Последняя черта

— Я бы не убивал его, когда расколется, — предложил Ворон. — Если тебе не жалко цепь, то пусть сгниёт тут.

— Посмотрим по обстоятельствам. — Доктор раскладывал под светом фар приблуду: несколько склянок с неясными жидкостями, подписанных кривым почерком, разворачивал чехол с инструментами. Одну тряпку, довольно грязную, смочил, вначале помахал перед носом парня, сам задержав дыхание, а потом сунул поглубже в глотку.

— Я вытащу её только тогда, когда ты будешь готов говорить, — в голосе звучали все ледяные ветра далёкой Британии, — Прежде — нет. Ты меня понял? Хочешь рассказать сейчас?

Ноль реакции. Док вздохнул — как-то слишком тяжело, спрятал раскрывшуюся надежду на такой исход глубоко внутри, взял в руки скальпель, опустившись на колени.

Начал с кожи. Ворон превратился в ассистента. Пернатому была вручена небольшая газовая горелка, плоская железная пластина.

— Кончик всегда держи горячим, — только приказал Доктор и перестал его отражать до первой просьбы.

Не обращая внимания на вопли, что хорошо так глушила тряпка, разрезал треугольником кожу на груди, поддевал щипцами и отрывал. Потом сразу требовательно тянул руку — прижигал, с силой надавливая на оголённое мясо. Ногти — это слишком просто в его случае, решил Доктор. Нет, этот урод будет чувствовать всё — даже больше, чем всё. В прошлый раз ему не дали оторваться за синяки Касты, разбитый Лёхин нос, зато сейчас он сполна спросит за все следы на теле цветка, взращённого кровью.

Изредка Доктор прерывался, отходил курить — на метр, не дальше, рассматривал ночной лес, слушал его прекрасные звуки, поднимал голову и выдыхал. Возвращался к Денису — тот упорно молчал. Видимо, до сих пор боялся кого-то больше, чем Доктора. Он к этому привык — иногда приходилось попотеть, чтобы вытянуть из человека что-то кроме визгов и воплей.

Когда на груди почти не осталось кожи и вся она представляла из себя сплошь оголённое мясо — Док в какой-то степени даже отметил, что Дениска не такое ссыкло, как он думал о нём все это время. Была вероятность, что подопытный под воздействием наркотиков — нацисты любили баловаться с этим делом, "стимулируя" своих подопечных, но при таком раскладе действие скоро закончится.

Перешёл на лицо. Там уже не церемонился. Разобрался с мешающимся покрытием на одной щеке — спросил, выругался, сунул Денису под нос очередную тряпку с жидкостью, для остроты ощущений полив остатками склянки грудь. Парень пробудился, ответил ему затуманенным взглядом и мотнул головой. Доктор продолжил.

Пожалуй, самое интересное в человеке — это нервы и реакция на обращения с ними. Оголив лицевой, вытащил крючковатый пинцет и легко поддел его. Денис дёрнулся, закашлялся, подавился в эту самую тряпку. Доктор опять выждал, просто смотрел на него, а взгляд у Дэна был блуждающим, плохо осознающим действительность и Докторе решил рискнуть.

— Что ты хочешь мне сказать? — ровно спросил он, когда вытащил кляп. Денис сблевал тут же — Док только успел отшатнутся, что бы на него не попало.

— Всё, — просипел нацист, жадно хватая ртом воздух, — Всё...

— Где вы держали её?

Денис назвал адрес — одна из точек общих сборов в отдалённом районе Питера. Даже не окраина, а еще дальше. Там жило мясо, которые впоследствии должно было стать полноценным членами "банды" — на этом слове, прозвучавшем у него в голове, Доктор почти скривился.

— Пароль мобильника?

— Пять... Шесть... Десять...

— Ворон, пробуй. Там все номера?

— Д-да...

Пернатый вернулся, кивнул ему и Доктор продолжил.

— Почему ты пришел с ней?

— П-просс-сил-ли... Косяк...

"Видимо, наплели, что там не мы, а её бабушка, — решил про себя он, — И решили избавиться. Знали ведь, что из подъезда сам он уже не выйдет. Только не учли, что мы больше, чем просто обиженная на правительство молодежь..."

— Что-нибудь ещё по своей воле?

— Я... — Денис терялся в пространстве, — Я не знаю...

Доктор задумался, посмотрел на Ворона.

— Нам нужно что-нибудь ещё?

