Джинсы мертвых торчков

– Понимаешь, сынок, тогда другие времена были…

Как рассказать мальчику, что школьный секс был в деревне под запретом, неизбежно подразумевая перепихон с кровным родственником? (Хотя некоторых это не останавливало!) Как рассказать, что ему уже стукнуло двадцать два и он учился в универе, когда впервые в полном объеме насладился совокуплением с женщиной? Что мать Росса, Карлотта, – тогда восемнадцатилетняя, а он уже двадцатипятилетний, но она оказалась гораздо опытнее – была всего-навсего второй его любовницей?

– Мне было пятнадцать, сынок, – решает он приукрасить один случай, когда полапал за сиськи пришедшую в гости подругу своей двоюродной сестры, и превращает его в сцену крышесъемного, безудержного проникающего секса. Что не так трудно сделать, ведь он мастурбировал, фантазируя об этом, бесчисленное множество раз. – Помню как сейчас, это ведь было примерно в такую же пору, через пару дней после моего дня рождения, – говорит он, довольный тем, как ловко напомнил. – Так что не волнуйся, ты еще молодой паренек. – Он взлохмачивает мальчику волосы. – Время работает на тебя, боец.

– Спасибо, пап. – Росс шмыгает носом, слегка успокоившись. – И с днем рожденья, кстати.

После этого Росс бежит обратно наверх в свою комнату. Не успевает он уйти, Юэн слышит, как в замке входной двери поворачивается ключ. Выглянув в прихожую проверить, он видит, как в дом прокрадывается шурин. Взгляд у Саймона не мутный, а скорее шальной, копна седовато-черных волос, выбритых по бокам, всклокочена, лицо все еще угловатое, с выпирающими скулами и заостренным подбородком. Значит, снова не ночевал дома, не воспользовался комнатой для гостей, которую ему выделили. Какая дичь: хуже подростка.

– Ты дома, Юэн, – говорит Саймон Дэвид Уильямсон с шаловливым задором и мгновенно обезоруживает Юэна, всучивая ему открытку и бутылку шампанского. – С полтинником, корешок! А сестручча где? До сих пор валяется в Ясир Арафате?[6]

– У нее на завтра куча дел, так что, наверное, отсыпается, – сообщает Юэн, возвращаясь в кухню, ставит шампанское на мраморную столешницу и смотрит в открытку.

Там картинка с юрким фасонистым мужиком, одетым как дирижер с палочкой, под ручку с грудастыми девахами по бокам, обе со скрипками. Подпись: «ЧЕМ СТАРШЕ СКРИПОЧКА, ТЕМ ПЕСНЯ ВЕСЕЛЕЙ, ТАК ЧТО ДАВАЙ СКРИПИ ЖИВЕЙ! С ПЯТИДЕСЯТИЛЕТИЕМ!»

Саймон испепеляюще-пристально следит за тем, как Юэн рассматривает его подарок. Юэн поднимает глаза на шурина и своего гостя и неожиданно чувствует, что растроган.

– Спасибо, Саймон… Хорошо хоть кто-то вспомнил… О моем дне рождения во всей этой рождественской кутерьме обычно забывают.

– Ты родился за день до этого дибильного хиппана на кресте, – кивает Саймон. – Я помню.

– Ну, я признателен. И чем же ты занимался ночью?

Лицо Саймона кривится, когда он читает эсэмэску, выскочившую на экране.

– Кажется, проблема в том, чем я не занимался, – фыркает он. – Некоторые женщины, зрелые женщины, не принимают отказа. Жизнь – сумасшедшая череда потерь… Или, наоборот, старых знакомых. Нужно поддерживать связи – это просто правила вежливости, – подчеркивает Саймон, откупоривая шампанское, пробка со щелчком ударяется в потолок, и шурин разливает пузырящийся эликсир по узким бокалам, которые взял из горки со стеклянной посудой. – Если кто-нибудь подает тебе шампанское в пластиковом стаканчике… это не комильфо. Есть одна история, которая тебя заинтересует, в профессиональном плане, – резко заявляет он тоном, не терпящим возражений. – В прошлом месяце я был в Майами-Бич, в одном из этих отелей, где строго пользуются стеклом. Это же Флорида – там не разрешается делать ничего такого, что не представляет потенциальной опасности для окружающих: пушки за поясом, сигареты в барах, наркотики, после которых пожираешь незнакомых людей. Я, понятно, обожаю такое. Я строил глазки красоткам у бассейна, которые резвились в откровенных тонюсеньких бикини, и тут в процессе пьяных игрищ разбился стеклянный бокал. Одна из упомянутых красоток наступила на осколки. Когда ее кровь распустилась цветком в голубой воде у края бассейна, к ужасу тех, кто находился поблизости, я тут же подошел и, беря пример с тебя, проделал свой фокус «яжеврач». Потребовал, чтобы персонал принес бинты и пластырь. Их живо доставили, а я перевязал ногу девушки и помог отвести ее обратно в номер, успокаивая, что швы накладывать не нужно, но лучше немного полежать. – Он прерывает свой рассказ, чтобы протянуть Юэну бокал, и поднимает тост: – С днем рождения!

