Янтарный ветер

За окном избы приветливо заскулила собака, приветствующая своего хозяина. Хозяин её, очевидно, откуда-то пришёл и задержался во дворе, гладя пса. Послышался его голос:

– Lācis, noķer dāvanu, es tev atvedu kaulus![10]

Лацис, благодарный хозяину, пару раз тявкнул и, по-видимому, занялся принесённым ему подарком.

Александр проснулся и решил осторожно сесть в кровати, ожидая прихода в избу хозяина. Но при попытке подтянуть ноги понял, что ему что-то мешает. Старая, местами ржавая железная цепь была перекинута через проушину ножного изголовья металлической кровати, два раза обёрнута вокруг лодыжки его правой ноги и замкнута таким же старым, почерневшим амбарным замком.

Когда хозяин избы умудрился приковать его, он абсолютно не помнил и не почувствовал. Это было странным и немного испугало.

Он, обследовав эти своеобразные кандалы, понял, что самостоятельно освободиться не получится. Прикован он был добросовестно и со знанием дела.

Скрипучая дверь избы открылась, и вошёл Карлис с походным немецким вещмешком за плечами. Увидев, как Александр изучает замок цепи, быстро сказал:

– Не мучайся, сам не откроешь. Извини, но от греха подальше решил на тебя цепь повесить, чтобы ты глупостей не наделал, пока я отсутствую. Цепь и замок надёжные, сам проверял. На закрытых дверях избы висели, а ключ под стрехой был. Видишь, как пригодились. Но длины тебе хватит, чтобы сесть или по малой нужде встать.

Карлис снял вещмешок и, положив его на стол, стал развязывать верхние тесёмки, чтобы достать содержимое. Продолжил говорить, не прерывая своего занятия поклажей:

– Чтобы дурные мысли к тебе в голову не лезли, придётся пока на цепи побыть – я ведь вижу, что на поправку быстро идёшь, и прекрасно отдаю себе отчёт, что при первой возможности ты попытаешься меня нейтрализовать или ликвидировать, даже несмотря на моё предложение тебе. Но ничего, время есть, попробую переубедить тебя.

После некоторой паузы Карлис продолжил:

– Сходил на хутор и курицу принёс. Такая редкость в наше время! Я уже и вкус курятины забыл. Сделаю настоящий куриный суп, тебе, кстати, очень полезно для восстановления.

Пытаясь осознать своё новое, прикованное положение, Александр в ответ буркнул недовольно:

– Ты меня уже «полезным» отваром напоил, таким, что я даже не почувствовал, как ты меня, как сторожевого пса, на цепь посадил.

Улыбнувшись, Карлис продолжил:

– Ну да, добавил в отвар травяной сбор, который мне дед с хутора дал. Ты знаешь, он настоящий латышский лесной колдун! Всё про травы и другие растения знает. Спишь после такой заварки как младенец. Я, когда пришёл сюда, почти совсем спать не мог по разным причинам. А сейчас только иногда пользуюсь, правда, с более слабой концентрацией, чтобы расслабиться и выспаться. Ты знаешь, на фронте счастлив был лишнему часу для сна. Как только закрывал глаза, сразу засыпал и успевал выспаться и восстановиться. Теперь же лежишь, ждёшь этого чёртова сна, и не уснуть никак, мысли всякие в голову лезут. Уснёшь под утро и встаёшь разбитым, а мне очень надо быть отдохнувшим и бодрым. Тебе, кстати, в твоём положении такой сон только на пользу, так что не жалуйся. Лежи, выздоравливай и жди ужина.

То, что уже подходило время ужина и наступал вечер, Александр понял по начинающему темнеть свету через единственное окно избы. Всё более удлиняющаяся сентябрьская ночь побеждала тёплый свет дня бабьего лета. «Стало быть, я в беспомощном состоянии проспал целый день», – подумал Александр, мысленно пытаясь внести какие-то будущие коррективы в дальнейшие действия исходя из своего нового положения. Он спросил, при этом показательно дёрнув ногой и звякнув цепью:

– Не хочешь меня в свои планы посвятить, тем более знаешь, что помешать тебе не смогу!

