Страница 66 из 111
…Нести лом было неудобно. Тащить волоком – тоже, потому что дорога не отличалась гладкостью шелка, и на каждой кочке железяка подпрыгивала и больно дребезжала в пальцах. К тому моменту, когда я доплелся до усадьбы, я чувствовал себя не просто кретином, а очень злым кретином. Потому что догадался, зачем доктор отправил меня к кузнецу.
Гизариус, узрев злорадное выражение моего лица, правильно оценил результат разговора с гномом и горестно вздохнул. А я, прислонив лом к стене, сел на дощатую террасу, разминая натертые пальцы.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – вкрадчиво поинтересовался доктор.
– Просто замечательно! Гном на завтрак – моя любимая диета, – съязвил я.
– О чем вы говорили? – какие мы любопытные!
– Ни о чем. Мы не говорили.
– Почему? Гедрин хотел… – недоумение на лице.
– Извиниться? Это нужно было делать иначе.
– Иначе?
– Не таким тоном. И не подкрадываясь.
– Подкрадываясь? – доктор явно ничего не понимал.
– Пусть Ваш приятель сам рассказывает, о чем и как мы беседовали. Если рискнет, – я довольно ухмыльнулся. Пожалуй, почтенный гном не станет открывать все подробности нашей недолгой беседы. Слишком уж она получилась… занимательной.
– Ты не принял его извинения? – полная растерянность.
Я широко улыбнулся:
– Он не успел их принести.
– Ты… ты… Ты нагрубил ему?!
Я сделал вид, что задумался.
– Я сказал чистую правду.
– Правду?… – доктор понял мой намек и осекся.
Несколько минут он молча смотрел на меня с таким укором, что в другое время я бы устыдился своего поведения, но сейчас… Сейчас мне даже море было – по колено. Гизариус качнул головой, скорбно поджимая губы:
– Я был о тебе лучшего мнения… Я думал, что ты – благородный человек, заслуживающий уважения, а ты…
– Кто? – я с искренним интересом уставился на доктора.
– Всего лишь фигляр, притворяющийся рыцарем.
Каково, а? И что я должен делать теперь, после такой «характеристики»? Плакать горючими слезами? Рвать на себе волосы? Эх, доктор, доктор, ты наивен, как ребенок… Я поднялся, отряхивая штаны.
– Я ни разу не давал Вам понять, что являюсь кем-то иным, нежели рабом, переданным Вам во временное пользование, этого Вы не можете отрицать, – сухо сообщил я. – Мнение о моих достоинствах и недостатках, а также о моем происхождении, о моем предназначении и о моих намерениях Вы составили сами, не удосужившись узнать, что я думаю об этом самом мнении. А я скажу, ЧТО я думаю: если Вам нравится витать в облаках, воля Ваша. Но смею заметить, что присутствующая в Вашем доме особа королевской крови скорее всего лишилась зрения, именно витая в облаках, и я не могу понять мотивов того, кто определил принца на излечение к такому безответственному и строящему иллюзорные замки человеку, не способному дать правильную оценку простейшей жизненной ситуации…
Рука доктора дрогнула – наверное, он хотел меня ударить, но сдержался. Или передумал, предположив, что после такой тирады я вполне могу дать сдачи.
– Да как ты можешь…
– А ведь он совершенно прав, – голос Борга заставил вздрогнуть и меня, и доктора.
– В чем он может быть прав? – Гизариус не хотел верить, что у меня нашелся защитник.
Великан оперся на перила террасы, улыбаясь одновременно насмешливо и горько.
– Хотя бы в том, что принц был неосторожен в оценке противников и выборе друзей.
– Неужели?
– Я не знаю, как именно он заболел, и что этому способствовало, но чувствую: здесь попахивает местью.
– Отвергнутая любовница или соперник? – невзначай поинтересовался я. Хотя, разницы никакой: те же яйца, только в профиль…
– Не знаю, – Борг пожал плечами. – Об этом нужно спрашивать у принца.
– Да, «Опора» никогда не славилась способностью идти по Следу, – констатировал я.
В глазах верзилы промелькнуло нечто, похожее на профессиональный интерес.
– А сам-то ты откуда? – резонный вопрос.
– Ниоткуда, – ответил я со всей возможной серьезностью.
– Так я и поверил! – ухмыльнулся Борг. – «Честь»? Или – «Скальпель»?
Он бы еще сказал: «Заноза"…
– Я. Не. Имею. Отношения. К Тайной. Страже.
– Можешь рассказывать сказки кому угодно, но только не нам, – заявил рыжий.
– Хорошо. Вам известен примерный состав Орлиного Гнезда?
Борг отрицательно качнул головой, доктор неопределенно пожал плечами.
– «Да» или «Нет»?
– Большей частью, – наконец решился ответить Гизариус.
– Я там присутствую? – феноменально глупая беседа, но что поделать…
– Нет… Но это ничего не значит! – с жаром бросился доказывать доктор: – Ты можешь входить в число…
– Приглашенных специалистов? – обреченно выдохнул я.
– Именно так! – ну до чего же довольное лицо!
– Вы оба малость не в себе, – я покрутил пальцем у виска. – Или – не малость… По вашему выходит, что все это, – я провел рукой по щеке и ошейнику, – что-то вроде маскировки?
Можно было не спрашивать: глаза двух взрослых мальчишек сияли лихорадочным возбуждением близости к открытию самой страшной и интригующей тайны в их жизни. А мне вдруг захотелось зарыдать в полный голос. Пришлось сурово сказать:
– С невменяемыми я сегодня разговаривать больше не буду. Поймете абсурдность своих умозаключений, тогда – пожалуйста. А еще лучше: обратитесь к моему хозяину и узнайте от него все подробности, – и я гордо удалился к себе в комнату.
Из такой ловушки мне никогда не удастся выбраться. Почему? Потому что я сам ее придумал и построил. Я – не просто дурак. Я – круглый дурак. Дурак из дураков, второго такого не отыщешь, хоть весь мир обойди. И самое печальное, что я уже никогда не поумнею достаточно, чтобы научиться скрывать от окружающих свою глупость…
У меня есть занятная странность в характере, и, судя по тому, что оная странность проявляет себя с той поры, как я начал что-то соображать, этот порок – наследственный. Незаметно для самого себя я действую, как «зеркало». То есть, перенимаю у собеседника интонации и манеру излагать мысли. Особенно легко это происходит, если у меня хорошее и спокойное настроение: тогда я часами способен составлять компанию любому человеку, при этом очень редко буду говорить то, что думаю – лишь то, что он хочет слышать. Такая особенность очень удобна для выживания, но, каждый раз превращаясь в «зеркало», я стараюсь себя одернуть и вернуться в прежнее состояние, потому что становиться отражением собеседника считаю невежливым и непристойным. И – обидным. Ведь тогда он говорит вовсе не с вашим покорным слугой, а с самим собой…