Страница 3 из 25
Не думаю, что она вспомнила бы меня, но я узнал ее с первого взгляда. Прошло не так уж много времени. И я сразу понял: что-то не так.
Я ничего не сделал, ничего не сказал. Я позволил этому случиться.
Честно признаю, что вина за смерть Морани ди Россо лежит на мне. Я многим ему обязан, и он мне очень нравился. Он был добрым человеком, у него подрастали детишки, а я узнал эту женщину, но все-таки позволил событиям развиваться в том направлении, в каком они двигались, в том числе – и казни с расчленением на площади.
Я часто думал о том, что мир, который сотворил Бог, – по крайней мере, в наше время – не слишком добр к хорошим людям; уж не знаю, как это характеризует меня и мою собственную жизнь. Мы копим грехи и вину, проживая свои дни, совершая выбор, делая что-то или бездействуя. За этот грех, за смерть Морани, будут судить меня. Впрочем, на моей совести есть и другие.
Она замечает силуэт слуги в полутьме, на второй лестничной клетке. Человек что-то держит в руках, вероятно, вино. Неважно. Важно изобразить волнение, но не страх, чтобы управляющий не заподозрил, что она что-то скрывает. Она напоминает себе, что чувствует себя неловко в этой красивой одежде, которую ей прислали из дворца графа.
Они обсуждали это, когда составляли план, когда она согласилась рискнуть, хотя Фолько ясно дал понять: это всего лишь мысль, идея. Он не мог ей приказать. Разумеется, не мог. Он сказал, что совершенно уверен – все получится.
Она ему поверила. Не стал бы он посылать ее на верную смерть. Ни ради Милазии, ни ради чего-либо другого. Она не должна погибнуть, выполняя его задание. Она – его оружие, а хороший командир бережет свое оружие. И к тому же она – его племянница.
Она ответила «да» без колебаний. Колебаться вообще не в ее характере, и к тому же для согласия существовало множество причин. Например, Уберто Милазийский вызывал к себе детей и убивал их. Кроме того, она не отличалась мягкосердечием – в ее семье таких не водилось, – а Уберто… он вызывал у нее отвращение. Проблема заключалась в том, что она никогда прежде никого не убивала; той ночью она это хорошо понимала, и ей было нетрудно выглядеть встревоженной, стоя перед управляющим. Она действительно тревожилась и, когда улыбалась управляющему, губы ее дрожали. Да, она была хорошей актрисой; отчасти в этом и заключалась приносимая ею польза.
Управляющий мягко представляется ей. Проверяет, нет ли у нее оружия, как и стражники до того. Правда, они получали удовольствие, обыскивая ее, он же делает все необходимое сдержанно, с достоинством, но тщательно.
– Как тебя зовут, девушка? – спрашивает он. В ответ она называет имя, которое они с Фолько придумали для нее, когда она переехала на ферму за пределами города четыре месяца назад.
Супруги, которым заплатили, чтобы они изображали ее родственников, у которых она поселилась, якобы после смерти матери, должны были скрыться этой ночью. Прямо сейчас они должны со всей возможной скоростью нестись в осеннюю тьму, надеясь на то, что хаос во дворце и в городе отсрочит расспросы и погоню, что не найдется никого, кто сохранит ясность ума и сможет отдать распоряжение о поимке беглецов.
В оплату услуг входили уже поджидающие лошадь и повозка, а также больше серебра, чем они видели за всю свою тяжелую жизнь. Вот почему супруги покинули родной дом, почти ничего не взяв с собой и даже не затушив огонь в очаге, – из трубы поднимался дым, чтобы окружающие ничего не заподозрили. Они очень рисковали, но тем, кто хочет преуспеть в этой жизни, приходится рисковать. Капитаны Фолько разбирались в людях и сделали хороший выбор. Адрия желала этим двоим удачи, но не стала тратить время на раздумья о них. Фортуна капризна, а с верой у нее были сложности по целому ряду причин.
– Он сегодня настроен мирно, – говорит управляющий.
Она понятия не имеет, правда ли это или мужчина просто хочет унять ее страх. Но все же кивает и тихо произносит:
– Это хорошо, мой господин?
