Страница 6 из 9
Дотянувшись до коробки, я подтянул ее к себе и стал разглядывать. Пыль въелась в картон, заломы и вмятины, похожие на морщины, пожелтевший тканевый скотч опоясывал ее со всех сторон, словно сухая змеиная шкура. Может, и проклятие наложено? Перевернув коробку, я с удивлением обнаружил почтовый формуляр и аккуратно выведенный адрес. Это была посылка!
Я осторожно потряс ее – легкая. Явно не книга, а если и книга, то маленькая. Поднес к носу, втянул запах и тут же закашлялся. Это определенно был запах пыли!
– Что же ты скрываешь и кто тебя послал мне? – поднявшись, я взял коробку и отправился наверх. Нога уже не болела.
Выйдя на крыльцо, я увидел Кэр, возившуюся с цветами. Похоже, она сажала их туда, где еще недавно валялись дохлые птицы.
– Нашел что-то интересное? – поднявшись, спросила она.
Кэр стояла против солнца, и я не мог разглядеть ее лица.
– Угу, – кивнул я. – Похоже, забытая посылка. Дедуля ее так и не открыл.
Кэр хмыкнула, подошла и уселась рядом.
– Надо же, и правда посылка, – удивилась она. – Интересно, сколько она пролежала.
Я присмотрелся, нашел дату, прикинул в уме:
– Ого! Почти тридцать лет!
– Подумать только. Только это не деду твоему посылка.
Кэр ткнула в адрес:
– Сосновый тупик, дом один. А наш дом в Сосновом переулке, дом один. Да и инициалы не подходят, как ни крути.
– Вот как! Странно это. Я не видел здесь ни одной сосны, а тут, как выяснилось, целых две улицы посвящены им.
– Ну, может, это отсылка к янтарю? – пояснила она. – Что-то вроде: «живица, смола, янтарь». Я тут и магазинчик видела с названием «Канифоль[3]».
– Мрак, – протянул я.
– Мрак, – согласилась Кэр.
– Значит, она не наша, – подытожил я.
– Ну, тут тебе решать.
– А где этот Сосновый тупик?
– А вот с этим нам явно поможет Марго. Она обещала мне показать лучшие места Амбертона. Как хозяйка хозяйке. Могу спросить.
– Да, пожалуй, – я поднялся. – Пойду, закончу уборку.
Знаете, что я почувствовал, впервые увидев посылку? Восторг! Словно сокровище нашел! Древность, реликт, артефакт погибшей эпохи! А теперь? Теперь я даже не мог ногтём поддеть побуревшую от времени упаковку. Лишь смотрел на полустертые инициалы отправителя и получателя. Мне ужасно захотелось узнать, ждет ли еще свою посылку «А.Ш.С». И держит ли все еще за собой указанный абонентский ящик в Корвинграде некий «М.и. Б».
Это полное безумие – доставить посылку спустя тридцать лет. Хотя тридцать – это не триста. И до немецкого рекорда было ой как далеко. Надеюсь, в этой коробке столь же не важные вещи, как и письмо в Остхейм[4]. И надеюсь, там не конфеты и не печенье.
– Эй, есть кто дома? – неуверенно позвал я и тихонько встряхнул коробку, в очередной раз пытаясь угадать, что внутри.
Ответа не последовало. Вот в этот момент мне следовало оставить посылку, развернуться и уйти. Но какая-то злобная сила заставила мою руку нажать облезлый рычажок, звонко поднявший щеколду. Я приоткрыл калитку ровно настолько, чтобы ужиком прошмыгнуть вовнутрь. Вертя головой по сторонам, Бравый Макс двинулся к крыльцу. Хозяев, по всей вероятности, не было дома, и я успокаивал себя, что просто оставлю коробку под дверью, чтобы до нее не добрались дикие звери, соседские мальчишки, садовые гномы, черные птицы, непогода…. Вот только это была полная брехня. Зачем я шел к дому, как осел за морковкой, я не могу объяснить. Но то, что этой коробке ничего не грозило, не вызывало сомнений. Она пережила тридцать лет, и один дождь ее бы точно не угробил!
Я шел и разглядывал дом. Это был тот самый особняк, что я видел в телескоп. Стоящий ровно напротив дома, в котором я жил. С первого взгляда невозможно было определить, обитаем ли он. Окна не были разбиты, но краска облупилась. Калитка не заперта, но двор зарос травой. Из почтового ящика торчит ворох писем, но возле двери дюжина свежих пустых молочных бутылок. Я достал камеру и сделал снимок, зажав коробку под мышкой.
Краем глаза я заметил, как за бутылками от стены отделилась тень и шмыгнула в дом.
– Может, тут живет одинокая старушка с армией кошек? – прошептал я, чтоб хоть как-то развеять гнетущую тишину.
