Цвет крыльев. Черный.

Больше не в силах сдерживать себя, Дэймон сорвался с места, позволив гневу затопить сознание, полностью поглотить рассудок.

Глаза его налились кровью. С каким-то совершенно не человеческим, а скорее животным рыком он кинулся на Люцифера, желая разорвать его на самые маленькие кусочки, излить на него всю ту боль, которую он чувствовал сам.

Люцифер был к этому готов и спонтанная атака его совершенно не испугала.

Казалось, он наоборот, только этого и дожидался, и теперь был доволен тем, что все идет так, как он хотел. Ловко и даже несколько изящно увернувшись, он отошел на расстояние, с пренебрежением глядя на полыхающего яростью Дэймона.

– Ты что же теперь, будешь драться, как самый обычный человечек? – медовая сладость и насмешка ушли из голоса, словно их там никогда и не было, а взамен появились высокомерие и презрение. – Кажется, она совсем тебя испортила! Где твое самоуважение, Ангел?

Он расправил плечи, словно став немного выше, задрал подбородок. Мгновение – и за спиной развевались черные, ломкие, будто уголь, наводящие ужас своим видом, крылья.

Люцифер стоял теперь, как истинный пример гордыни. Он выглядел так, как и подобает считающему себя лучше прочих, надменному Падшему Ангелу, каким он всегда и был.

Если бы Анжела могла увидеть его сейчас, она бы вряд ли его узнала. И уж тем более, вряд ли бы смогла поверить ему хоть на секунду.

Но она его не видела.

Анжела.

Несмотря на все заверения Дэймона в ее особенности, уникальности и исключительности, на деле она оказалась самой обычной девчонкой, такой, каких миллиарды на этой жалкой планете.

Люди рождаются и умирают каждый день в огромных количествах и за прошедшие несколько тысяч лет сменилось так много поколений, что просто не счесть. Но именно Анжела смогла завоевать этого чокнутого Падшего, хотя была лишь такой же ничтожной крупицей среди прочих.

Хотя, поначалу Люцифер действительно не знал, как к ней подойти, не знал, как заставить ее поверить, гадал, какие же слова смогут открыть для него ее сердце. Не просто приоткрыть, а распахнуть настежь, впустив его туда, чтобы он смог с удобством осмотреться по сторонам.

Долгое время он осторожно приглядывался к ней. Точно тень, он ходил за ней по пятам и следил, наблюдал, запоминал, выжидал, выискивая полезную информацию. И, надо сказать, что из-за ее работы в больнице, он даже ненадолго поверил в необыкновенность девушки.

Первое время, опираясь на свои наблюдения, на слова Дэймона, он пытался давить на жалость и жертвенность. Закинул пару тщательно выверенных фраз, для проверки ее способности сострадать, отсканировал чувства, что эти фразы всколыхнули в ней. И очень быстро понял, что все это ошибочно.

На деле Анжела оказалась обыкновенной девчонкой. И, как и все молодые девчонки, она верила в любовь. Чистую, искреннюю и непорочную. Такую, что пройдет сквозь века и не запылиться, не потускнеет.

Тогда Люцифер дал ей эту веру. Он быстро придумал историю про негасимую любовь, ведь никогда не страдал от отсутствия фантазии. И, надо сказать, из его рассказа вышел бы очень даже неплохой фильм – с драмой, разлукой, болью и душевными терзаниями.

День за днем, разговор за разговором, он аккуратно и умело дозировал информацию выверенными порциями, мешая ложь с правдой. Он всегда вовремя замолкал, оставляя немного времени подумать, а после возвращаясь вновь в самый подходящий для этого момент.

Впрочем, лишь эта девчонка считала, что он уходит, в то время, как он всегда был рядом, сканируя ее чувства, проверяя оказанный эффект, подправляя, в случае чего, нужными словами.

Он даже добавил себе человечности, выдумав глупую русскую подругу Татьяну. И, надо сказать, дешевый брелок, купленный в сувенирной лавке за пару центов, сработал, окончательно растопив лед, приплюсовав ему немало очков в ее глазах.

Ведь, в друга, жившего несколько веков назад, гораздо проще поверить, чем в рыжую Лилит, самую первую женщину на Земле, о которой умалчивает официальная версия.

Люцифер посеял в девушке зерно сомнения.

Сомнения в свете, в правильности сторон. Сомнения в самих основах этого мира. И старательно взрастил это зерно, превратив сначала в доверие, а после и в веру. Веру к себе и своим словам.

Ведь именно это он и умел лучше всего.

Именно это умение он оттачивал годами, веками, тысячелетиями.

Он бы даже пожалел эту бедную девчонку, с которой так несправедливо обошлись небеса. Но он уже давно заблокировал в себе это чувство, как совершенно ненужное и полностью бесполезное.

Жалость и сочувствие не приносят никакого толка тому, кто их испытывает. Они не могут добавить ему ни власти, ни славы, ни гордости. Они только принижают, причем сразу обоих.

Сострадание – лишь еще один поводок, которым Он ловко управляет, натягивая его и не отпуская от себя на сколько-нибудь дальнее расстояние. А Люцифер не любил поводков в любом их проявлении.

Так или иначе, воздействовать на Аластэйра, или, как он теперь называл себя, Дэймона, хотя Люцифер всегда считал эту смену имени бессмысленным поступком, можно было только с помощью Анжелы. Именно она была и его благословением, и в то же время проклятием.

Из-за нее он так хорошо держался, запечатав все темное, что жило внутри него, не позволяя этому вырваться наружу и сохраняя, пусть даже хрупкий баланс.

Но именно она могла и снести этот барьер, вызвав бушующую реку гнева, ярости, злобы.

Заставить, пускай и ненамеренно, забыть ради себя все ангельское, вытащив на поверхность темные инстинкты Падшего демона. Пробудить истинного всадника Войны во всей его пугающей мощи.

Это и нужно было Люциферу для его плана по снятию всех печатей. Противник, сравнимый с ним по силе и гневу, что он накопил за прошедшие века. Тот, кто прожил на Земле достаточно долго, впитав в себя часть зла, что несут люди. Тот, кто сможет достойно сражаться, не упав, после первого же удара.