассудителен, но и обладает тонкой интуицией. Она широко улыбнулась.

– Совершенно верно.

– Я могу испытывать ревность, но это еще не значит, что я намерен ревновать жену.

– Вот как?

Она невольно улыбнулась. Но нужно выяснить отношения, потому что Эди отказывалась провести жизнь с человеком, который злобно взирает на нее каждый раз, когда она болтает с соседом.

Она снова понизила голос, хотя никто не обращал на них внимания.

– Я никогда не изменю своему мужу… вам.

Эдит и не представляла, что глаза человека могут светиться, как уголья от почти прогоревшего костра.

– Я тоже всегда буду вам верен.

– Так, если итальянец с горячей кровью покажется в вашем замке… кстати, у вас действительно есть замок?

– Да.

– И если этот итальянец за обедом… похлопает ресницами в мою сторону…

– Я вполне могу вышибить его пинком в другое графство, – отрезал герцог.

Эди стала пристально его изучать.

– И вам это понравится? У меня создалось впечатление, что вы управляете большим поместьем. Не представляю, как вам это удастся, если вы имеете склонность к насилию.

– Пятью поместьями, собственно говоря. Я мировой судья двух графств. И сказал бы, что известен своим здравомыслием, добродетелью и привычкой тщательно обдумывать любой вопрос.

Эди вскинула бровь.

Гауэйн наклонился ближе и сжал ее ладонь чуть сильнее.

– Думаю, это только потому, что я пока еще не завладел вами. Не хотелось бы снова цитировать Шекспира, но Джульетта действительно говорит, что купила дворец любви, хотя им не владеет. «Дворец любви купила я, но я им не владею…»

Стантон понизил голос и Эди снова охватило странное чувство, будто она тонет в его глазах.

И тут до нее дошли его слова:

– Хотите сказать, что купили меня?

Она тут же ойкнула:

– Ваше пожатие слишком сильно.

– Я не говорю, что купил вас. Наоборот, Джульетта утверждает, что купила Ромео.

– Значит, это я купила вас? – Эди такая мысль весьма понравилась.

– Но не завладели мной… – Его голос был глубоким и гортанным. Голос человека, который находит удовольствие в перемене ролей, который совершенно уверен в собственной мужественности.

Эротический жар в голосе Гауэйна проникал в кровь Эди как пьянящий напиток.

– Мне нравится Джульетта. Знаете, я всегда хотела иметь щенка. Но, полагаю, мужчина ничуть не хуже, – рассмеялась она. – Здесь, в Фениморе, у меня даже есть балкон.

Стоило ей сказать это, как выражение его глаз снова заставило ее покраснеть.

– Я сказала это не потому, что…

– Вопрос в том, что влюбленные владеют друг другом. Джульетта говорит также, что она продана, но ею не насладились.

– Я понятия не имела, что пьесы Шекспира настолько…

– Что?

Герцог снова выпил вина. Каким-то образом он ухитрялся выглядеть спокойным, даже безмятежным, хотя ласкал ее запястье.

– Чувственные, – выдавила Эдит, откашлявшись.

– Верно, – улыбнулся Стантон еще шире. – В соответствующих обстоятельствах, леди Эдит, все кажется чувственным.

Эди невольно задалась вопросом, сколько у него было любовниц. Возможно, он уже с шестнадцати лет шептал любовные стихи шотландским девушкам.

У нее едва не вырвался вопрос. Но она тут же поняла, что на некоторые вопросы лучше не иметь ответов.

Эди стало обидно: никто не потрудился написать стихи ей. Когда дело доходило до подобных вещей, она была наивной дурочкой.

– Вы сказали, что предпочитаете зваться Эди, – заметил Гауэйн.

Она кивнула.

– Будет большой честью, если вы станете обращаться ко мне Гауэйн.

Эди снова кивнула, но тут же поймала взгляд молодой леди, сидевшей напротив. Она смотрела на них с неприкрытой завистью, и когда Эди встретилась с ней глазами, прошептала:

– Вам так повезло.

Эди благодарно улыбнулась, и снова искоса гвзлянула на Гауэйна. Тот, наконец, повернулся к соседке справа.

В свете свечей его кожа отливала медом. Красные отблески в волосах были цвета темной вишни. Он выглядел так, словно произошел от древнего рода воинов.

Эди стало не по себе. Подобного с ней еще не случалось. Она целыми днями играла на виолончели и ссорилась с отцом. Да, она хорошенькая, но не особенно чувственная. И никогда не думала, что такой человек, буквально источавший эротическую уверенность, посмотрит на нее, ведь она не из тех девушек, которые флиртуют и бросают зазывные взгляды. Она даже никогда не думала ни о чем подобном.