Разумеется, рыжий палач и не собирался отпускать своего подопечного, но прежде чем перейти дальше и получить очередное удовлетворение чужой болью нужно было убедиться, что от Дениса больше ничего не требуется.

— Непосредственное начальство. Имена, фамилии, как записаны, — добавил к уже спрошенному Ворон, которому не хотелось тыкаться в каждый контакт самостоятельно. — И всё, что знает о ближайших планах. Этого хватит.

В одном только Ворон себя переоценил. Каждый раз, когда железо касалось Дениса, раздавалось шипение и тянуло запахом жареного — пернатый вздрагивал. Непроизвольно, не в силах себя сдержать, хотя ужасно хотелось. Даже под холодными белыми хлопьями становилось душно от незабытой ещё боли. И бледнел, под стать снегу, молча, потому что просить Дока выбирать другие методы надо было раньше. Сам виноват. Перебьётся.

— Ты думаешь — он сейчас расскажет? — Доктор поднялся, отметив для себя очередной перекур, — Хотя... Расскажет.

И кивнул себе, с чем-то соглашаясь. Ему хотелось сделать с подонком что-нибудь еще. Так, что бы не убить, но что бы он даже перестал боятся смерти и только молился в безропотном ожидании. Денис еще не стонал с просьбой к ней, хотя был в сознании. Может еще надеялся, что его отпустят — рассказал ведь. Но Доктор готов был опустить его только во власть снега и одиночества.

Бессвязным бормотанием, но Дэн рассказал. Спотыкался о слова, проваливался в небытие, выныривал с помощью уже третьей колбочки — Доктор переживал, что взял слишком мало, — и силился говорить. Кашлял, просил воды, дёргался от молча поднятого скальпеля и говорил уже по делу.

Про планы много не рассказал. Денис был далеко от вершины и много не знал — только обрывки приказов. Хотели посадить Алису, чтобы откреститься от дела, но не вышло. Убийцам Дикого, что порадовало отдельно, прилетело от своего начальство за неосторожность. Дикого вообще не должны были убивать, только припугнуть, но перестарались. Доктор скрипнул зубами, глуша злость. Что делать дальше — Дениска не знал. Ему вообще в последние дни ничего не сообщали, даже почти не говорили и единственным порученным делом оказалось довести до квартиры Таши. Из рук в руки, так сказать, прикинуться случайным прохожим, который увидел испуганную девочку на улице и решил проявить заботу. В общем-то Док оказался прав — от Дениса просто хотели избавиться.

— Это всё?

Парень кивнул, бессильно роняя голову на грудь. Доктор вздохнул.

— Я знаю, что иногда мужчинами не приятно смотреть, поэтому если хочешь — иди в машину. Больше ты тут не нужен.

Рыжий палач развернулся к разложенной тряпке, достал что-то среднее между кухонным и мясницким ножом, только меньшего размера. Задумавшись, повертел головой, подтащил толстую ветку, лежащую рядом, уложил ее Денису между ног.

— Надеюсь, ты запомнишь на следующую жизнь, что насиловать девушек — это плохо. — Ухватив скрюченный, но даже в таком виде весьма длинный член кончиками пальцев, он устроил его на ветке поудобнее и отрубил самый кончик. Денис заорал, но Док даже не потрудился заткнуть его. — Что нацизм — это отвратительно. — Теперь медленно уже отрезал следующий. Белый снег под палкой окрашивался хлынувшей кровью. — Что "нет" — это, блять, "нет". —  Рубящим движением зацепил часть бедра, оставив глубокую полосу. — Что ничего не остаётся безнаказанным. — Для яиц хотел достать специальную приблуду, но передумал — всё равно перчатки уже в дерьмо и сжал так. — И что если я тебе говорю — я найду тебя Там, то верно моё слово.

Затем аккуратно, нарочито медленно, опять скальпелем, срезал остатки полового органа под корень. Не поленился, собрал все свои труды, затолкал в многострадальный рот нациста и выпрямился, сплюнув. Денис уже не орал — слабо дышал, отключившись под самый конец.

Ворон всё равно стоял и смотрел, уже не без удовольствия, соглашаясь с каждым словом Дока. Чувствовал, что потихоньку отпускает. Месть за Призрака грела ласково, хотя и была блюдом, по классике, холодным. Не им приготовленным, но от этого не менее полезным — для душевного равновесия, конечно.