– Будем, Саймон. – Юэн отпивает, наслаждаясь шипением и алкогольным приходом. – Сильно кровь текла? А то…

– Угу, – продолжает Саймон, – бедная лапонька чутка запереживала, что кровь просочилась сквозь повязку, но я сказал, что скоро свернется.

– Ну, это не факт…

Однако Саймон не позволяет себя перебить:

– Конечно, она принялась расспрашивать по поводу акцента, как у Коннери, и где я учился на врача. Само собой, я задвинул ей старую телегу, вдохновляясь тобой, корешок. Даже рассказал, в чем разница между подиатром и ортопедом, ебать-колотить!

На самолюбие Юэна льется сладостный елей.

– Ну и, грубейше сокращая удивительно долгую историю, – большие глаза шурина вспыхивают, и он залпом допивает остатки в узком бокале, призывая Юэна сделать то же самое, после чего доливает обоим шампанское, – вскоре мы уже поскакали. Я сверху, дрючу ее до беспамятства. – Видя, что Юэн удивленно поднимает брови, Саймон любезно добавляет: – Молоденькая, стройная, что твоя газель, приехала на каникулы с Южной Каролины. Но когда мы кончили, я с тревогой замечаю, что постель вся в крови, бедная красотка с края бассейна это тоже замечает, и у нее шок. Сказал ей, надо бы вызвать «скорую» – лучше перебдеть, чем недобдеть.

– Боже… это же могла быть латеральная подошвенная или, может, одна из дорсальных плюсневых…

– По-любому, «скорая» прибыла в срочном порядке, ее забрали и оставили на ночь. Хорошо, что я утром уехал.

Саймон продолжает травить байки о своем недавнем отпуске во Флориде, и у Юэна впечатление, что в каждой не обходится без секса с различными женщинами. Он стоит и терпеливо слушает, потягивая шампанское из бокала. Когда они приговаривают бутылку, он уже приятно захмелел.

– Надо бы прошвырнуться по пивку, – предлагает Саймон. – Скоро нагрянет маман и нагрузит привычной херней, типа куда катится моя жизнь, а мы будем просто путаться под ногами у Карры, пока она готовит еду. Итальянки и кухня – сам понимаешь.

– А как же Бен? Ты, вообще-то, мало с ним виделся, с тех пор как вы здесь.

Саймон Уильямсон презрительно закатывает глаза:

– Парня пиздец разбаловала ее родня – богатые, консервативные, хуесосущие, дрочащие на гончих, молящиеся на монархию и палату лордов говнюки-педофилы с графства Суррей. На Новый год поведу его на «Хибзов» против «Рейтов»[7]. Ну да, он скучает по Эмиратам, но пацан должен знать реальную жизнь, а мы в представительской ложе – в общем, не сказать, что я его прям кидаю как щенка на глубину… Забей… – Он щелкает по горлу. – По пивчеллу?

Юэна логика Саймона убеждает. За долгие годы он слышал множество историй о шурине, но Саймон живет в Лондоне, и они ни разу не занимались ничем на пару. Было бы неплохо выбраться куда-нибудь на часок. Возможно, если они немного сдружатся, Рождество пройдет веселее.

– Для постояльцев «Коллинтон Делл Инн» есть очень классный эль из…

– Да ебать этот «Коллинтон Делл Инн» с его элями для постояльцев в их мелкобуржуазные сфинктеры, – говорит Саймон, отрываясь от телефона. – Сюда уже едет таксо – мигом нас в город подкинет.

Через пару минут они выходят на улицу, где дует свежий порывистый ветер, и садятся в такси: за рулем крикливый хамоватый мужик с копной длинных кучеряшек. Они с Саймоном, которого таксист называет Больным, кажется, обсуждают достоинства двух сайтов знакомств.

6

Кровати (рифм. сленг).

7

«Рейт Роверс» (Raith Rovers F. C., с 1883) – шотландский футбольный клуб из Керколди (округ Файф).