Карлис занимался курицей, ловко орудуя немецким, остро наточенным ножом, разделывая её на куске доски, лежащей на деревянном столе. Уже была затоплена железная печка, засунутые туда дрова начинали потрескивать. На печке стоял почерневший котелок с недавно налитой туда водой в ожидании кипения. Не отвлекаясь от своих дел, Карлис спокойным голосом ответил:

– Не время ещё, пока продумываю варианты. Когда буду уверенным, тогда, конечно, поделюсь с тобой. Ты бы сам рассказал о себе – откуда и куда ехал хотя бы. А то пока наш разговор имеет только форму монолога с моей стороны или даже допроса. Но, если помнишь, ты меня уже допрашивал. Но, уверяю тебя, больше на допрос я не попаду! Ни в каком случае! Дорога сейчас у меня только в одну сторону – или я спасусь, или живым в руки не дамся!

Последние слова были сказаны Карлисом уверенным тоном, не дающим сомневаться в решительности говорящего.

Александр ответил ему:

– Ну, никакой военной тайны тут нет: ехал с ординарцем из Берлинской военной комендатуры в Ригу, в Прибалтийский военный трибунал. По приказу командования надо было заехать и передать кое-какие документы в Мемельскую (Клайпедскую) и Лиепайскую комендатуры. Радиатор нашего старичка «Опеля» был ещё раньше по дороге пробит пулей в Северной Пруссии, наскоро заделан и подтекал. Как назло, когда уже проехали южную границу Курземе, мотор начал закипать, и ординарец решил свернуть с дороги к озеру. По карте посмотрели, что до озера всего несколько километров. Думали быстренько искупаться, наполнить радиатор и канистры водой и так дотянуть до Лиепаи. Что произошло на лесной дороге по пути к озеру, ты знаешь лучше меня.

Карлис, подумав, с сомнением спросил:

– Хорошо, это понятно, ехали по дороге от поста к посту. Но зачем же в лес свернули без сопровождения? Знали ведь наверняка, что сейчас в лесах беспокойно? Ваши ведь численностью меньше роты не суются в глубинку.

Александр постарался ответить как можно спокойней, насколько это ему удалось, но в памяти всплыло немного простодушное, но очень доброе веснушчатое лицо его ординарца – водителя, погибшего, в общем-то, по его, Александра, вине. Он командир, и его решение последнее, не согласись он свернуть с дороги к озеру, кто знает, как бы жизнь распорядилась. Может, и водитель был бы жив, и сам Александр не попал бы в такую сложную ситуацию.

– По донесениям, которые я получил на последнем посту, этот район уже был зачищен истребительными батальонами и здесь давно не было никаких столкновений с «лесными братьями». Судя по карте, где-то сразу за озером расположена пограничная застава, и ближайший участок морского побережья патрулируется пограничниками НКВД. К тому же мой водитель сам был из местных, родом из Лиепаи. Дорогу он, в общем-то, и без карты знал. Он сказал, что до ближайшей реки, где можно долить радиатор, километров сорок. Поэтому не дотянем, закипим. Время было дневное, рассчитывали, что успеем до Лиепаи ещё засветло добраться. Вот и свернули на свою голову.

Александр, поддержав разговор, сделал дальнейшую попытку поменять тему на более человеческую и, как ему думалось, близкую Карлису:

– Скажи, почему ты так решительно настроен не сдаваться живым, если твой план провалится? Ты ведь молодой совсем, вся жизнь впереди. Даже если осудят, отсидишь, как многие тысячи твоих соратников, и вернёшься к родственникам строить новую жизнь. Насколько помню, ты ведь идейным карателем не был, деревни и людей живьём не сжигал. Да и помощь мне для тебя зачтётся, я, насколько смогу, поспособствую. Кто дорогу минировал, тоже не обязательно уточнять, мало ли сейчас мин после войны осталось. Тем более наверняка примется к сведению, если, как ты говоришь, обладаешь сведениями, интересующими советское командование. Может, не стоит усугублять своё положение и подумать над таким решением? Надо радоваться, что жизнь сберёг в такой мясорубке. Зачем сейчас, после того как война закончилась, опять пытаться играть в прятки со смертью? Стоит ли это всё слёз твоей семьи?

Последнее сказанное Александром явно пришлось Карлису не по душе, и по его дальнейшим словам стало понятно, что затронутая тема семьи была для него довольно болезненной. Он на какое-то время прекратил готовку и, обернувшись к Александру, сказал тоном, в котором уже не было и намёка на доброжелательность:

10

Лацис, лови подарок, я тебе кости принёс! (Лат.)