Он вздыхает. Сразу видно, что ему ее жаль, но ей плевать. Он ведь все равно отправляет ее к этому человеку, не так ли?
Ничто не имеет значения. В любом случае – выполнит ли она то, для чего пришла сюда, или потерпит неудачу в той комнате, – этому человеку, ди Россо, сейчас грозит смертельная опасность. Если только, обыскивая ее, он не…
Он ничего не обнаружил. Возможно, будь на его месте женщина, она заметила бы, а может, и нет. Но женщины там все равно не было.
У Фолько служит один человек из Эспераньи, который владеет искусством, почти неизвестным в Батиаре. Ей было страшно, когда она готовилась на ферме после того, как ее призвали, но со страхом можно справиться, он не помешает действовать. Фолько часто говорил это им всем: «Ты не отрицаешь, что испытываешь страх, ты им управляешь».
Она была старше совсем молоденьких девочек, которых предпочитал Уберто, и, наверное, слишком высока, но, бесспорно, красива, а таких в Милазии и окрестностях осталось немного. Она никогда не ходила на рынок (это показалось бы слишком вызывающим), но и не пряталась от людей с соседних ферм, а уж те, кто готов за вознаграждение доложить дворцовым стражникам о подходящей девушке, всегда найдутся. Именно на это они с Фолько и рассчитывали. Люди, как правило, предсказуемы, если хорошо все продумать. Это Фолько тоже все время повторял.
Тем не менее она пожелала мучительной смерти тому человеку, который сообщил о ней стражникам.
Конечно, это могла быть и женщина. Она предпочитала думать иначе, но почем знать? Люди ужасающе бедны. Крестьян угнетали, разоряли налогами, чтобы ремесленники и торговцы в городах лучше относились к своим правителям и потому были менее опасны. Даже Фолько в Акорси поступал так же. На несколько дополнительных монет можно было с приходом зимы купить дрова и еду, тем самым сохранив жизнь детям и взрослым. Всем хотелось того, чего у них нет, пусть даже это был просто хлеб или тепло. Гурчу, правитель ашаритов, мечтал захватить Сарантий, Город Городов. Ей самой хотелось куда больше свободы, чем предлагал женщине этот мир. Некоторые желали любви.
Фолько хотел получить Милазию. Это был еще один ход в долгой игре против старого врага, и врагом этим был, разумеется, не Уберто.
Вряд ли он смог бы сразу же заявить права на этот город, хотя, если этой ночью ей удастся совершить задуманное и начнется неразбериха, шанс был. Главное, что даже угроза господства Фолько над Милазией выбьет из колеи Теобальдо Монтиколу, чьи земли и город лежали к югу отсюда. А такой безрассудный и жестокий человек, как Монтикола, вряд ли удержится от опрометчивых поступков в сложный момент.
Некоторое время назад она узнала о том, что вражда между Фолько Чино д’Акорси и Монтиколой ди Ремиджио играла важную роль в мире. По крайней мере, в этой его части. Ведь именно эта вражда привела ее сюда сегодня ночью, не так ли? В этот дворец. «Ее собственный выбор», – так она себе говорила, и это было почти правдой.
– Если он настроен мирно, это почти всегда предвещает более спокойную ночь, – отвечает управляющий на ее вопрос. Более спокойную, думает она. – Старайся… угодить ему, но не слишком усердствуй. Он любит… графу нравится чувствовать, что девушка неопытна в… таких делах.
– Я еще девица, – говорит она. Кстати, это правда.
– Разумеется, разумеется, – быстро отвечает управляющий, и она видит при свете лампы, что он покраснел. Потом он откашливается. – Я буду ждать. На этом самом месте.
– Зачем, мой господин? – спрашивает она довольно опрометчиво.
– Ну, чтобы вызвать стражников, которые проводят тебя домой.
– О. Значит, вон оно как. Спасибочки, – она подражает деревенскому выговору. – А он сделает мне больно? – Ей кажется, что девушка может спросить об этом, учитывая ходившие слухи.
Управляющий отводит взгляд.
– Просто… будь послушной. Как я уже сказал, он сегодня настроен мирно.
– Да, мой господин, – отвечает она, по-прежнему видя тот силуэт на лестнице для слуг. Оба стражника уже ушли, спустились по парадной лестнице.