Дорожка из камушков змейкой вилась к самому крыльцу.
– Эй, есть тут кто? – еще раз позвал я.
Мой голос прозвучал словно бы со стороны. Наверное, так и ощущают себя герои ужастиков.
Я продолжал звать хозяев, ответа не было, а ноги сами вели меня к дому. Вот я уже взялся за холодную круглую латунную морду льва и потянул. Приглушенно охнув, дверь поддалась, и я перешагнул порог. Бравый Макс робко вступил в полумрак просторной прихожей. Когда глаза привыкли, я стал рассматривать дом, совершенно забыв, что хотел всего лишь подсунуть коробку под дверь. Винтовая лестница уходила на второй этаж и, наверное, делая изгиб, вела на третий. Пыльная огромная люстра – может, даже хрустальная. Кожаный диван, рядом столик, на нем газета. Тут же увядшие цветы в вазе.
Вот этот дом вполне годился для рокового наследства! Тут унылым призракам понравилось бы.
Я положил коробку рядом с газетой. Мельком взглянул на дату. Надо же! Свежая, сегодняшняя. Значит, тут все же кто-то живет. Однако ни старушки, ни кошек я не заметил. На дальней стене, над лестницей, в полумраке я разглядел квадраты и прямоугольники картин: с них, словно призраки, смотрели люди. Портреты владельцев?
Я сделал шаг, другой и вот уже стоял на ступеньке лестницы. Робко поднявшись, я посмотрел снизу вверх на потускневшую картину. С нее на меня без особого энтузиазма взирала дама в шляпе, на которую птиц ушло больше, чем погибло на газоне нашего дома. Взгляд у нее был надменный, тонкие пальцы в перчатках сжимали зонт, на лацкане приталенного жакета виднелась брошь с птицей. Рядом с ней соседствовал старик, похожий на Санту и Фрейда одновременно. Я поднялся еще на пару ступенек и чуть не вскрикнул: картина улыбалась мне такой знакомой кривой улыбкой. Но, сморгнув, я встал на цыпочки и присмотрелся: скучающий мужчина средних лет, в черной тройке с часами на золотой цепочке. В таком полумраке он, и правда, был похож на моего отца. Но, конечно же, это был не он.
Портреты уходили вверх, но я решил больше не испытывать судьбу и, спустившись, направился к выходу. Я был почти у двери, но тут прямо за спиной раздался шорох. Я замер. Стало жутко, и опять заныло в основании шеи. Дурной знак. Одной рукой я взялся за дверную ручку. Сразу стало спокойнее: я вспомнил версию про старушку с кошками, облегченно вздохнул и оглянулся.
Я не поверил своим глазам. Сбоку от лестницы шло голубое сияние. Всё позабыв, я пошел на свет. Передо мной была небольшая дверь сбоку под лестницей. Она была кричаще-синей и неуместной в этом черно-сером доме.
Наверное, туда и спряталась кошка. Я еще раз позвал хозяев, но как-то тихо и неуверенно, втайне желая, чтобы они не отозвались. Удивительно, сколь яркой была лазурь краски. В этом потрепанном доме дверь неприлично выделялась ухоженностью, будто очутилась тут по ошибке. Неуместный предмет. Даже находясь в тени, синие доски загадочно мерцали. Круглая ручка была теплой и гладкой, и дверь легко поддалась, не проронив ни звука. За ней были густой мрак подвала и ступеньки, которые уходили вниз, в самую чернильную тьму.
Я пошарил рукой по стене в надежде найти выключатель. Пусто. Пошире открыл дверь, впуская робкий свет – а может, выпуская концентрированную тьму, разбавляя ее. Любопытный Макс робко заглянул вовнутрь. Но все равно было слишком темно, чтобы что-то разобрать, и тогда мне пришла безумная идея. Я достал камеру, включил вспышку и нажал на спуск.
В тот миг, когда яркий свет разорвал мглу, я увидел нечто, что заставило меня попятиться. Я сделал шаг назад, инстинктивно выставив вперед руку, до белых костяшек сжав фотокамеру, и тут же спиною уперся во что-то. Нечто до боли сжало мое плечо так, что я вскрикнул. Одновременно о мою ногу шаркнулось что-то лохматое – так, что мурашки наперегонки побежали по позвоночнику.
3
Канифомль – колофонская смола, входит в состав смол хвойных деревьев.
4
Речь о письме, которое было доставлено спустя 286 лет после отправки. В этом письме, датированном 1718-м годом, глава Лютеранской церкви города Эйзенах (Германия) поручает духовенству близлежащего города Остхейм выбрать нового священнослужителя на место отбывшего в мир иной главы местной церковной общины. Но по ошибке письмо было доставлено в другой Остхейм, расположенный недалеко от Франкфурта, где осело в городском архиве.