Страница 5 из 174
– Хах, а Ната-то наша влюбилась похоже!
Комментарий, прозвучавший в гробовой тишине, донёсся с задней парты – правильно, только Максимилиан мог отважиться на такое.
«Импозантный шатен, танцор, поэт, КВНщик, единственный учащийся школы, который не посещал тир», где под руководством ОБЖшника - полковника запаса, Андрея Николаевича, ребята стреляли из пневматики, собирали и разбирали калаши и прочей полувоенной, можно даже сказать скаутской подготовкой. Взамен Максимилиан «ежедневно ездил на стрельбище, которое, мало того, что находилось где-то на другом конце города, так и тусовались там всевозможные толкинисты и прочие мутные личности, желающие научиться стрелять из спортивного лука. Раздолбай, с высокой колокольни плюющий на все авторитеты и периодически демонстрирующий окружающим то разбитую губу, то «фонарь» под глазом. При этом является никогда неунывающим типом. Очень интересный паренёк – этакий вальяжный потомственный аристократ из разорившейся дворянской семьи, хотя родители его простые в общем-то люди. Папа – рабочий, мама – продавец».
Максимилиан находился у Алексея Александровича в графе «Резервы», куда в скором времени обещала попасть и Ната. Алексей вновь подметил ускользнувшую от него деталь: почему-то до сих пор класс, весьма падкий на всевозможные едкие подначки и саркастичные подколы, ни разу не комментировал Наташу.
Она слегка развернулась, приподняла бровь и спокойно произнесла:
– Боишься конкуренции?
Максимилиан прищурил глаза и растянул губы в недоброй улыбке:
– Ого, целых две фразы за урок, совпадение? Не думаю.
Класс, до которого суть пикировки доходила с секундным опозданием, забыв про всё на свете, следил за разгорающимся конфликтом.
«Наташа, Наташа, – подумал Алексей, – такую схему испортила... Да уж, сорванный урок, что может быть лучше? Надо что-то делать.»
– Костя! – выстрелил Алексей Александрович, стремясь перевести фокус внимания класса, – а самому-то часто кулаками махать приходилось?
– А то, – расплылся в довольной улыбке Костян - «неполная семья, «потерянный ребёнок», улица, двор, троечник, бунтарь, не хватает любви и внимания. Не даёт окончательно свернуть с пути и пуститься во все тяжкие тренер по самбо».
– А за свои слова или действия пояснял? – продолжал Алексей Александрович.
– Конечно, я за свой базар отвечаю.
– Отвечать за базар и пояснять – это разные вещи, не так ли?
– Ну, вроде да.
– Так часто ли ты пояснял своим оппонентам что-то?
– Да вроде не особо, чё с ними разговаривать, н-на в челюсть и норм. – Костя никак не мог понять, чего от него хочет этот странный учитель в очках, с лёгкостью прыгающий с одной темы на другую, меняя при этом стиль и манеру общения.
Иногда он напоминал ему тренера, такого же уверенного и спокойного, иногда – старшего приятеля Витю, пошедшего по воровской и имевшего такой же расчётливый холодный взгляд.
– Если тебе часто приходилось махать кулаками, значит, ты невнятно пояснял. Согласись, серьёзные люди давно уже не беспределят, они решают всё словами. Потому что в них есть внутренняя сила и их Слово имеет вес.
Слова падали неспешно и от этого были ещё значимей. Костян задумался. Он понимал, что в жизни не всё так гладко, как в словах АА, так звали одноклассники учителя по русскому и литературе между собой, но не понимал, в чем заключается подвох.
«Неужели, – промелькнула мысль, – неужели слово, действительно, может что-то решить?»
В классе вновь повисла тишина – ребята задумались.
«Ну и ладушки, – подумал Алексей, – не мытьём, так катаньем, всё равно команду поддержки нужно формировать, если хочешь чего-то в жизни добиться. А школа – это маленькая жизнь, хе-хе»
Алексей Александрович улыбнулся, обвёл класс глазами и посмотрел на выход, там, над дверью. Висели часы. До звонка оставались считанные минуты. Он только собрался дать задание на дом, как вдруг на периферии зрения мелькнул потолочный светильник. Май, окна на распашку, сквозняк гуляет по кабинету, принося крохи прохлады с улицы. Древние, ещё советские люминесцентные лампы, висящие под потолком весь учебный год, тихо-мирно покачивались, и никто не обращал на них внимание. Только центральная периодически капризничала, то мигая, а то и вовсе не загораясь. Особо сильный порыв ветра швырнул тяжёлый светильник в сторону, сорвав его с крепления. Лампа, освобождённая с одного конца, с радостным скрипом ухнула вниз, секунда, – НННА! – и вот уже второе крепление не выдерживает силы инерции, но здоровенный плафон летит не в Наташину голову по первоначальной своей траектории, а в дальнюю стену, с грохотом врезаясь в неё и взрываясь тысячью осколков пыльного стекла.
Заметив крен лампы, Алексей даже думать не стал: бежать, огибая парты, было бестолку, кричать – тем более. Только и мелькнула мысль: «Хорошо хоть пиджак снял! Хотел, твою мышь, кирпичик последний положить? На, тебе кирпичик, блин…»